Бессонница - Сара Пинборо
– Ты нравишься мне, но я тебе не подруга, Эмма. Я тебя едва знаю. – Кэролайн смотрит прямо на меня, и в ее взгляде читается тревога и жалость. – Я всего лишь вернула твой бумажник, а ты взяла и зациклилась на мне. Заставила меня пойти обедать, а потом караулила под дверью и засыпала этими сообщениями… Я, видимо, оказывала на тебя успокаивающее воздействие, только все это ненормально. Вообще все. Я записывала, что ты говоришь, чтобы дать это послушать тебе. Чтобы ты услышала, как это звучит, со стороны. Но после того, что случилось с твоей сестрой… Я ведь медик, что еще, по-твоему, я должна была сделать?
– Ой, приди в себя, Кэролайн. Ты районная медсестра, а не врач. И ты права в одном: ты меня не знаешь.
– Зато я знаю.
Обернувшись, я обнаруживаю рядом Роберта. Черты его лица дышат холодом. – Ты накачивала меня наркотой, Эмма? Гребаный ад… Ты опаивала меня!
– Брось. Не похоже, чтобы тебе это повредило.
Как же так получается, что я все время оказываюсь в незавидном положении? Почему я всегда неправа? Ладно, по крайней мере Кэролайн выглядит так, будто готова сквозь землю провалиться. Задняя дверь не заперта. Должно быть, Уилл играет в своем домике в саду. Неотрывно глядя на дверную ручку, я изо всех сил подавляю в себе потребность немедленно захлопнуть дверь. У них и без того достаточно поводов считать меня чокнутой. Может, я такая и есть, но как говорит Миранда, это вовсе не означает, что никто не пытается меня подставить.
– А о том, что муж одной из наших приятельниц надругался над нашей дочерью, ты не собиралась мне сообщать? – Роберт повышает голос, и в нем столько презрения и гнева, что я невольно делаю шаг назад. Боже мой, Хлоя.
– Надругался – слишком сильно сказано.
– Ей семнадцать! – рявкает он. – Как бы ты это назвала?
– Я велела ей прекратить это. Я дала ей время. У нас и без того хватало неприятностей. Ты рассказал Мишель?
– Не сомневайся, я это сделал, черт побери. Можешь мне поверить, она раздавлена.
– А где Хлоя? Наверху?
– Ее до сих пор нет дома. И на звонки она тоже не отвечает.
– Нужно было подождать! Кто знает, где она теперь? Домой она идти не захочет, это уж точно. Или именно этого ты и добиваешься? Последней капли, чтобы столкнуть меня с обрыва? Так? – Мне хочется его придушить. – Ты все знал! Все это время! И ничего не сказал мне.
В ярости, подавшись вперед всем телом, я выплевываю слова в лицо Роберту. Моему мужу. Моему любимому. Моему врагу. – Ты лгал мне, Роберт. Это ты убил мою мать? Ты толкнул Фиби? Если я проверю условия страхования в нашем полисе, не окажусь ли я по самое некуда застрахованной от психических заболеваний? Это все потому, что ты устал быть отцом-домохозяином? Ревнуешь к моей работе? Эта работа содержала тебя двадцать лет, а теперь ты хочешь все спустить на свой гребаный бар, чтобы справиться с кризисом среднего возраста? Ты даже на убийство готов пойти ради этого?
Уставившись на меня во все глаза, Роберт долго молчит.
– Господи Иисусе, Эмма, – наконец произносит он, качая головой, с таким возмущенным и одновременно покровительственным видом, что мне тут же хочется схватить один из кухонных ножей и выколоть ему глаза. – Ты только послушай себя. Тебе самой не кажется, что это паранойя? И ты еще удивляешься, почему мы все за тебя переживаем? Вчера была очередь Фиби быть чокнутой, а сегодня моя, так что ли?
– Это не паранойя! – Пытаясь держать себя в руках, я дрожу всем телом. – Ты знал!
– Да, да, я знал! – соглашается Роберт. – Я ничего тебе не сказал, потому что Фиби просила. Она сказала, ты ее за это не простишь. Хочешь прояснить всю эту долбаную мегаконспирологическую тему о тебе? Ну так слушай. Я случайно столкнулся с Фиби. Я ходил на собеседование – да, верно, об этом я тебе тоже ничего не говорил, – и заметил ее в окне кофейни. К тому моменту она уже несколько недель как вернулась. Фиби не хотела тебе рассказывать. Не хотела, чтобы ты подумала, что она переживает из-за твоего сорокалетия. Но она решила, что я должен знать правду о твоем прошлом. На тот случай, если ты начнешь вести себя странно…
– О, как мило.
– Она не имела в виду сумасшествие – совсем нет – она имела в виду, что ты можешь начать чудить от страха. Она сказала, что тоже боялась, но тебе было хуже. И что так было всегда. И тогда она рассказала мне, почему. Да, Фиби рассказала мне все. А потом взяла меня с собой, когда собралась навестить Патрисию. Я был там всего один раз и с тех пор все ждал, когда же ты расскажешь мне о ней. Но нет, этого не произошло – я никогда не был настолько важен, чтобы доверять мне секреты. По поводу страховки? Да, верно, я застраховал тебя по самое некуда. Стоит ли винить меня за это?
Свою тираду Роберт произносит, расхаживая взад-вперед, и его слова кажутся мне роем злых пуль, выпущенных из автомата.
– Мои попытки найти мало-мальски стоящую работу прояснили, что после двадцати лет ведения домашнего хозяйства на трудовом рынке я не слишком-то конкурентноспособен. А у нас двое детей. Школа и университет, за которые нужно платить. Дом, который нужно содержать. Разумеется, я хотел, чтобы мы были защищены на тот случай, если ты заболеешь, как она. Так что если мое преступление в этом – то я виновен. Но что насчет тайн? Ты хранила свою тайну всю нашу совместную жизнь! У меня не было секретов от тебя, Эмма. Я всего лишь обнаружил, что за секрет был у тебя.
– Ты рассказал Уиллу о том, что она сделала. Заставил его рисовать все эти рисунки, чтобы напугать меня. И про числа ты знал, и…
– Бога ради, Эмма, уймись! Ты моя жена. Я люблю тебя. Но это уже безумие.
– Что скажешь о царапинах на моей машине? Об отзывах о моей работе? О записке? – Я перевожу взгляд с Роберта на Кэролайн и обратно. – Что насчет этого всего?
– Ты уверена, что это все не ты сама сделала? – Голос Кэролайн мягко звучит в полной тишине, установившейся после моего вопроса. – Я знаю, ты веришь в то, что это сделал кто-то другой, только можешь ли ты быть уверена, что это не ты сама? – Мой рот дергается, но я не могу выговорить ни
