Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Фрэнк устало двинулся вверх по ветхой, тускло освещенной лестнице к себе в комнату. Его поглотили знакомые запахи: влажного ковра, нагретого радиаторами, масла для жарки и переполненного мусорного ведра.
Когда он поднялся на второй этаж, возле комнаты его ждал Грэнби.
Фрэнк подпрыгнул от неожиданности.
– Твою ж мать.
Испуг сменился отвращением. Грэнби знал, в какое время он приходит с работы, тайком изучил его перемещения, наблюдая за ним изнутри здания. Когда кто-нибудь из арендаторов выходил, Фрэнк всегда слышал, как на четвертом этаже щелкает дверь Грэнби. Словно паук за чердачным люком, хозяин, казалось, только и делал, что подсматривал за своими пленниками. Фрэнк никогда не слышал, чтобы из его мансардной квартиры доносилось бормотание телевизора или музыка. Никогда не видел, чтобы тот готовил себе еду на убогой кухне или вообще покидал здание. Хозяин был таким тощим, что, казалось, не ел вовсе.
– Верно, дружище, – раздался из мрака шепот. Костлявое лицо, водянистые глаза и кривые зубы были едва различимы. Грэнби шмыгнул носом – он всегда громко шмыгал одной ноздрей. Фрэнк знал, что будет дальше. – Нужно поговорить с тобой насчет арендной платы, дружище.
Все разговоры Грэнби сводились к лицемерным «светским» беседам и попыткам выцарапать деньги у едва сводивших концы с концами жильцов.
Фрэнк уже задумывался, не является ли «Ангел» заброшенным зданием, в котором коммунальщики просто забыли отключить электричество и воду? Может, этот Грэнби самовольно завладел верхними помещениями? Все это очень смахивало на мошенничество, и подозрения лишь подкрепляли сомнение в том, что Грэнби имеет право взимать арендную плату за такие убогие комнаты. Однажды он попытался завязать с ним разговор, но эта хитрая тварь не стала раскрывать каких-либо деталей про себя или про здание, лишь заявила, что «Ангел» уже многие годы находится во владении его семьи.
После всех удержаний из зарплаты Фрэнк приносил домой девятьсот фунтов ежемесячно. Почти половина суммы уходила Грэнби. На еду шло две сотни, и одна – на задолженность по кредитной карте. Сотня оставалась на транспорт. С оставшейся Фрэнк старался по максимуму откладывать на залог за будущую комнату, которая, как он надеялся, будет менее жалкой, чем та, в которой он жил.
Банкоматы сообщали, что ему удалось сэкономить триста фунтов, но выписки со счета Фрэнк не видел уже четыре месяца. Он подозревал, что Грэнби вскрывает почту, чтобы узнать о его финансовом положении. А значит, он знает, что Фрэнк лжет насчет своих сбережений. Наверняка хозяин в курсе про сотню, которую он откладывает каждый месяц, и хочет заграбастать ее себе.
Маленькая фигурка встала перед его дверью, пока Фрэнк вытаскивал ключи из кармана куртки.
– Сейчас всем тяжело, дружище. Не только тебе. Но удача приходит. Ко всем.
Приставания этого проныры были предсказуемы.
Фрэнк понятия не имел, сколько Грэнби лет. Может, тридцать, а может и шестьдесят. Движения у него были проворными, голос – нестарым, а вот лицо выглядело изможденным. Эти глаза многое повидали. Обычно они были тусклыми и загорались лишь в момент обсуждения денег. Деньги были его единственной целью. Хотя в тех же коварстве и корысти можно обвинить большую часть города.
Но самым замечательным или запоминающимся было то, что в лице Грэнби чувствовалось нечто, напоминавшее Фрэнку рабочих былых времен. Тех, что ухмылялись с черно-белых фотографий времен Второй мировой войны. Лицо хозяина было абсолютно несовременным. Но совершенно неуместный белый спортивный костюм и кудрявые волосы придавали ему нелепый вид. Он походил на человека из сороковых годов, нарядившегося в человека из восьмидесятых.
– Верно?
Раздражение Фрэнка спало, когда он заметил, как напряглись жилистые руки Грэнби и как сузились его глаза. От злости тот бледнел так, что страшно было смотреть. Стоило ему воспротивиться, как все быстро выходило из-под контроля. Когда выпрашивание денег не приносило результата, казалось, было недалеко и до физического конфликта. Фрэнк подозревал, что в этом человеке живет склонность к насилию. Грэнби давал почувствовать, что все поставлено на карту, что Фрэнку кранты, если он станет возражать.
В любом случае Фрэнк собирался покинуть «Ангел» недели через четыре. Вот только четыре недели в одном доме с человеком, постоянно вымогающим деньги и намекающим на некие ужасные последствия в случае отказа, казались вечностью. Поэтому в этот раз присущая Фрэнку осторожность при общении с нестабильными людьми отошла на задний план.
– Мы уже это проходили, Грэнби. Ду́ша нет. Ванная одна. Я моюсь в раковине.
Хозяин не любил, когда арендаторы указывали ему на недостатки «Ангела».
– Всем приходится мириться с этим, дружище. Такова жизнь. А ты что, хотел жить в элитном отеле за сотку в неделю? Да ты смеешься, дружище.
– Какими улучшениями обусловлено очередное повышение арендной платы?
Грэнби был также твердо уверен, что если диалог долгое время остается односторонним, арендатор примет его точку зрения. Его голос стал громче, заглушив Фрэнка. Он начал подпрыгивать на каблуках, как проволочная марионетка или нечто худшее. Как боксер легчайшего веса.
– Мне нужно заботиться о семье. Моя семья – самая важная для меня вещь в этом мире. Вот что я тебе скажу, дружище. Если наше личное материальное положение окажется под угрозой, я не знаю, что сделаю. На что окажусь способен.
Фрэнк никогда не видел никаких доказательств существования этой «семьи». Находящаяся в тяжелом положении «семья» использовалась в качестве душещипательной истории уже на второй месяц аренды, когда Грэнби впервые, со слезами на глазах, попросил у него больше денег. Фрэнк успел насладиться лишь одним месяцем без вымогательств, пока обустраивался. Это тоже походило на хорошо отрепетированную тактику.
– Какая, к черту, семья?
Кулаки Грэнби сжались. Фрэнк почувствовал, что они обрушатся на его лицо, словно деревянные молотки. Он понизил голос, но жесткость в тоне сохранил.
– В этом здании живут четыре арендатора. Все платят вам четыре сотни фунтов в месяц. За что? Половина светильников не работает. Мебель либо полностью сломана, либо плохо пригодна к использованию. Почта до меня не доходит. Или доходит? Вы имеете почти две тысячи в месяц. За что?
– Что значит – две тысячи в месяц? Это вообще
