Египтянин - Лейтон Грин
Он не сказал Виктору, что в их последнюю встречу Вероника снова задала свой вопрос и получила честный ответ. Грей признался: хоть у него и есть к ней чувства, часть его сердца принадлежит другой, пусть и вопреки желанию. Он попросил время на то, чтобы разобраться в себе, но Вероника отказалась с ним встречаться.
– Да, есть тут определенное очарование старины, – согласился Виктор. – Так и думал, что ты оценишь.
– Это точно, мне нравятся такие заведения.
– А что Джакс? Слышал о нем что-нибудь?
– После Каира – нет, – признал Грей. – Он исчез минут через десять после тебя. Зато у меня есть новости о Стефане.
– Да ну?
– Я позвонил в компанию, где он работал, чтобы сообщить о его смерти. Там мне сказали, что прекратили финансирование «Группы Лазаря» несколько месяцев назад и что Стефан не связывался с ними из Нью-Йорка. Да и сына у него нет.
Губы Виктора превратились в тонкую линию, но затем черты профессора смягчились.
– Пока мы ехали через пустыню, Стефан говорил о тебе. Он по-настоящему хорошо к тебе относился. И, думаю, хотел твоего одобрения.
– Как и многие социопаты. Он подверг наши жизни опасности. Он использовал нас, Виктор. Использовал меня.
Радек не ответил.
– Он ничем не отличался от последователей Аль-Мири, – продолжал Грей. – Как нормальные люди могут оказаться в подобной секте? Культ джуджу мне хотя бы понятен: это производная от древней религии, у него есть история. Но бредни Аль-Мири – полная… дичь.
– В секты, как правило, попадают самые уязвимые. Те, кому мир кажется угрожающим местом. Аль-Мири вербовал изуродованных, увечных, потерянных. Возможно, он рассчитывал исцелить их и давал бедолагам надежду.
– А как же ученые, которые на него работали?
– Какой исследователь откажется изучать эликсир жизни? Ты же видел, как реагировал на подобную возможность Стефан. В секту вечной жизни вербовать не надо: каждый, кто боится смерти, уже ее потенциальный адепт. Если сектанты верят, что у Аль-Мири есть ключ, пусть даже потенциальный, к бессмертию, то почему тебя удивляет природа этой организации?
– А насилие? – буркнул Грей. – Этого я не понимаю. Что превращает нормальных людей в убийц? Ладно, Номти, может, и не назовешь нормальным, но остальные-то?
Виктор пожал плечами.
– На языке культа это попросту двойные стандарты: один и тот же поступок, к примеру лишение человека жизни, в большинстве ситуаций считается отвратительным, но при определенных обстоятельствах сектанты сочтут его вполне приемлемым. Возможно, последователи Аль-Мири считали, что их лидер даст вечную жизнь всему человечеству, и потому их сознание оправдывало гибель нескольких отдельных особей. Или тут налицо эгоизм чистой воды. Их образ мыслей свидетельствует о том, что они замкнулись в системе верований – неважно, религиозных или националистических по своей природе, – и убеждены в собственной правоте, поскольку выполняют патриотический долг или следуют догматам своей религии. Редкий человек способен выйти за пределы привычной системы верований и сделать осознанный выбор.
Они молча пили некоторое время, пока Виктор не спросил:
– Врачи говорили что-нибудь насчет выздоровления Вероники?
– Они хотели знать, о каком огнестрельном ранении речь. И еще обнаружили у нее в крови чрезвычайно высокий уровень антиоксидантов.
Виктор поднял брови.
– Что, по-твоему, было в той пещере? – поинтересовался Грей.
– Думаю, там и впрямь находилось нечто поразительное. Но неизвестно, создала его компания Аль-Мири или это природная аномалия, а то и вовсе отголоски древнего мифа… Полагаю, нам никогда не узнать правды, если только Аль-Мири не решится однажды на публикацию. Я собираюсь за ним послеживать.
– Думаешь, он действительно нашел эликсир вечной жизни?
– В этом-то, Грей, и заключается красота мифа, черт его дери. Никогда точно не знаешь, где он вливается в реальность. Интерпретировать приходится самому.
– А ты хотел бы ее получить? Вечную жизнь.
– Любая вечность – это проклятие.
– В последние недели я довольно часто думал об этом, – признался Грей. – Вероника и Стефан без конца говорили о важности биологической науки, о жестокости матери-природы и пустоте Вселенной. – Он сделал глоток. – Но ведь существуют и… думаю, это можно назвать душевными порывами. Внутри у каждого живет нечто, выходящее за рамки биологии, и оно жаждет большего. Не знаю, что оно собой представляет и чего именно хочет, но вряд ли смысл тут в искусственном продлении существования. Скорее, в чем-то совершенно ином, мне так кажется.
– Ты и впрямь углубился в тему, – усмехнулся его собеседник.
– Я считаю, именно смерть и делает нас людьми: она – часть человеческой сущности и придает вес нашим поступкам. Обозначает границу. А что там будет за ней – не нашего ума дело. Мне претили решения Стефана, хоть я и пытался оправдать его действия.
– И к какому же выводу ты пришел в результате? – поинтересовался Виктор.
– Думаю, Димитров упустил самую суть.
Грей погрузился в свои мысли. Перед мысленным взором возникали картины детства, отцовские побои, трагическая смерть матери, социальная изоляция, которую так и не удалось окончательно преодолеть. Потом он перенесся вперед во времени к пестрой палитре своих скитаний по миру, насилию, войне, бедности и тем ужасным вещам, которые творят друг с другом люди. Которые он творил и сам, оправдывая себя в силу собственных убеждений. Доминик видел прекрасные блестящие глаза Ньи; видел неописуемые ужасы, которые происходили в Большом Зимбабве; видел тяжелый и невнятный конец их с Ньей отношений. Рядом реяли образы Джакса и Стефана, точно птицы неопределенной расцветки, а потом мысли затрепетали и устремились к Веронике, к ее жизнелюбивому духу и острому уму, к тому, как она подтрунивала над его мрачностью.
«В этом, – думал он, – и есть все мы: святые и про́клятые, изуродованные в результате генетической мутации и безупречные, сверкающие звезды общества и всеми забытые изгои, короста на поверхности мира, обреченные и бесчисленные. У нас есть невыразимый дар жизни, и мы никогда его не поймем. Но пока мы здесь и живы, мы вечны каждую минуту каждого дня».
Эпилог
Джакс смотрел, как неровное полотно пустыни проносится мимо колонны джипов, которые все глубже вторгались в здешние дикие края. Всего несколько минут назад оазис Сива остался позади, но уголки губ Джакса уже удовлетворенно приподнялись.
Он потянулся к затылку, где под волосами скрывался крохотный шрам, оставшийся после удаления передатчика.
Пришло время завершить кое-какие дела.
С момента его возвращения в Каир пролетел месяц. Этого времени хватило, чтобы собрать достойную команду. Аль-Мири наверняка ослабил оборону, хотя Джакса не слишком беспокоила защита лаборатории: горстка ученых и несколько тупых уродов-охранников – ничто против двенадцати отлично подготовленных наемников, вооруженных лучшим оружием, какое только можно купить за черный нал.
Даже и говорить не о чем.
