Юлия Латынина - Промзона
— Черяга принимал участие в организации убийства лично?
— Фактически да. В это время Черяга получил один из домов в поселке, и я скрывался там. Вечером после встречи с Горным Черяга приехал домой и сказал, что завтра с утра Горный будет в универсаме «Родник».
— Кто стрелял в Горного?
— Я. На машине близ черного входа меня ждал Висягин. Сразу после этого я уехал в Казахстан.
— Когда вы вернулись в Россию?
— 19 октября в Казахстан приехал Денис Черяга. Он приехал на Аксуйский феррохромный завод вести переговоры по поводу поставок на AM К, а заодно он встретился со мной. Денис рассказал мне о промышленной катастрофе на ГОКе и о том, что тот неминуемо будет обанкрочен. «Надо убрать Альбиноса», — сказал Черяга. Я спросил, это инициатива Черяги или нет, и он ответил: «Это не моя инициатива».
Мне это не понравилось, потому что убить Цоя — это вам не Панасоника пристрелить. Я предложил Черяге поговорить с Алексеем Крамером. Они действительно встретились, Денис мне сказал, что Крамер приезжал к нему в Павлогорск. Но затем Денис снова потребовал, чтобы организацией покушения занимался я.
— Кто снабдил Крамера оружием?
— Он купил его сам, насколько я знаю, у какого-то Фарида. Он нам предлагал «Малютку» и «Метис», но «Малютка» была слишком тяжелая. Мы купили советский «Метис» и три снаряда, один испытали в болотах к северу от Черловска.
Всадили снаряд в старую сосну, чуть сами не сгорели. В день после покушения я должен был забрать Крамера в сорока километрах от санатория, у Распадки. Но Крамер не приехал. Я решил, что его убили.
У меня не было денег, я был объявлен в федеральный розыск, и я понимал, что меня убъют, как только я покажусь на глаза Черяге. Я принял решение отсидеться на заимке, пока шум не утихнет.
Самарин давал показания ровным голосом, останавливаясь посередине сложных предложений и терпеливо дожидаясь, пока Шевчук занесет сказанное в протокол.
Когда допрос был окончен, он внимательно прочел протокол и расписался на каждой странице. Камеру выключили. Следователь Шевчук приказал сделать с кассеты копию, вышел в коридор и набрал номер Степана Бельского.
* * *Степан появился в кабинете следователя Шевчука через двадцать минут.
Время'шло к одиннадцати, на улице хлестал мелкий ледяной дождь, и в новом, только что отремонтированном здании прокуратуры лишь одно окно светилось белым, словно в операционной, светом: окно Шевчука.
Узенький кабинет Шевчука был по-спартански меблирован пластиковым столом и пирамидкой черных шкафчиков, установленных друг на друга. На одном из шкафов красовалась видеодвойка. Видеодвойка проходила вещдоком по одному из уголовных дел, о чем честно извещала приклеенная сбоку бумажка.
Бельский вошел в комнату, отряхиваясь от дождевых капель, словно большая умная овчарка, и в кабинете сразу стало тесно. Шевчук торопливо вскочил со стула.
— Ну, что ты там накопал? — спросил Бельский.
Шевчук засуетился около видеодвойки. Он вставил кассету в видеомагнитофон и нажал на «пуск». Экран, противу ожидания, остался черным, потом по нему забегали цветные полосы, мелькнула какая-то рекламная вставка, и все снова погасло.
Бельский ждал — терпеливо и без улыбки. Последний раз, когда он был в прокуратуре, его допрашивали по поводу взрыва, уничтожившего машину его злейшего конкурента. К тому же Бельскому в его нынешнем состоянии духа было довольно трудно улыбаться Шевчуку. Конечно, Шевчук выполнял именно его поручения, — но это же еще не повод уважать проститутку, если ты даешь ей деньги.
Шевчук суетливо тыкал пальцами в кнопки видеодвойки.
— Это что? — спросил Степан.
— Показания Олега Самарина, — с торжеством сказал Шевчук.
Он нажал на кнопку еще раз, но магнитофон оставался нем и незряч.
Шевчуку было досадно. Маленькая техническая оплошность портила ему весь миг триумфа, ибо, без сомнения, триумф его заключался не в том, что он, как следователь, раскрыл преступление. Триумф заключался в том, что он раскрыл преступление так, как было надо Бельскому.
Шевчук заметался, вытащил из письменного стола пачку листов и протянул их Степану.
— Вот, держите. Это ксерокопии.
Степан долго читал показания. Они еще не были напечатаны на машинке, а только писаны от руки крупным, почти детским почерком Шевчука. В конце каждой страницы чернела аккуратная роспись Самарина.
— Вот, — сказал с триумфом Шевчук, — наконец-то!
Экран видеомагнитофона ожил. На нем показалось напряженное, неулыбающееся лицо Самарина. Степан послушал несколько минут, внимательно глядя в экран. Потом поднялся, выключил видеомагнитофон и вытащил кассету. Кассету Бельский запихал в карман куртки.
— Когда ты берешь Черягу? — спросил Бельский.
— Степан Дмитриевич, — сказал осторожно Шевчук, — на меня было сильное давление. Очень сильное. Из-за предыдущего ареста. Все-таки был арестован генеральный директор крупного государственного предприятия. Практически без улик. И если я его арестую просто так, на основании показаний, то все скажут, что просто свожу счеты. Нам необходимо подтвердить показания Самарина. Провести следственный эксперимент.
— А тут разве доказательств недостаточно? — с усмешкой спросил Степан, протягивая Шевчуку папку с протоколами допроса.
— Ну видите ли…
— Посмотри еще раз.
Шевчук недоуменно раскрыл папку и обомлел: поверх протоколов лежали две десятитысячные пачки долларов.
— Степан Дмитриевич! — потрясение и с неким даже упреком сказал Шевчук.
Степан перегнулся через стол и сгреб Шевчука за галстук.
— Ты его завтра приделаешь, это первое. Он не должен бегать, он должен сидеть. И он должен сдать своего шефа, Сляба. Понятно?
И раньше, чем Дима Шевчук успел с благодарностью согласиться, Бельский хлопнул дверью и был таков. Если бы следователь Шевчук провожал Степана до улицы, он был заметил одну любопытную деталь: прежде чем шагнуть с крыльца прокуратуры в ноябрьскую слякость, очаковский лидер тщательно вытер ноги.
* * *Бельский вернулся в квартиру Рубцова спустя двадцать минут. Поминки по заводу были в самом разгаре. В гостиной терзали гитару, кто-то выл и мяукал.
Ященко сидел в кабинете и читал какую-то книжку.
Повеселевший Степан взял стул и сел на него верхом.
— Ну, Яша. Рассказывай. Что тебе Денис предлагал?
Яша стал смотреть куда-то вбок.
— Он был вместе с Ревко. Он меня зазвал куда-то в комнату, прямо на приеме… Он… сказал, что на меня заведено уголовное дело. Там… якобы мы завысили цены на услуги… Он предложил мне отдать акции и прекратить дело.
— А Ревко?
— А потом пришли Ахрозов с Ревко. Они предложили семь миллионов. Они… они приличные люди, не то, что Черяга.
— Убийца.
— А?
— Черяга — убийца и карьерист. Он кто? Он вице-президент. Генеральный директор. А он людей убивает. Они что, его в ответ могли убить? Панасоник его мог убить? Разве можно убивать людей просто так? Да еще мусору?
— А не мусору — можно?
Степан резко наклонился вперед.
— Мусора, Саша, убивать не могут по определению. Потому что попадаются, потому что колются, потому что сдают своих. Вокруг них друзей нет, понимаешь? А если нет друзей, этим лучше не заниматься. Вот ты, например, Яш, мне друг? Ты мне ведь не откажешь, чтобы я ни попросил?
Яше стало страшно. Очень страшно.
— Конечно, не откажу… — бодро сказал он.
— Ну тогда налей мне водки.
В дверь заскреблись, и на пороге показался Миша Рубцов. Он шел почти прямо. Миша славился тем, что мог влить в себя безнаказанно до трех литров водки. Сейчас отметка стояла на двух с половиной, и можно было считать, что Миша еще трезв.
— О, — сказал Миша, — Степа! Степа, а я фотографии отыскал.
— Какие фотографии?
— Ну, те где Ревко торговал МиГами.
Степан с досадой отвел руку Рубцова. Тот пошатнулся, веер фотографий рассыпался по полу Рубцов икнул и опустился рядом.
Степан наклонился, чтобы собрать фотографии. Фотографии были черно-белые, довольно старые, некоторые — со следами давних деревянных рамочек.
На третьей фотографии, на фоне МиГа-25 с опознавательными знаками сирийской армии, стояли четверо: Михаил Степанович десятилетней давности, еще молодой, в летном комбинезоне, улыбающийся Ревко и какой-то сирийский полковник. Четвертым был человек в белой рубашке и черных брюках, выглядывающий из-за плеча Ревко.
— Ихний министр безопасности, — сказал очнувшийся Рубцов, с гордостью показывая на сирийского полковника. — Толковый, говорят, был мужик. За воровство потом расстреляли.
— А это? — спросил Степан, показывая на человека в белой рубашке.
Шеф— пилот пожал плечами.
— Не знаю. С Ревко приехал. Я думаю, он как раз по части «узи» был… Представляешь, а? «узи» и «МиГи»…
