Юлия Латынина - Промзона
Охранник захлопнул дверцу автомобиля, и тот медленно тронулся вдоль занесенной снегом клумбы. Денис обернулся. Неясный силуэт Майи вырисовывался на фоне светящихся дверей из пуленепробиваемого стекла, и только тут Денис обратил внимание, что на Майе свободное платье, скрывающее талию.
* * *Спустя десять минут машины Дениса промчались по спящей Успенке и выскочили на Можайское шоссе.
Денис пытался поспать перед встречей, но так и не смог — уж больно поганые мысли лезли в голову.
Конечно, предложение ехать в Кубинку, в час ночи, по безлюдному шоссе, да еще исходящее от Степана Бельского, отдавало близкой мертвечиной. Степан был разумный человек: но какой разумный человек не потеряет голову от того, что делают с его заводом?
Извольский уж на что цивилизованный олигарх, — и тот отдал Черяге не подлежащий двусмысленному толкованию приказ, а ведь Извольский не имел профессионального обыкновения разрешать конфликты снайперским выстрелом, и у Извольского отбирали не небо — мечту всей его жизни, а одного из поставщиков АМК…
«Мерс» Черяги мягко затормозил.
— Ждут, Денис Федорович, — сказал водитель. На обочине шоссе, под столбиком с цифрой «72», скучали черный «мерс» и «лендкрузер». Ни однцго человека снаружи не было. 443 Вслед за машиной Черяги тут же затормозил джип сопровождения, и из него мгновенно высыпали омоновцы с автоматами.
Двери «мерса» и «лендкрузера» отворились почти одновременно. Из «крузера» выскочили ребята в черных кожаных куртках, из «мерса» вышел Кирилл.
Тут уж вылез и Черяга.
— А где Степан? — спросил Черяга.
— Езжай за нами, — ответил Кирилл. Машины Бельского тронулись и вскоре, набрав скорость, свернули с Можайки. Дорога была узкой и заснеженной, ветви деревьев, груженые свежим снегом, едва не касались крыш автомобилей. Потом сосны пропали, мимо пошла стена военного городка, полуобвалившаяся и исчерченная надписями, со спиралью Бруно поверх.
Черяга ничего не понимал. Это были машины, на которых всегда ездил Степан — но без Степана. Значит, его нет в Москве? Значит, они едут его встречать?
И он прилетит в Кубинку?
Черт возьми, но это военный аэродром! И прилететь туда Степан может только на одном — на военной машине, а военная машина может лететь только из одного места — из Черловска! Чего он надеется достичь этим представлением?
Отменить вчерашний контракт? Но контракт не отменить, даже если Степан на подлете выпустит по машине Черяги все ракеты, которые можно подвесить под брюхом «сапсана»! Это-то Степан должен понимать, конвейер не остановишь, — если Бельский возьмется за оружие, любой выстрел, который будет направлен в Черягу ли, в Извольского, разнесет на куски программу «МиГ-Еврофайтер»!
Бельский сам себе подставил подножку — он залез в такую ситуацию, где стрелять — значило обречь себя на поражение, а других аргументов, кроме стрельбы, Степан Бельский, по сути, не знал.
КПП при аэродроме был тих и пустынен. Солдатик в теплой шинели долго объяснялся с Кириллом и водителем Черяги, потом, боязливо косясь, пропустил вереницу машин.
«Мерс» Черяги покатился по рулежке. Слева стояли засыпанные снегом МиГи, как памятники великому СССР. Справа и вдаль уходила окаймленная синими огнями посадочная полоса, и вдоль нее неторопливо катилась снегоуборочная машина.
Машина Кирилла остановилась возле двухэтажного засыпанного снегом домика со стеклянной крышей. Недалеко от домика, на занесенных рулежках, стояли несколько истребителей. Почти со всех облезла краска, а у одной из «сушек» вместо кабина вместо стеклянного фонаря была забита фанерой. Видимо, это были списанные машины.
Денис и Кирилл обтрясли снег о ступени и вошли внутрь. Первый этаж был гулок и пустынен. Когда Кирилл нащупал выключатель, загорелось не больше трети ламп. Перед ними был длинный коридор, с непременной доской почета на стене, и дерматиновыми дверями кабинетов. Чуть подальше болталась полураспахнутая дверь сортира, и из нее несло дерьмом и хлоркой.
Кирилл пинком распахнул одну из дверей и зашел вместе с Денисом внутрь.
Это оказался большой и полутемный кабинет, со множеством деревянных столов и поскрипывающим полом.
Около левого окна стояла небольшая деревянная доска, и на ней мелом было накорябано аэродинамическое уравнение и слово из трех букв.
Денис сел за стол поближе к выходу, и Кирилл тоже сел за стол, подальше от Дениса. Охранники обоих разбрелись по кабинету. Несмотря на холод, Денис легко учуял запах пота, исходящий от десятка здоровых немытых тел. За последние три года, в дорогих ресторанах и в офисах с кондиционерами, он почти отвык от этого запаха. Милиционеры из отдела вневедомственной охраны и бандиты с интересом поглядывали друг на друга.
Один из охранников встал, брякнув автоматом, взял тряпку и зачем-то стер слово из трех букв.
Потом у Кирилла зазвонил телефон: он ответил, вскинул глаза на Черягу и вышел в коридор. Денис, подумав, вышел за ним.
Дверь в конце полутемного коридора была раскрыта и вела на второй этаж.
Денис пошел вслед за Кириллом и оказался в диспетчерской. В диспетчерской мягко светился новенький компьютер, да по экрану старого радара бежал зеленый луч.
— Должен скоро подлететь, — сказал Кирилл. Передернулся и спросил у диспетчера:
— Полоса мокрая?
— Мокрая. И погода плохая, — ответил диспетчер. — Другие аэродромы уже закрыты. В луче вспыхнула яркая точка.
— Семьсот пятый, вас вижу, — сказал диспетчер.
— Вас понял. Какая погода? — раздался из динамиков голос Бельского.
— Погода сложная. Нижний край семьдесят метров, видимость один километр, полоса скользкая, схема захода в особых условиях.
— У меня проблемы. Топливо не соответствует расчетному остатку. Мне нужна посадка с ходу.
— Семьсот пятый, садись на запасной.
— Там вообще погоды нет. Буду садиться в Кубинке.
— Семьсот пятый, я могу тебя сажать только по схеме.
— Я зайду по своим данным.
— Семьсот пятый, ты справа глиссады двести метров, дальность сто.
— Понял, — донеслось из динамиков. Диспетчер снял трубку внутренней связи.
— Михал Петрович, — сказал он, — на подходе семьсот пятый борт. У него проблема с топливом. Хочет посадку с ходу.
Денис подошел к окну. Трехкилометровая посадочная полоса тонула в вязкой ночной мгле. Края ее не было видно вообще. Денис обернулся и увидел, что Кирилл смотрит на него пристальными лягушачьими глазами.
Дверь диспетчерской распахнулась, в нее быстро вошел, вызевывая остатки сна, толстый усатый полковник, видимо, руководитель полетов, и с ним двое штатских.
— Это какой семьсот пятый? — недовольно спросил полковник.
— «Сапсан», — ответили ему.
— Е! А кто пилот?
— Бельский.
— Семьсот пятый, — заговорил диспетчер, — ты справа глиссады восемьдесят метров, выше четыре километра, ты выше глиссады, семьсот пятый.
— Я знаю.
— Какой у тебя остаток топлива?
— Двести килограмм.
Диспетчерская заполнялась народом, как надувной шарик воздухом. Было даже удивительно, откуда нашлось столько человек на ночном безлюдном аэродроме.
— Семьсот пятый, — снова сказал диспетчер, — ты справа глиссады тридцать метров, выше четыре километра, как понял? Ты выше четыре километра.
— Понял.
— Почему он не снижается? — спросил Денис.
— Топливо бережет, — ответил один из присутствующих, видимо пилот. У этой машины аварийный остаток полторы тонны.
— Сколько ему до посадки? — это был хриплый голос Кирилла.
— Минуты три.
— Семьсот пятый, — заговорил диспетчер, — дальность семьдесят, ты выше глиссады на четыре километра.
— Понял. Приступаю к энергичному снижению. Остаток топлива сто двадцать килограмм.
— Семьсот пятый, остаток ниже расчетного. Принимай решение сам. Зона катапультирования — азимут двадцать градусов, удаление тридцать пять.
— Я буду сажать машину.
Денис оглянулся. В комнате было уже человек двадцать. Руководитель полетов был весь белый.
— Семьсот пятый, до дальнего привода десять километров. Ты выше глиссады один километр.
— Понял. Выше один километр.
— Семьсот пятый, ты на дальнем приводе. Ты на глиссаде. Какой остаток топлива?
— Килограмм двадцать будет.
— Проходишь ближний привод. Ты на глиссаде. Как топливо?
— Топливо ноль. Обороты авторотации падают. Шасси выпускаю аварийно.
— Он не дотянет до полосы, — сказал кто-то у плеча Дениса.
— Выполняю посадку, — раздался спокойный голос пилота.
— Срочно на ближний привод! Пожарку и тягач! — заорал кто-то в телефон.
— Семьсот пятый, как слышите, семьсот пятый! В эфире стояла мертвая тишина.
* * *МиГ— 1-48 «Сапсан» не дотянул до бетона около пятисот метров. Он рухнул на поле в районе ближнего привода. Вертикальная скорость самолета составляла двенадцать метров в секунду. Удар был такой силы, что стойки шасси пробили крылья.
