Милан Николич - Современный югославский детектив

СОВРЕМЕННЫЙ ЮГОСЛАВСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Югославия сквозь призму детектива

Доказывать полноправие детективного жанра означает сегодня ломиться в открытую дверь. Он давно уже признан читателями во всем мире, да и в нашей стране, и продолжает успешно развиваться. Проблема ныне состоит, как выражаются французы, в затруднении от изобилия, иначе говоря в том, чтобы выбрать действительно стоящие вещи из безбрежного моря детективной прозы. Ибо, чего греха таить: беллетристика слишком высокое слово, этимологически просто неприменимое к тому, что нередко обозначают пренебрежительным словцом «чтиво». (На Западе, а теперь уже и у нас вошел в обиход ученый термин «паралитература», где древнегреческая приставка «пара» означает «рядом», что по сути можно перевести так: «и рядом не лежала».)

И все же издательству «Радуга» и его предшественнику «Прогрессу» удалось сформировать и выпустить целую серию переводной детективной литературы разных стран, снискавшую у советского читателя немалую популярность, вероятно заслуженную. Ведь читатель, как и покупатель, всегда прав. К тому же если детективный роман выполняет еще и функцию проводника по улицам и закоулкам зарубежного общества, если он знакомит читателя с привлекательными и теневыми сторонами чужой жизни, тем лучше и для читателя, и для детектива. В конце концов, все жанры хороши, кроме скучного.

Достоинство детектива — в его демократичности. Дело не только и не столько в простоте, в доступности такой литературы — воистину хуже воровства иная простота, сведенная к веренице трупов и к патологическому, в сущности, упоению убийствами, — сколько в том, что хороший современный детектив впитывает и отражает обыденную повседневную жизнь, будни и заботы простых людей, их неприглаженный подчас грубоватый язык, становясь, таким образом, реалистическим произведением. Как это ни парадоксально, знаменитая стендалевская формула: роман — это зеркало, которое несешь по большой дороге, — может быть применена прежде всего к настоящему детективу, ибо он отражает жизнь столь же невыборочно, сколь невыборочна и разнолика среда преступлений, сколь разнообразны общественные слои, в которые проникает герой в своем расследовании. Недетективные романы в этом отношении гораздо более избирательны, хотя сила их, разумеется, в ином.

Детективу, пусть он и исходит из человеческих трагедий, присущ счастливый конец: преступник обнаружен, возмездие настало. Но ведь это и отвечает сугубо демократическому чувству социальной справедливости. (Конечно, речь не о «механических» детективах с персонажами без социально-личностных примет — их чтение сродни разгадыванию кроссвордов или математических задач.) Люди, далее, испытывают потребность в детективе как в форме народной культуры, примерно так же они тянутся — это подметил еще Честертон, неоспоримый классик детектива, — к мелодраме и популярным песенкам.

И наконец, этот жанр демократичен по самой своей структуре, коль скоро он предполагает альтернативность мышления, разные — пусть ошибочные — умозаключения. Непогрешимый следователь, рыцарь без страха и упрека вовсе не обязательный признак детективного произведения: еще у Конан Дойла полицейский инспектор оказывался воплощением самодовольной ограниченности, ведь без Шерлока Холмса он не смог бы разгадать ни одного преступления. Тоталитарное общество не может создать подлинный детективный роман, поскольку оно официально не ведает сомнений, ему заранее ясна разгадка любой ситуации, а это вопиющее нарушение законов детективного жанра. Не случайно детективные романы были запрещены в гитлеровской Германии и фашистской Италии. Впрочем, известный французский детективный писатель Тома Нарсежак иронически утверждает в своем исследовании полицейского романа, что тот якобы «несовместим с научным социализмом» и «всегда (!) рассматривался как продукт буржуазной цивилизации». Истина же противоположна: по мере осознания острых проблем и социальных неполадок, по мере активизации социалистической демократии расширяет свое «место под солнцем» и детектив, и такая его разновидность, как криминальный роман (сосредоточенный не столько на раскрытии преступления, сколько на описании его, его корней и механики). Впрочем, иные репортажи в сегодняшних наших газетах выглядят и читаются увлекательнее детективного романа.

Повести мастеров югославского детектива, представленные в настоящем сборнике, наглядно иллюстрируют законы этого жанра, его привлекательные стороны и слабости, являющиеся их продолжением. Отражают они — конечно, в определенном ракурсе — и реальную жизнь социалистической Югославии, чьи нынешние проблемы тоже являются во многом результатом ее специфики. Однако пусть читатель примет во внимание, что детективный жанр у югославских писателей не очень в чести — не случайно две из четырех публикуемых повестей подписаны псевдонимами. Характерно также, что в сборнике удалось представить лишь две из шести республик СФРЮ, правда самые крупные: Сербию и Хорватию. Нельзя не признать, что югославский детектив не поднимается до уровня лучших мировых образцов этого жанра. И все же каждое из публикуемых произведений имеет свой колорит.

Первая повесть написана Миланом Николичем. Это самый опытный и, пожалуй, самый известный из югославских детективных авторов. Родился в 1935 году, а публиковать детективы начал с середины 50-х годов — по одному, а то и по два в год. Помимо того пишет стихи, театральные рецензии, публицистические статьи. Советскому читателю он близок тем, что, будучи славистом по образованию, еще и переводит русских и украинских поэтов.

В повести Николича «Пропуск в ад» преступниками оказываются гитлеровские недобитки и усташи. О них стоит сказать несколько подробнее. Фашистская организация усташей была создана в 1929 году лидером хорватских националистов Анте Павеличем. Она поставила себе целью организацию террора в целях развала молодого югославского государства — которое возникло лишь в конце 1918 года — и образования самостоятельной Хорватии. Наиболее известным преступлением усташей явилось убийство в 1934 году в Марселе югославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Барту, стремившихся противопоставить начинавшейся тогда агрессии фашистских держав европейскую систему коллективной безопасности. В 1941 году, после оккупации Югославии гитлеровцами, раскольническая мечта усташей была осуществлена: на территории Хорватии, Боснии и Герцеговины было создано «независимое», а на деле марионеточное «Хорватское государство» во главе с Павеличем. Усташи на этом не успокоились: вместе с оккупантами они осуществили массовые убийства сотен тысяч жителей Югославии. Так что смертная казнь, к которой после освобождения страны были приговорены многие усташи, явилась заслуженной карой за их преступления.

Но и после войны усташи, которым удалось ускользнуть от правосудия за границу, прежде всего в ФРГ, продолжили свою преступную деятельность. Николич здесь как в воду глядел: повесть вышла в 1964 году, а они после того организовали убийства ряда югославских дипломатов и других официальных лиц, терроризировали югославских граждан, выезжающих на заработки за рубеж. Ныне последыши усташей стали неотъемлемым элементом организованной международной преступности, в которой уголовщина и фашизм слились воедино. «Пропуск в ад» — это литературное подтверждение политической реальности.

Итак, повесть — в этом плане она характерна для югославской культуры — напоминает о войне. Ее трагизм и героизм отложились на всей истории современной Югославии. Ибо, помимо нашей страны, нет другой в Европе, которая бы вела против гитлеровской оккупации не просто партизанскую борьбу, а общенародную патриотическую войну и освободилась бы от фашизма в основном своими силами. Война — это по сей день саднящая рана, но и символ законной гордости югославов: она сплотила их в единое государство, закалила их мужественный характер, что помогло им выстоять в сложных послевоенных перипетиях и сохраняет им целеустремленность и оптимизм в нынешнее нелегкое для них время.

Автор «Белой Розы» Павел Павличич представляет более молодое поколение югославских литераторов. Родился в 1946 году, после окончания университета специализировался как преподаватель и ученый по сравнительной филологии, которой продолжает заниматься и сейчас. Пишет рассказы, причем не только детективные, и эссе. Вероятно, от современной итальянской беллетристики, которую изучает профессионально, перенял склонность к необычному, к «магическому реализму», увлекается интеллектуальными комбинациями, но не менее внимателен и к психологической мотивировке своих сюжетов.

Эта сторона довлеет и в «Белой Розе», которая в отличие от последующих повестей чужда внешней увлекательности. Если Равник склонен к ярким, контрастным краскам, то Павличич написал свою повесть как бы в сером цвете обыденности. Подобные вещи есть у Сименона. И югославский писатель, вслед за французским мастером, сосредоточивается не столько на преступнике и преступлении, сколько на подоплеке преступления — на судьбах людей, на трагедии человека как жертвы социальных обстоятельств. В повести Павличича нет динамичных диалогов, и вообще она может показаться монотонной, даже скучноватой, мне же она представляется наиболее глубокой, заставляющей задуматься, хотя и наименее «детективной».