Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов

– Попробуете поднять информацию на Бориса Зиновьева?

– Я уже озадачил Колыванова, но ничего не обещаю.

– Уже озадачили? – удивился Вербин.

– Чуваев родился в Таджикистане, – небрежно произнёс подполковник.

Запомнил. Запомнил, среагировал на совпадение и направил человека искать дополнительную информацию. Поэтому работать с Шиповником было очень комфортно.

– Спасибо, Егор Петрович, – с чувством поблагодарил начальника Феликс.

– Не за что. Дело получается интересным?

– Очень.

– Тогда работай, а мы поможем.

Разговор закончился, когда Вербин подъехал к «Манежу». Отыскал парковочное место и привычно направился к служебному входу, отметив про себя, что желающих посетить выставку меньше не становится: несмотря на понедельник, очередь уходила далеко от главного входа, и теперь её «окучивали» не один, а целых два пикета «активистов». Но при этом они ни в чём не обвиняли Абедалониума. Грязные намёки прекратились после истории с Имановым, и больше к ним никто не возвращался. Но всех, разумеется, интересовало, почему знаменитый художник продолжает хранить молчание.

Оказавшись внутри, Феликс прошёл в зал частной коллекции, по-прежнему наиболее заполненный, и остановился напротив четвёртого полотна – «Мёртвая».

Последнего неразгаданного.

Для Вербина – последнего, а вот обычные любители тайн и шифров вынуждены были делить внимание между «Мёртвой» и «Магазинчиком сломанных кукол». О чём говорили те, кто изучал «Магазинчик», Феликс не слышал, да его это не интересовало, а вот фразы соседей иногда долетали.

– Точно вам говорю: она и есть убийца!

– А почему «Мёртвая»? Она ведь живая.

– В этом шифр: мёртвая женщина лежит у её ног, а на картине Абедалониум показал убийцу.

– Вряд ли.

– Вот увидите.

– А я думаю, эта женщина считается пропавшей, как Костя. Абедалониум специально так тщательно её написал, чтобы можно было прогнать портрет через систему распознавания лиц.

«Пробовали, ничего не получилось», – подумав, Вербин улыбнулся и сосредоточился на картине, на которой…

Дождь.

Классический питерский дождь, бьющий и сверху, и сбоку, со всех сторон сразу. От которого невозможно укрыться. Который обязательно проникнет под одежду, какой бы «водоотталкивающей» она ни была. Дождь, холодный даже летом, а уж осенью – совершенно ледяной. Дождь, естественный для величественного города, идеально сочетающийся со старыми домами, дождь, под которым так красиво разводятся мосты. Питерский дождь, чувствующийся абсолютно во всём – художнику удалось передать его с волшебной точностью. И ещё – классическую питерскую осеннюю тьму, когда мокрые тучи мягко укладываются на старые крыши и забирают весь возможный свет, заменяя его чёрным антрацитом, рассекаемым косыми стрелами дождя.

Художник знает Питер. Художник чувствует Питер. А мастерство и невероятный талант позволяют ему перенести знания и чувства на холст. Капли, конечно, не заползают под одежду, но зритель ощущает их ледяной холод и ему становится зябко.

Потому что в Питере осень.

На заднем плане картины изображён очень красивый дом, расположенный на площади Льва Толстого. Феликс узнал специально – именно на этой площади. Помнил, что видел здание где-то на Большом проспекте Петроградской стороны, просмотрел панорамы в картах и отыскал. Заодно узнал, что оно называется «Дом с башнями». Ну, а то, что оно одно из красивейших строений Питера, Феликс определил для себя сам. Но прекрасный дом, едва подсвеченный придавленными тьмой фонарями, лишь фон для женщины, давшей полотну название. Для женщины, идущей под дождём. Для женщины, при первом взгляде на которую понимаешь, что с ней что-то не так. Инстинктивно чувствуешь, что она чужая, вызывающая странную смесь жалости и желания держаться подальше. И невозможно понять, как Абедалониум это сделал? Как, взяв обыкновенные черты лица, он связал их в образ, вызывающий желание не приближаться? Не отвращение, какое вызывает хозяйка «Магазинчика сломанных кукол», а неясный страх.

А потом читаешь название и всё встаёт на свои места.

По площади Льва Толстого идёт мёртвая женщина. Под питерским дождём. В питерской тьме. Идёт… И совершенно непонятно, что происходит: то ли по Петроградской стороне действительно ходят мёртвые люди, то ли женщина ещё не знает, что мертва. И продолжает идти по Петроградской стороне. И путь её лежит за пределы картины. Мы не знаем куда.

Но мы точно знаем, что женщина – мёртвая.

– Он всё-таки невероятный, – вздохнул Вербин.

Произнёс не просто так: краем глаза Феликс заметил, что к нему подошла Ника. Как ей казалось – незаметно. Вербин дал ей возможность поверить в это, а когда улыбающаяся девушка собралась к нему обратиться, произнёс свою фразу.

– Как ты узнал, что я здесь? – поинтересовалась Ника.

– Я из полиции, мне положено всё знать.

– Так и знала, что ты это скажешь. Вербин, ты абсолютно предсказуемый.

– Привет.

– Привет. – Она улыбнулась. – Что мы здесь делаем?

– Я провожу расследование, а ты – не знаю.

– Тебе самому не надоели эти глупые шуточки?

– Я велел тебе оставаться дома.

– Да, я помню.

– Что пошло не так?

– Я вдруг поняла, что рядом с тобой мне спокойнее. Ты спас меня в прошлый раз, спасёшь и в следующий. А дома я совсем одна.

– Теперь говори правду.

– Ты – бесчувственное бревно.

– Я на работе.

– Сейчас?

– Всегда.

– Ты такой милый, Вербин, такая душка… – Ника вновь сменила тон. – Я правильно поняла, что ты приехал в «Манеж», чтобы посмотреть на картину? Так интересно наблюдать за тем, как ты постепенно опетербурживаешься и начинаешь немного понимать искусство, чувствовать его…

– Это заразно?

– Это аура культурной столицы. Ты становишься лучше и скоро начнёшь говорить людям «спасибо».

– Я всегда говорю людям «спасибо».

– Скоро ты начнёшь это делать без внутреннего московского отторжения.

– Москвичи народ простой и вежливый, в отличие от снобов.

– Ой, Вербин, какой ты душный. Но я рада, что ты решил посмотреть оригинал, это выдаёт умение работать. Ты молодец. Кстати, почему явился без кофе? Ты ещё не забыл, какой я люблю? Если забыл – не важно, я не знаю, какой хочу сейчас. Ой, Володя, привет! Рада тебя видеть!

Заместителю директора «Манежа» Феликс позвонил едва приехал, Владимир ответил, что пока занят, подойдёт позже и слово сдержал, появившись в зале на удивление вовремя.

– Теперь вас интересует эта картина?

– Да, – подтвердил Феликс. – Буду благодарен за любую информацию о ней. За абсолютно любую, даже если она не кажется вам значимой или достойной упоминания. Чем «Мёртвая» выделяется? Кроме того, что на ней нарисовано не то, что на других картинах.

– Написано, Вербин, написано, – не сдержалась Ника. – Володя, извини моего друга, он – москвич.

Владимир покосился на девушку, вздохнул и вновь обратился к Феликсу:

– Таких в Москве не встретишь, да?

– Ты понимаешь, – подмигнула Ника. Но тут же замолчала, увидев, что Вербин считает, что шутки сейчас неуместны.

– Владимир?

Заместитель директора пожал плечами:

– Я проверил всё, что связано с «Мёртвой», и могу с уверенностью сказать, что её единственное отличие… кроме того, что на ней изображено не то же, что на остальных… указано в страховом полисе. Картина повреждена.

– Что?

– Что?

– Страхователь особо уточнил, что во время заключительной работы над картиной Абедалониум случайно повредил холст, но решил не переписывать её, а подклеил изнутри и закрыл слоем краски.

– Абедалониум порвал холст? – быстро спросил полицейский. – Ножом? Ножницами? Порез большой?

– Нет, там небольшая круглая дырка, видимая лишь с обратной стороны. Не знаю, чем он её проделал, но дырка идеально круглая. Не очень большая.

– Соразмерная, – прошептала Вероника, но на замечание не обратили внимания.

– Где она расположена? – спросил Вербин.

– Я знаю где. – На этот раз девушка произнесла фразу чуть громче и была услышана.

Однако реакция оказалась не такой, как хотелось бы Веронике: Феликс посмотрел на неё с удивлением и лёгким движением бровей приказал молчать и не перебивать заместителя директора.

– Вы можете показать, где примерно расположено отверстие?

– Конечно. – Владимир достал из кармана авторучку, приблизился к картине и указал на точку в районе переносицы женщины. – Здесь.

– Да, именно там, – согласилась Ника.

И наконец-то привлекла внимание Феликса.

– Что всё это значит? – тихо спросил он.

– Чуть позже, – в тон ему ответила девушка, улыбнулась вернувшемуся Владимиру, но Вербин видел, что она расстроена. – Спасибо.

– Надеюсь, информация была полезна.

– И я надеюсь. – Феликс пожал заместителю директора руку, а когда он ушёл, вновь перевёл взгляд на Нику.

– Ты слышал о Подлом Охотнике?

Феликс прищурился, а затем что-то мелькнуло в памяти.

– Убийца? Он, вроде,