Милан Николич - Современный югославский детектив

— В основном, — признал тот. — А где вы нашли пиджак?

Он был в черном пиджаке, который, надо признать, ему весьма шел!

— В шкафу. Ведь это ваш форменный пиджак! Вы думали, он не привлечет внимания, если будет висеть с остальной официантской одеждой. А черную шляпу вы бросили в корзину для грязного белья.

— Скажите, — попросил Врабец, — где я допустил ошибку?

— Ну что ж, объясню. Полагая, что после покушения на Розмари вы постараетесь скрыться, я в вашем присутствии обвинил в убийстве господина Штрауса. Таким образом я рассчитывал заставить вас отложить бегство. И в самом деле вы успокоились и остались. Благодарю. Хотите еще что-то спросить?

— Скажите, зачем вам понадобился весь этот спектакль, если Розмари меня узнала?

— В том-то и дело, драгоценный мой Врабец, что девушка не успела узнать вас! Когда мне стало ясно, что преступник — вы, я позвонил в больницу и попросил Чедну Врзич: «Пусть Розмари укажет на Врабеца!» Ну, теперь все!

— Нет, не все, — возразил я. — У меня есть вопрос. Где вы слушали курс режиссуры?

— В нашем городишке серьезных происшествий не бывает, — объяснил Сенечич, глубоко вздохнув, — ну и я, чтобы не скучать, в свободное время ставлю в драмкружке любительские спектакли!

Тимоти Тэтчер

ИЩИ МЕНЯ В ПЕСКЕ

I

Моя секретарша Кэт Карсон всегда умела найти тему для беседы в самое неподходящее время.

— Шеф, вы уже читали это? — спрашивала она, когда я, забравшись в шкаф, обшаривал карманы своего зимнего пальто в поисках денег, с помощью которых можно было бы решить проблему утоления жажды в эту адскую жару.

Я не замечал протянутой газеты, почти целиком оказавшейся в прохладной внутренности шкафа. Острое плечо вешалки уперлось мне в лицо, и очки соскочили. Мое внимание было всецело поглощено осязательной способностью кончиков пальцев, которые прощупывали карманы, обнаруживая сломанную расческу, перчатку с левой руки, два входных билета на соревнования по боксу, участники которых давно уже покинули ринг, скомканный кулек с несколькими зеленоватыми конфетками, утратившими свои основные признаки, и, наконец, монетку.

Я стремительно вытащил руку на свет.

— Я задала вам вопрос, — уже дулась Кэт, не переставая протягивать мне газету.

Установив, что обнаружил сущую мелочь, я раздраженно бросил монетку на стол. Она глухо звякнула.

— Ну что там у вас? — буркнул я.

— Я спросила, читали ли вы это? — повторила Кэт обиженно. — Вы же любите повторять, что человек вы начитанный, склонный к классике и поэзии. Мне интересно, привлекло ли вашу прозорливость данное сообщение?

В ее голосе слышалась откровенная вздорность. Мне не хотелось идти у нее на поводу и ввязываться в бессмысленную дискуссию, которой не будет конца, и я промолчал. Пожал плечами и взял монетку. Неизвестно, когда и что тебе понадобится, говаривал мой прапрадядюшка Мортимер, обнаруживший веревку, на которой шериф вешал конокрадов. И впрямь на этой самой веревке какое-то время спустя повесили моего прапрадядюшку Мортимера.

— «Дж. Дж. Рокфеллер подарил своей секретарше по случаю ее выхода на пенсию бриллиантовое колье», — читала Кэт с пафосом.

— Браво! — развеселился я. — Выходите на пенсию!

Она остановила меня холодным взглядом.

— Главное не пенсия, а подарок! — с убежденностью возразила она.

— Дж. Дж. Рокфеллер не финансирует агентство «Фиат-люкс»,[27] — объяснил я своей секретарше существенное различие между нами. — Кроме того, его родители оставили ему приличный куш, а мне мои — ничего…

— Шеф, жара безусловно оказывает вредное воздействие, — осторожно прервала мои объяснения Кэт, — однако я не вижу иных причин, кроме упрямства и слабоволия, которые бы мешали человеку понять суть дела. Никто не сравнивает вас с мультимиллионером, хотя кое в чем вы и схожи — у вас обоих есть секретарши!

— Да у него их тьма!

— Может, и вы желаете заполучить еще одну Кэт Карсон? — ухмыльнулась она.

Меня передернуло.

— У обоих есть секретарши, — констатировала она. — Следовательно, у обоих есть обязательства в отношении их. Он доказывает это подарком: за выход на пенсию преподносит бриллиантовое колье. Вы могли хотя бы выплатить то, что мне причитается.

— У меня нет денег, — отрезал я.

— И…

— У меня ничего нет, — мрачно констатировал я. — Нет даже мелочи на прохладительный напиток. К тому же, если Джимми не даст нам в долг…

— Меня интересует не прохладительный напиток, а причитающаяся мне сумма!..

— Но касса пуста!

— Кто сказал?

— Я!.. Или, может?..

Ее пухлые губки растянулись в презрительной улыбке. Кончиками пальцев она коснулась выреза маечки.

— Кэт, дорогая!

Она поморщилась.

— Без сантиментов, шеф, — произнесла холодно. — Мы говорим о важных вещах. О моей зарплате, о долге…

— Откуда я вам возьму деньги? Насколько я…

Она удовлетворенно фыркнула.

— Пятьдесят кусков! У старухи Уэндел. Я уверила ее, будто она должна нам еще сотню за то, что нашли ее Фифи в джунглях столицы. Она поломалась, и я согласилась на половину. Ну и вот…

Во мне проснулась совесть.

— Но ведь собачку привел живодер…

— Он привел ее к нам, а мы передали Фифи миссис Уэндел. У нас были расходы…

— Два доллара и пачка сигарет!

Моя секретарша не дала сбить себя с толку.

— У нас были расходы, — повторила она. — Кроме того, оплачивается и престиж фирмы… Таким образом, наш тариф гораздо выше… Я объяснила миссис Уэндел, что мы пошли ей навстречу, поскольку она и ее Фифи наши постоянные клиенты…

Кэт завелась и теперь могла рассказывать до светопреставления.

— Кэт, — прервал я ее тираду, — я приглашаю вас выпить чего-нибудь холодненького!

— А долг?

— Будет и плата! Но сначала мы пойдем и чего-нибудь выпьем. Эта жарища меня доконает!

— Шеф, у меня есть предложение лучше! — воодушевилась секретарша. — Мы отправимся на природу!

— С пятьюдесятью долларами? Вряд ли мы доберемся до Никарагуа!

— Мы отправимся на Лонг-Айленд![28] Искупаемся, освежимся! Это, конечно, не Майами-Бич,[29] но… надо ли обращать внимание на столь пустяковые различия?!

Меня раззадорила мысль нырнуть в прохладную прозрачную морскую воду.

— Едем! — обрадовался я. — По дороге мы обсудим вопрос о долге. А может, и о повышении зарплаты.

Она с сомнением поглядела на меня и не отреагировала.

— Я возьму ваши плавки, — только и сказала.

— Не забудьте и свои, — хохотнул я, обретая обычное расположение духа. — Или, может, мы отправимся на нудистский пляж?

— Я свой купальный костюм всегда ношу с собой, — отрезала она официальным тоном и вытащила из огромного кармана металлическую коробочку.

— А это случаем не пудреница?

Кэт мне растолковала, что это действительно пудреница, однако, поскольку пудра кончилась, она теперь носит в ней купальник, ароматизированное бумажное полотенце, губную помаду и еще кое-какие мелочи. Мне не захотелось затевать разговор о размерах купального костюма, умещающегося в обычной пудренице, ибо нас ждало море, ныряние, покачивание на волнах и прочие летние радости.

По пути мы все-таки завернули к Джимми и поразили его, выложив пять долларов в счет долга, а после того как увеличили его на семь с половиной — на скорую руку выпив два коктейля «джинджер» и проглотив кое-что из еды, — мы отправились на Нью-Йоркский пляж.

Добрались мы туда через три часа сорок семь минут взмокшие и, естественно, раздраженные толкотней среди других таких же взмокших и раздраженных любителей природы, растерзанные и помятые, но счастливые, ибо всем неприятностям пришел конец и нас ожидали только наслаждения.

— Нужно подыскать удобное местечко на берегу, поближе к отмели, — посоветовал я своей секретарше, которая летела на три шага впереди меня и ловко обходила менее агрессивных кандидатов в купальщики.

В общем-то это не проблема — найти место на пляже протяженностью в десять с чем-то миль, где расположилось всего-то два-три миллиона отдыхающих. После блуждания в поисках удобного местечка, продолжавшегося не более пятидесяти минут, мы остановились на песчаном бугорке, с которого можно было увидеть море, если чуть вытянуть шею и продраться взглядом сквозь лес зонтиков и стену медно-опаленных, кроваво-поджаренных и невинно-молочных тел жителей Нью-Йорка и его пригородов. Пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что китайцев очень много!