Милан Николич - Современный югославский детектив
— Вы не лишены остроумия, приятель! — Штраус теперь держался как человек, который скинул с души тяжелый груз, поделившись своей тайной. — Должен признаться, и поверьте мне на слово: я сам себе свидетель. Клянусь вам, что, когда я ушел, Ромео был жив… — Он задумался. — Не передаст же меня следователь прокурору после нашего с вами разговора?!
— Не знаю, как он отнесется к вашему рассказу. Я лично могу и поверить, хотя боюсь, вам это не слишком поможет.
— Знаете, что мне сказал Ромео, когда я потянул за шарф? — Штраус засмеялся. — Надо признать, чувство юмора у него было! Он сказал: «Даже умерев, Ромео останется вечно красивым и живым!»
— На этот раз он оказался не только шутником, но и ясновидцем…
Нашу беседу нарушили Сенечич и Джордже. Следом за ними в кабинет вошел официант. Сенечич подошел к столу, снял телефонную трубку и обратился к официанту:
— Я хочу кое-что заказать для моих друзей. — Следователь кивнул в нашу сторону и, набрав номер, сказал в трубку: — Шефа, пожалуйста! Кто? Дежурный… а, это вы, Маричич! Придется вам еще прислать «скорую помощь»… Да, несчастный случай… Да, да, со смертельным исходом. Прошу сразу же произвести вскрытие… Чедна Врзич поедет… Она все вам объяснит… До свидания… — Закончив телефонный разговор, Сенечич повернулся к Штраусу: — Для вас обстоятельства складываются весьма неблагоприятно. Я вынужден подвергнуть вас предварительному заключению.
Штраус раскрыл рот и снова закрыл, не произнеся ни слова. А Сенечич, нацелившись пальцем в официанта, попросил:
— Принесите бутылку виски и несколько стаканов. И разумеется, лед.
Официант в свою очередь открыл рот, желая, видимо, что-то сказать, но лишь махнул рукой и вышел из комнаты.
Немец же, обратившись к Сенечичу, осведомился:
— Начнем беседу сразу или подождем, пока принесут виски? Я бы хотел выпить за ваше здоровье и пожелать успеха следствию…
Следователь и Джордже переглянулись, я же в глубине души ликовал, сам не знаю почему.
Джордже подошел ко мне, обняв за плечи, легонько приподнял и стал подталкивать к двери, нашептывая:
— Веселица в твоей комнате. Он буквально в шоке. Постарайся вывести его из этого состояния.
— Вы с ним еще не беседовали?
— Пока нет. Не думаю, что мы услышим от него что-нибудь интересное. — Он осторожно вытолкнул меня за дверь. — Ах, да, Прпич ждет жену…
— Они решили здесь отмечать свою годовщину.
— Если захотят! Я думаю, он рассказал все, что знал. Мы велели ему ждать в номере. А жену проводит наверх милиционер из Новской — он ее знает…
— Поговорить с ней?
— Попробуй…
В коридоре я чуть не налетел на официанта. Он нес заказанную бутылку виски, четыре стакана и ведерко со льдом.
IIIЯ вышел на улицу. Стояла ночь, теплая и влажная. Вдали небо освещали короткие вспышки молний. Мне вдруг безумно захотелось дождя. Земля пересохла, и хороший ливень ей бы не повредил. Я подошел к рефрижератору. Эксперты тщательно обследовали машину.
— Есть улов? — заговорил я с Новаком.
— Пока нет. Может быть, в холодильном агрегате мы найдем то, что ищем.
— Просто не могу поверить, что Ромео занимался контрабандой наркотиков!
— Пока не найдем «товар», и мы не верим.
Докуривая сигарету, я стоял рядом с Новаком и наблюдал, как его помощники простукивают поверхность рефрижератора. Колеса были сняты и сложены одно на другое. В них ничего не обнаружили.
Вдалеке вновь засверкали молнии.
— Будет дождь!
— Хорошо бы, — сказал Новак, — хотя боюсь, пройдет стороной.
Совсем близко раздался вой сирены, возвещающий о прибытии «скорой помощи».
Мы с Новаком направились к мотелю. «Скорая помощь» остановилась у входа одновременно с нами. Санитары с носилками вошли в здание. Около машины стал собираться народ. Милиционер пытался успокоить людей, я услышал, как он кому-то сказал:
— Ничего серьезного. Сердечный приступ.
— Вам известно, что Сенечич подозревает Штрауса? — шепотом спросил я у Новака.
— В самом деле? Интересно!
— Он тоже на подозрении у Интерпола?
— Что вы сказали? — переспросил Новак вместо ответа.
— Я слышал ваш разговор с Сенечичем. Про Интерпол. Не понимаю, зачем богатому промышленнику впутываться в темные дела, которые приведут его в объятия Интерпола.
— Мой дорогой друг, — задумчиво произнес Новак, — очевидно, вам известно, что Интерпол берется лишь за серьезные дела в международном масштабе. А Штраус — промышленник международного масштаба…
— Вы думаете, он…
— Я не занимаюсь расследованием убийств, — улыбнулся Новак, — моя специальность — наркотики.
Возникло движение, двери распахнулись, и на пороге появились санитары с носилками. Носилки были накрыты белой простыней, под которой угадывались очертания человеческого тела. Порыв ветерка приподнял край простыни, обнажив до колена стройную женскую ногу. Шедшая за носилками Чедна аккуратно прикрыла ее. Санитары поставили носилки в машину.
За спиной милиционера, преграждавшего выход из здания, я увидел немолодую женщину с черными волосами, собранными в большой пучок. Я узнал буфетчицу.
Чедна о чем-то поговорила с милиционером и санитарами, затем села в машину рядом с носилками.
Вновь завыла сирена, и «скорая помощь» умчалась.
Буфетчица, которой удалось миновать милиционера, подошла к нам.
— Какое несчастье! — Она была взволнованна. — Целыми днями стоишь за стойкой, как только ноги держат, разливаешь пиво, а тут друг друга убивают.
— Вы не заметили ничего подозрительного? — шепотом спросил я у нее.
— Да вы что?! Всю свою жизнь я провела за буфетной стойкой. Наливаю и смотрю, как люди пьют. По мне — все пьяницы подозрительны! А если хотите выпить, идемте к стойке.
Пока она наливала мне коньяк, я сделал еще один заход.
— И все-таки, может, кто-то привлек ваше внимание?
— У меня не было времени разглядывать всех пьяниц. А вообще-то, у каждого на лбу написано, кто он: убийца, мошенник, бабник, шлюха… Вас-то кто интересует?
— Мужчина в черном костюме и черной, надвинутой на глаза шляпе. Он был здесь во время матча…
Буфетчица задумалась.
— Было здесь три черных человека, три священника со своими черными тарелками на голове. Но они были не в костюмах, а в черных сутанах.
К буфету подошел молодой официант.
— Где Врабец? — раздраженно спросил он. — Строит из себя главного! Он что, думает, я один должен всю эту толпу обслуживать?!
— Спросите Врабеца, — посоветовала мне буфетчица, — может, он видел черного человека…
Врабеца я нашел в коридоре.
— Где горничная? — ворчал он. — Неужели я сам должен менять постели!
IVНа втором этаже у двери в комнату, где была задушена Розмари, стоял милиционер и внимательно изучал разбитый выстрелом замок.
— Постель в номере сменили?
— Да, — ответил милиционер и философски заметил: — Ничего не поделаешь, такова жизнь! Кто-то уходит, кто-то приходит…
Пытаясь отпереть дверь тринадцатого номера, я с удивлением обнаружил, что ключ не поворачивается в замке.
— Дверь не заперта, — объяснил милиционер.
— А кто же ее отпер?
— Я! — Милиционер показал мне связку ключей. — Приказано, чтобы все комнаты на этаже не запирались. А мне не отлучаться из коридора ни на минуту.
Войдя в номер, я увидел Веселицу. Он сидел на стуле у окна и бессмысленным взглядом смотрел на кровать. Я заговорил с ним, но он, наверное, все еще не мог расстаться со своей Юлианой.
— Нино, — попытался я вывести его из оцепенения, — надо жить, хотя бы ради того, чтобы найти и наказать убийцу.
Глаза юноши ожили. Мои слова дошли до его сознания. Я увидел, как шевелятся его губы, и услышал шепот: «Я черен, вот причина…» Господи, какие мысли теснятся в его голове!
Я подошел к окну и стал всматриваться в душную темноту. Вдалеке по-прежнему сверкали молнии, над нефтеносными полями вспыхивали красные огненные язычки, свидетельствующие о том, что глубоко под землей запрятано черное золото. На освещенной стоянке эксперты старательно разбирали рефрижератор, а меня занимала мысль: существует ли на самом деле человек в черном костюме и шляпе, надвинутой на глаза? Если существует, у Штрауса есть алиби, если нет, значит, человека выдумала Розмари, он — плод ее фантазии. А может, его придумал Штраус, чтобы снять с себя подозрения? Во всяком случае — уж таковы факты, — первым, кто подошел к Ромео, когда тот отдыхал в кабине, был немец, а первой, кто увидел мертвого, была Розмари.
Я присел на корточки возле Нино.
— Нино! — начал я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — Во время матча вы выходили из ресторана?
Он положил руку мне на плечо и не произнес ни звука.
