Смерть в прямом эфире - Кирстен Уайт

Вэл помнит, как проходит эта часть. Знает в точности, что должно последовать далее, теперь, когда, наконец, видит, в чем именно заключалась неправильность.

Дети в кругу, закрыв глаза, пели одни и те же слова в одно и то же время, позволяя руководившей процессом Валентине опереться на общий мотив, эхом отражающий ее намерения, и достать плащ из темноты с той же легкостью, с какой вытаскивают платок из коробки. Стоило лишь захотеть – и заветная вещь появлялась.

Затем следовало как можно быстрее подбросить плащ в воздух и сразу же схватить Айзека за руку, снова связывая друзей в единую цепь надежды, чуда и общности, которая удерживала тьму снаружи, в то же время не выпуская волшебство изнутри. И подчиняя его. Всегда с закрытыми глазами, всегда. Тогда в круг вливался поток холода, ледяной волной затопляя ребят и служа вестником изменения, после чего возникало воплощение магии, темная фигура.

Но на экране разворачивается совсем иная картина. Валентины нет, песня спета неправильно, и Дженни не может удержать мрак.

Плащ не опускается медленно на пол, очерчивая силуэт Господина Волшебника, а вместо этого мечется из стороны в сторону, дико кренясь, пока не падает, полностью сливаясь с окружающей чернотой.

– Папа? – шепчет юная Дженни, вглядываясь в пустоту, где всё никак не появляется Господин Волшебник. – Папочка?

– Выключите это, – умоляет взрослая Дженни, но так и не отводит глаз от экрана.

Как и никто из них.

В кругу новая руководительница отпускает руку Китти и тянется в сторону центра. Чернота вздымается волной, накатывая на самую младшую из друзей – самую уязвимую, ту, кого легче всего поглотить. Сестра Вэл исчезает под жадной тьмой, видны лишь руки. Одна держится за Айзека, а другая, пустая, словно ищет опору. Умоляет о помощи. Дженни взвизгивает и отпрыгивает. Айзек отпускает Хави и вцепляется в Китти обеими ладонями, а когда ее начинает утаскивать прочь, падает на колени и кричит:

– Помогите мне!

Но Дженни просто стоит на месте и вопит. Хави дергает Маркуса за плечо, стараясь увлечь за собой, потом сдается и убегает в сторону один. Юный художник, крепко зажмурясь, понемногу пятится, подвывая от ужаса и сопереживания.

Айзек не может больше удерживать Китти. Ее пальцы выскальзывают из его ладоней, и она исчезает во тьме. Там не видно ни следа малышки, ни ее силуэта, ни даже движения. Ничего нет. Не поднимаясь с коленей, повесив голову и ссутулив плечи, старший из друзей содрогается в рыданиях. Дженни по-прежнему кричит, протягивая руки, словно умоляя кого-то взять их. Маркус и Хави продолжают разбегаться в противоположные стороны всё дальше и дальше. Нет ничего, что могло бы их остановить, – ни стен, ни других препятствий. Лишь тьма, в объятия которой они стремятся.

Лишь тьма, которая поглотила Китти, будто ее никогда и не существовало.

Лишь тьма, которая выглядит и колышется в точности, как в кошмаре Вэл, когда она вытащила плащ из ладони.

Вопли тоже не прекращаются. Крики и плач звучат так громко, словно каждый из детей прямо рядом с Вэл, словно всё происходит сейчас. Словно ничего не закончилось тридцать лет назад и продолжалось всё это время, все эти годы.

Она чувствует себя выпотрошенной от кошмара случившегося, и пустота внутри ширится и ширится, чтобы вместить все крики. Весь ужас, отчаяние и надломленность. Все потери.

Вэл останавливает воспроизведение, зная, что это не поможет. Зная, что увиденное и услышанное будет преследовать ее вечно.

Но вопли не прекращаются.

Нет, не вопли.

Пение.

Оно доносится из подвала.

* * *

Свет не включается, однако камера работает, записывая звучащий в темноте голос. Неясно, один он или несколько. Сложно определить, но песня слышна совершенно отчетливо:

В хоровод быстрей вставай, за руки возьмись,

А затем в темноте с друзьями покружись,

А потом глаза закрой и не открывай,

Про себя или вслух желанье загадай:

Господин Волшебник, Господин Волшебник,

Скорее появись!

Доносится хихиканье и затем кто-то шикает:

– Т-с-с! Пора занимать места! Время пришло! – раздается далекий скулеж, который заглушает голос: – Тише! Не волнуйся, мы всегда будем друзьями. И скоро воссоединимся с остальными. А потом появятся и новые товарищи, которые включат свои телевизоры, чтобы дать нам возможность их отыскать. Мы отыщем их всех.

Семнадцать

Они дружно игнорируют голос, доносящийся из подвала.

Вэл считает это разумным. По крайней мере, в данный момент, когда у них есть более насущные вопросы для обсуждения.

Маркус принимается мерить шагами комнату, встряхивая руками и избегая приближаться к ступеням.

– Я помнил, что случилось с Китти. Помнил, но полагал, что ошибаюсь. Не могло такого произойти в действительности. Это же всё не по-настоящему. Скажите, что увиденного не было на самом деле, – он переводит умоляющий взгляд с одного собеседника на другого.

– Я запомнил то же самое, – тихо откликается Хави, по-прежнему сидящий перед телевизором. – Ты же участвовал в других проектах. Запись с кассеты похожа на то, что могли бы снять в те времена?

Маркус не отвечает, и это само по себе служит вполне ясным ответом.

– Возможно, нам подсунули дипфейк[11], – продолжает Хави. – Или…

Заметив, как качает головой Вэл, он умолкает. Теперь она вспомнила достаточно, чтобы знать наверняка: всё произошло на самом деле. Увиденное более реально, чем любой из присутствующих готов поверить. Но хотя бы объясняет, почему никто из них не сумел четко сформулировать, что случилось с Китти. Они, скорее всего, многие годы считали себя сумасшедшими и сомневались в надежности собственных воспоминаний. Однако Вэл ощущает гнев из-за того, что произошло с сестрой.

– Откуда у тебя кассета? – голос Айзека звучит спокойнее, чем у остальных.

Его лицо без очков смотрится непривычно, непохоже на него. Но очень похоже на женщину с парковки.

– Твоя мать дала, – отвечает Вэл, понимая: она оказалась не права, когда сочла, что у Айзека нет родителей в Благодати.

– Три доллара, – смеется Хави. – По одному за каждую ненормальную мать, которую ты встретила вчера. Теперь я начинаю жалеть, что тебе не удалось познакомиться с моей. И Маркуса – чтобы собрать весь комплект.

– А, да, она пытается помириться, – Айзек не выглядит особенно удивленным. – Давно уже.

– К черту! – взрывается Маркус, наклоняясь вперед, сцепив пальцы в замок на затылке и пытаясь глубоко дышать. – К черту меня, к черту всех нас!

– Нужно… – начинает Вэл.

– Нет, – прерывает Дженни, тряся головой и