Юлия Латынина - Промзона
Изломанный самолет промчался по полю около ста метров и нырнул носом в глубокую канаву, змеившуюся вдоль служебной бетонки. Правая стойка шасси с грохотом отломилась, самолет грянулся крылом о бетонку, проскользил еще метр и замер, запутавшись в бетонных плитах и собственных металлических внутренностях.
За ним медленно, как гигантский гриб-дождевик, опадал желтый тормозной парашют.
Машины Черяги домчались до места катастрофы спустя пять минут после приземления. Кирилл и по-жарка успели раньше.
Когда Черяга выскочил из машины, он увидел, что пилот лежит на снегу возле искалеченной машины. Скорее всего, он сам выбрался из кабины. Около него, на коленях, стоял Кирилл и пытался делать ему искусственное дыхание. «Жив, черт возьми! Жив», — изумленно промелькнуло у Черяги. Он не знал, радоваться или огорчаться.
Кирилл выпрямился на мгновение, и Черяга увидел над летным комбинезоном лицо Степана. Оно было все залито кровью. Глаза вылезли из орбит. Потом веки Степана дернулись, губы шевельнулись.
— Са… — сказал Степан, глядя на Дениса, — сам… Глаза его закрылись.
Черяга взял пилота за запястье, пытаясь нащупать пульс. Он не нащупал не только пульс. Он не нащупал костей.
— Бесполезно, — сказал кто-то над ухом. — У них вертикальная скорость составляла не меньше десяти метров в секунду Техника может выдержать, а человек — нет.
Кирилл не слышал этих слов. Он сидел над пилотом и пытался делать ему искусственное дыхание.
— Все прочь от машины, — орал какой-то пожарный, — все прочь!
Из «скорой помощи» вылез врач и тоже попытался нащупать пульс.
— Перестань, парень, — сказал врач, — он уже мертв.
Кирилл продолжал делать искусственное дыхание. Его люди и охрана Черяги стояли вокруг. Никому не хотелось отрывать Кирилла от трупа. Слишком был высок риск получить пулю в башку.
— Слышишь,ему ничем не поможешь, — повторил врач.
* * *Кирилл поднял голову. В свете фар и всполохов «синеглазок» его зрачки страшно сверкали. Он посмотрел сначала на врача, потом на Дениса.
— А ты что тут делаешь? — сказал он Черяге. Черяга продолжал стоять неподвижно. Кирилл внезапно выхватил пистолет. Все окружающие попятились.
— Радуешься?! — заорал Кирилл. Омоновцы Черяги вскинули автоматы. Черяга сделал предупреждающий жест — «не стрелять».
— Ты его убил! — снова закричал Кирилл. Сухо щелкнул взведенный курок.
Стволов, направленных на него, Кирилл, казалось, не замечал. Он вообще ничего не видел, кроме неподвижного и окровавленного тела в снегу.
— Тише, тише, — сказал Черяга, — я уеду. Мы поговорим, когда ты придешь в себя.
Кирилл выронил пистолет, упал в снег и заплакал. Денис перевел взгляд на самолет. Под искалеченной машиной медленно собиралась лужа. Сначала Денис подумал, что это растаявший снег, но порыв ветра донес от лужи резкий запах керосина.
Миг— 1-48 разбился оттого, что в баках его не было горючего. А в самом самолете горючее, получается, было?
Черловские СМИ Напечатали известие об аресте Олега Самарина в тот же день, что и известие о катастрофе МиГ-1-48 «Сапсан». Областной прокурор отнекивался, а потом созвал пресс-конференцию и заявил, что считает раскрытым покушение на Михаила Мансурова, а также убийство Алексея Исханова и Афанасия Горного.
Пресс-конференция еще не закончилась, когда в московском кабинете Дениса Черяги, генерального директора ФГУП «Южсибпром», раздался звонок. Звонил следователь Шевчук: он любезно осведомился у Дениса Федоровича, когда тот планирует быть в Черловске, и пригласил его на допрос завтра в пятнадцать ноль-ноль.
Денис позвонил Ревко: сотовый у полпреда был выключен. Секретарша сказала, что непременно доложит и перезвонит.
Затем Денис набрал швейцарский телефон Извольского.
— Слава? — сказал он, — Самарин арестован в Черловске, и тамошние менты повесили на него все убийства, которые были вокруг, ГОКа. Он утверждает, что заказчиком был я. Тебе не стоит прилетать в Россию. Особенно сразу после гибели Бельского.
На следующий день после катастрофы в Кубинке, в пять часов вечера Кирилл приехал в контору Цоя. Цой разговаривал по телефону, и его коротко стриженые волосы сверкали серебряным нимбом на фоне бронированного стеклопакета.
При виде Кирилла Цой бросил трубку и встал из-за стола. На нем была щегольская белая рубашка и брюки от Армани. Это была та же самая одежда, в которой Цой приехал вчера ночью на аэродром. Видимо, он не спал и не переодевался.
— Похороны завтра, — сказал Кирилл. — Там под Кубинкой есть кладбище, где хоронят летчиков-испытателей. Он давно сказал, если что, хоронить его там.
— Это был несчастный случай? — спросил Цой.
Кирилл промолчал. Потом ответил:
— Он до последней минуты старался спасти машину.
— И мог катапультироваться?
Кирилл кивнул.
— Он мог катапультироваться. Он полагал, что если машина разобьется, то на программе «МиГ-Еврофайтер» будет поставлен жирный крест.
Цой потер лоб рукой.
— Черт знает что, — тихо сказал Цой. — Ну сколько эта его фанерка стоила? Десять миллионов? Двадцать? И из-за этой…
Кирилл вскинул глаза.
— И еще одно, — сказал Кирилл.
— Ну?
— Есть предварительные результаты расследования катастрофы. Степану не хватило горючего, а горючего не хватило потому, что в одном из трубопроводов низкого давления была течь. Летчики говорят, что это действительно очень сложно заметить при дальнем перелете. Когда Степан обратил внимание на топливомер, до Кубинки оставалось двести километров, и фактически это был ближайший аэродром. Когда самолет разбился, из него вытекло три тонны керосина. Прямо из брюха. Чудо, что он не взорвался.
— А как получилась течь?
— На топливопровод сначала поставили датчик, измерять давление. Под датчик сделали отводку Потом решили, что датчик там не нужен. Но так как машина была опытная, трубу не спрямили, а просто поставили на отводке заглушку. Она могла разболтаться от вибрации, дать течь и в конце концов соскочить.
— Она сама разболталась или ей помогли?
— Это невозможно доказать или проверить. Это же даже не серийный образец. Самолет существовал в единственном экземпляре. Но есть еще одна вещь.
Когда летчик катапультируется, то в действие приходят ручные и ножные захваты.
Они защищают от набегающего потока. Эти захваты приводятся в действие такими тросиками, которые огибают борт, приборную доску и потом идут к захватам. Чтобы они не болтались, их привязывают к борту и приборной доске нитками.
— Чем?
— Нитками, обыкновенными, очень тоненькими. Они каждый день рвутся, когда летчик вылазит из кабины, их заново приходится перевязывать. И вот эти тросики на МиГе были привязаны стальной леской.
— Еще раз?
— Эти тросики были привязаны стальной леской, — повторил Кирилл. — И это еще не все. Приборная доска, к которой они были привязаны, крепится на четырех болтах. Они должны завинчиваться очень прочно. Вот все эти болты были только наживлены.
Цой уже все понял, но сказал сердито:
— Ты мне можешь объяснить человеческим языком?
— Если бы Степан попробовал катапультироваться, леска сорвала бы приборную доску, и та бы ударила Степана по ногам или животу. Он умер бы еще в воздухе.
— И было б непонятно, почему? — уточнил Цой.
— Да, если бы он катапультировался, это бы выглядело как несчастный случай. Но он не покинул машину, и инженеры нашли все: и стальную леску, и наживленные болты.
— Сколько времени это занимает, — спросил Цой, — раскрутить болты, привязать леску, и испортить топливную систему?
— Самолет готовили полтора часа. Опытный техник мог управиться за пять минут. Кстати, сегодня один из техников не пришел на работу. Его зовут Мальцев. Он работал на заводе около пятнадцати лет.
Цой помолчал.
— Это все? — спросил он.
— В момент соприкосновения машины с землей вертикальная скорость составляла двенадцать метров в секунду. Это гарантированная смерть. Штурман погиб мгновенно. Медики говорят, что Степан управлял самолетом уже после посадки. Он даже выпустил парашют, и не сразу, а только когда скорость машины упала до двухсот восьмидесяти метров. Как раз перед тем, как самолет нырнул в канаву.
— Спасибо, — сказал Цой.
* * *Есть кладбище, где хоронят погибших летчиков-испытателей. Именно там похоронили Степана, чтобы не перекрывать движение в Москве и не мозолить глаза властям.
На похоронах не было ни главкома ВВС, ни министра обороны, ни большинства авиационных генералов. Что же до конструкторов и летчиков, то пришли почти все, в том числе и самые ярые конкуренты МиГа. Еще пришли два милицейских генерала, которым сразу по возвращении с похорон велели написать заявления о выходе на пенсию.
