Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон
– И что? Полиция собирается открыть новое дело? Расследование растрат средств налогоплательщиков на отмазывание халатности младшего медперсонала? – Оливия, как гончая, уже уловила запах своей журналистской добычи и встала в стойку, готовая к рывку.
Ее реплику Джим проигнорировал.
– Мы нашли родителей новорожденного. Это мистер и миссис Грин. Живут в Эксмуте. Трое детей, четверо внуков. Малыш был их первенцем. Они давно успокоились и не хотят иметь ничего общего с этим делом. Собственно, на сегодня все.
– А теперь, Джим, послушай, что я тебе скажу, – Эйлин вся сосредоточилась, даже щеки побелели, – я знаю, кто украл ребенка.
– Что-о-о? Кто-о-о? Откуда ты знаешь?
– Это моя тетя. Сестра моей матери. Ее новое имя – Стефани Батлер. Адрес можешь не искать. Оливия его хорошо знает, – слово «хорошо» она выделила голосом и сжала плечо подруги так, что та ойкнула, – она у Стефани недавно в гостях была. Ужинала.
– Как ты все это узнала? – Джим явно был в замешательстве.
Эйлин не сразу ответила.
– Она только что была здесь. И хоть и не призналась в краже младенца, но, судя по всему, хорошо об этом осведомлена. Вопрос – откуда?
В телефоне наступила полнейшая тишина. Даже фонового шума не было.
– Вот видишь, Оливия. Не ты одна училась в театральной студии создавать многозначительные паузы. Полиция тоже так умеет.
В этот момент телефон ожил, Джим снова заговорил:
– Ты будешь делать заявление?
– Нет. Но Гринов можно понять: тридцать лет – долгий срок для любой душевной раны. Я хочу забрать останки младенца и захоронить их. Думаю, мне удастся договориться с Патриком захоронить малыша в мамину могилу.
– Договаривайся. Пиши заявление, я посодействую в выдаче тебе останков.
Его голос потеплел. Или Эйлин это только показалось?
* * *
Церемонию захоронения нельзя было назвать пышной.
Викарий, Эйлин и Оливия вышли из церкви. Камень с могилы Анны Колд лежал в стороне, сама могила была открыта. Рядом с неглубокой ямой их поджидали Карл и Стефани Батлер. Карл сделал несколько шагов навстречу процессии и забрал из рук Эйлин крошечный – размером чуть больше обувной коробки – гробик.
В стороне у калитки, ведущей к выходу, стояли Джим Хикманн и двое полицейских в форме.
– Земля к земле. Прах к праху. Все тленное, смертное ты посылаешь в землю, Господи. А бессмертную душу, которую Ты взял, упокой со святыми.
Патрик закончил молитву, и все, кроме Стефани, подошли к краю могилы. Три щепотки земли с сухим треском ударились о крышку гробика.
– Хорошо, без дождя обошлось, – резюмировала церемонию прощания Стефани.
Патрик жал руки прихожанам, давая приличные случаю благословения.
– Храни вас Бог. – Он пожал руку Стефани.
– …И закон, – послышался голос Джима у нее за спиной.
Все обернулись.
– Мисс Стефани Луиза Батлер, у полиции есть ордер на ваш арест по двум статьям: присвоение чужого имени и кража чужого имущества. Вы имеете право сохранять молчание. Все, что вы скажете сейчас, может иметь свою интерпретацию в зале суда.
– Мертвый младенец не является ничьим имуществом, – с вызовом заявила ответила она.
– Хорошо. В судебном иске я укажу другую причину: глумливые действия с телом усопшего. Вас такой вариант устраивает? Руки вперед! Учитывая ваш возраст, вам не будут надевать наручники сзади.
– «Глумливые действия», – фыркнула она, – это что-то из некрофилии.
– Имитация смерти, кража документов умершей с целью фальсификации своих паспортных данных, незаконное присвоение тела новорожденного ребенка – все это, мисс Батлер, не просто «некрофилия», это истолковывается как нарушение закона. А в совокупности – как серьезный криминал. Вы – профессиональная преступница, мисс Батлер.
Констебли встали по обе стороны женщины, готовые сопровождать ее к машине.
Джим сухо кивнул оставшимся.
– Хорошего дня, господа!
Проводив глазами конвой, Патрик обернулся к Эйлин.
– Надо бы добавить имя на могильный камень. Ты подумала, как назвать малыша?
– Да. Пусть будет просто The Boy.
Глава 42
Габби и Патрик
Вернувшись домой, Эйлин вдруг почувствовала страшную усталость. Ноги подкашивались, плечи ссутулились. Руки как плети повисли вдоль туловища. Она поднялась в свою комнату, кажется, впервые в жизни держась за перила лестницы. Все, на что хватило сил, – это сбросить с ног туфли и расстегнуть молнию на джинсах. Она упала на постель. Несмотря на почти жаркий июльский денек, ее трясло в ознобе.
«Только заболеть не хватало, – подумала она, глядя сквозь смыкающиеся ресницы на доску над рабочим столом, – хотя теперь уже можно. Дело закрыто. Сейчас посплю, а потом все уберу. Надо бы в „Митчелл и Митчелл“ заехать. Что-то давно они меня не приглашали. Может, меня уже и уволили, а я и не заметила».
Она из последних сил дотянулась до пледа, висевшего на спинке кровати, натянула его по шею, свернулась калачиком. Последним ощущением, вернее, не ощущением, а желанием, прежде чем она провалилась в сон, было желание почувствовать рядом с собой теплое дыхание мужчины. Она даже себе не смела признаться в том, что это был не Стив и не какой-то там абстрактный мужчина. Это был тот, кто несколько дней назад провел с ней здесь, в этой самой постели, целую ночь, – детектив-инспектор Джим Хикманн. Разве она не запретила себе о нем думать раз и навсегда?
Сон был светлым, воздушным, совсем не таким, какие обычно ей снились.
Сад был украшен флажками и шарами. Столы под зонтами и складные стулья рядом с ними расставлены тут и там. Легкий морской бриз приподнимал края бумажных скатертей, и те надувались, как паруса яхт, качавшихся на волнах спокойного летнего моря.
В ожидании угощения дети бегали вокруг столов. Мальчики постарше у самого края обрыва запускали воздушного змея, и он парил разноцветным ястребом над морем и белыми точками лодок, как бы высматривая, какую из них утащить. Эйлин с замиранием сердца гнала свой первый в жизни – еще трехколесный – велосипед по дорожке через сад туда же, прямо к обрыву.
Там, где тропинка заканчивалась, стоял отец. Его лицо было закрыто камерой. Он снимал веселье ее дня рождения, стараясь поймать в кадр счастливое личико дочки. Ветер вздымал ее каштановые кудри. Она отчаянно нажимала звонок на руле велосипеда, тот тренькал. Гости расступались. Дорожка была свободна. Фигура отца приближалась. Вот он тоже
