Плохая кровь - Сара Хорнсли
Но что дальше?
Расправив плечи, она почувствовала знакомую острую боль, пронзившую лопатку и отдавшуюся в позвоночник. Ожог был еще относительно свежим. Эвелин терпела всю эту боль ради защиты своих детей – а не для того, чтобы раскрыть правду, которая несет в себе угрозу для будущего Джастины.
Жизнь с Джерардом научила Эвелин молчать. Хранить секреты. Держать язык за зубами. И так она будет поступать и впредь.
Благодаря Джерарду у нее была богатая практика.
Когда она случайно подслушала, как Джастина в панике звонит Джейку, ей пришлось приложить все усилия, чтобы не броситься к дочери на помощь. Но она знала, что Джастине нужна не мать, а кто-то, кому она могла бы доверять. Между ними с дочерью не было подобных отношений. Эвелин всегда было проще держаться на расстоянии. Чтобы Джерард чувствовал, что Джастина больше «его» дочь, чем «ее».
Поэтому она держалась в стороне. Выжидала. Наблюдала. Как обычно, Джастина решит, будто матери не было рядом с ней в такую минуту, но это не имело значения. Любовь не всегда нужно видеть.
Макс и Джейк сочли, что убрали комнату Джастины так тщательно, как только могли, но после их ухода Эвелин закончила работу за них. Она была более внимательна к мелочам, чем они, и не могла допустить ошибки.
Однако когда она открыла дверь на кухню, отчаянно нуждаясь в том, чтобы выпить чего-нибудь крепкого, ее охватил страх, от которого свело все внутри.
Ей казалось, что она была очень осторожна, но все равно что-то упустила.
Все они что-то упустили.
Что-то, способное изменить все.
Эвелин посмотрела на пару, сидящую за кухонным столом и, похоже, ожидавшую ее, и поняла, что это еще не конец, а только самое начало.
Глава 40
Я проделываю весь путь до дома бегом, молясь, чтобы мама была там, когда я вернусь. Мне нужно знать правду. Конечно, это какая-то ошибка – должно быть ошибкой. Всего лишь одна фотография, а я уже делаю поспешные выводы… Но меня всегда учили следовать своей интуиции. А интуиция подсказывает мне, что здесь что-то не так. Не в последнюю очередь потому, что мама утверждала, будто не знала Рашнеллов. Даже если фотография более невинна, чем мне кажется, ее слова все равно были ложью. Мои родители были знакомы с Рашнеллами задолго до того, как тех убили. Фотография – неоспоримое доказательство. Неужели я тоже встречала их раньше? Может, поэтому их фамилия изначально показалась мне слишком знакомой?
Я сворачиваю за угол, но обнаруживаю черную машину, припаркованную у маминого дома. За рулем сидит журналист, которого я видела во время «грязевого забега». Подхожу к машине и стучу в окно.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – Мой голос звучит угрожающе.
– Вообще-то я надеюсь, что можете. – Мужчина открывает дверцу машины, не теряя самообладания, – явно привык к конфронтации в своей работе «честного репортера». Он невысокого роста и вблизи кажется еще более ушлым и пронырливым, чем на набережной. Держу пари, он считает себя невероятно крутым.
– У меня мало времени, поэтому вам лучше поторопиться. – Я не имею сил на любезности – о чем я могу пожалеть позже.
– Давайте сразу перейдем к делу, так даже лучше. – Он не пытается притворно улыбаться; очевидно, у него, как и у меня, сегодня нет желания болтать о ерунде. – Вы знали Брэда Финчли, когда он был Джейком Рейнольдсом. Верно?
– Да. Хотя я уверена – вы уже знаете, что мы были парой.
– Да.
– Тогда задавайте следующий вопрос. – Я хочу побыстрее покончить с этим. Мне нужно попасть домой. Выяснить правду у мамы. Были ли у нее отношения с Марком Рашнеллом до того, как он умер? Всего несколько дней назад я прямо спросила ее, знала ли она Рашнеллов и не потому ли их фамилия мне так знакома, – а она ответила «нет». Она солгала мне. Почему? Что она скрывает? Интрижку?
– Вы знаете, почему он уехал из Молдона?
– Не знаю.
– Это не связано с вами?
– Насколько я знаю, нет. Он разбил мне сердце. В то время весь город знал об этом, так что я уверена, вам уже рассказали.
– Да.
– Тогда вам не стоило тратить мое время, не так ли?
– Дело в том, что меня заинтриговал «грязевой забег», который проводится в честь вашего отца. Столь яркое, уникальное событие, и я подумал – может быть, наша газета могла бы написать об этом отдельную статью… Я начал проверять факты и обратил внимание на дату смерти вашего отца. Декабрь две тысячи пятого года, я не ошибаюсь?
– Совершенно верно.
– Замечательно.
– Правда? И почему же? – Я знаю, что лезу прямо в его ловушку, задавая вопросы, которых он от меня ждет, но я хочу покончить с этим как можно скорее. Мои мысли сосредоточены на других вещах.
– Наверняка вы знаете, что я, как и все журналисты здесь, работаю над историей Джейка Рейнольдса. И мне бросилось в глаза, что ваш отец умер в тот же месяц, когда Джейк покинул Молдон. На самом деле, когда я копнул немного глубже, оказалось, что он уехал почти в тот же день.
– Я не помню точную дату.
– Но он был вашим парнем, не так ли?
– Был.
– Итак, ваш отец умер. А потом ваш парень исчез.
– Он не исчез. Поехал навестить своих кузенов и решил не возвращаться.
– Но почему? Почему он не вернулся? Джейк как-то связан со смертью вашего отца? Поэтому вы расстались? Все говорят, что вы были так убиты горем, что в итоге уехали и поселились у подруги. Разве вам не нужны ответы?
Он подначивает меня. Я стараюсь не стискивать зубы, но чувствую, что мне хочется скрипнуть ими. Я не должна подавать никаких признаков того, что он меня разозлил. И мало того, я должна скрывать страх. Уверена, именно это он и высматривает – любой признак того, что в смерти отца есть нечто большее, нежели все считают. К тому времени, как стало известно, что Джейк уехал и не собирается возвращаться, смерть отца уже признали несчастным случаем. Это никогда не ставилось под сомнение – невинная поездка на Рождество в гости к кузенам.
– В восемнадцать лет мне было важно выяснить, почему Джейк меня бросил, но, честно говоря, это было давно, и я уже пережила это, – отвечаю я, стараясь сохранять спокойствие, как будто упоминание о том, что Джейк ушел, больше не сокрушает мое сердце. – Могу сказать лишь, что
