Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив
Они поднялись. Макрис снял с вешалки макинтош. За двадцать лет Бекас не мог припомнить, чтобы его приятель надел что-нибудь потеплее, даже в самые лютые холода.
— Пройдемся пешком, у нас есть еще время.
Они вышли на ярко освещенную улицу Панепистимиу. Теперь, когда дневное солнце исчезло, зима опять вступила в свои права.
— Я уверен, что ты придешь в восторг от пьесы.
Старый полицейский уже привык к безобидному поддразниванию своего друга и не обращал внимания.
— Так что она за человек?
— Я же тебе утром все рассказал. Молодая актриса, окончила драматическую студию при Национальном театре…
— Я не о том.
Они шли теперь по направлению к улице Стадиу.
— Одна из самых интересных женщин, каких я знал в жизни.
— То есть?
— Очень красива… Такая, знаешь, необычная красота. А что еще более необычно для ее возраста и профессии — умна и образованна.
«Так умна, что способна подготовить преступление!» — подумал про себя Бекас.
— К тому же из очень хорошей семьи, — продолжал рассказывать журналист. — Ее отец был известный историк, преподавал в университете.
— Почему «был»?
— Он умер. Малышка живет одна.
— А мать?
— Они с отцом давно разошлись. Теперь она, кажется, в Америке и снова вышла замуж.
С улицы Стадиу они свернули на улицу Христоса Ладаса. Впереди засветились огни театра.
— Ну, вот мы и на месте, — сказал Макрис.
Бекас остановился перед сияющей витриной с фотографиями актеров.
— Которая Розину? — спросил он журналиста.
Тот обернулся и стал рассматривать витрину.
— Вот она.
Бекас так и впился глазами в фотографию.
— Ну и как? — спросил наконец Макрис.
— Красивая девушка, — ответил Бекас, а сам подумал: «Встреть я ее на улице, никогда бы не догадался, что актриса».
— И не просто красивая, — улыбнулся Макрис.
— Да, — задумчиво протянул старый полицейский. — Кажется, она «личность».
Он по опыту знал, что именно такие женщины доставляют мужчинам больше всего неприятностей.
— Ну что, пошли?
И они направились к театральному подъезду.
Прежде (это «прежде» было всего-то три месяца назад) у Бекаса при входе в кино или в театр даже мысли не возникало представиться или предъявить полицейское удостоверение, и контролеры без звука его пропускали. А вот теперь остановили.
— Ваш билет?
Он чуть было не сказал «полиция». Но вовремя спохватился. Макрис вмиг все уладил.
— Этот господин со мной.
— Пожалуйте, господин Макрис.
Они вошли. Руководитель труппы позаботился, чтобы им отвели два лучших места, которые всегда придерживают до последней минуты для опаздывающих театралов.
Занавес еще не поднялся, и Макрис отвечал на приветствия со всех сторон.
— Эта Розину сразу появится?
— Нет. Ее выход в середине первого акта. Может, сейчас зайдем за кулисы?
— После.
Он хотел посмотреть на нее раньше, чем она узнает, что ей уделяется особое внимание. Послышался первый звонок.
— Ты хоть знаешь, что́ собираешься смотреть? — опять поддел друга Макрис.
— Нет.
Оказалось, давали комедию из американской жизни.
Ангелос Дендринос курил, полулежа в кресле. Жена сидела напротив и листала какой-то французский журнал.
— Ты что же, так и просидишь весь вечер дома? — спросила она, поднимая голову.
— Но ведь ты сама решила. Мы могли бы пойти к Дросопулосам или поужинать с Апостолидисом в Кифисье. Нас приглашали.
— Настроения нет. — Она бросила журнал на пол. — Мне скучно. Который час?
Дендринос взглянул на старинные часы на камине между двумя подсвечниками, тоже антикварными.
— Без пяти десять.
Жена неожиданно предложила:
— Пойдем в театр?
Он удивился.
— Сейчас? Но уже поздно.
— Успеем. Театры никогда не начинают вовремя.
— Да и билетов мы не заказали. Придется мучиться где-нибудь в последнем ряду…
Но она уже решительно поднялась.
— Пойдем. Все равно лучшие места они придерживают. Ты можешь так идти, а я только платье переодену.
Последние слова она произнесла уже на пороге спальни; у двери обернулась, взглянула на мужа через плечо.
— Пять минут, и я готова.
— Дженни, а может, отложим на завтра?
Но жена уже скрылась за дверью, которая отделяла гостиную от той части квартиры, где находились спальни.
Вернулась она действительно через пять минут.
Дендринос поднялся с кресла.
— И в какой же театр ты хочешь пойти?
— Говорят, в «Атинаико» идет интересная комедия.
Дендринос с трудом сдержал досаду.
— Любовь моя, не лучше ли что-нибудь посерьезнее? В «Рексе», например…
— Нет. Мне очень любопытно посмотреть эту комедию.
— Но там всегда аншлаг. В другой раз закажем билеты заранее…
— Насчет мест не беспокойся, — нетерпеливо отмахнулась она. — Это я беру на себя.
Дендринос заметно колебался.
— Если только у тебя нет особых причин не водить меня туда.
— Пойдем куда хочешь, — устало проговорил он.
Занавес поднялся, и спектакль шел уже минут десять. Бекас не отрываясь глядел на сцену. Разумеется, за ходом действия он не следил и актеров не слушал. Однако в каждой вновь появлявшейся актрисе ему виделась Марина Розину.
Макрис уже побывал на премьере этой вещи, и его спектакль интересовал еще меньше. Он был целиком поглощен наблюдениями за своим другом: в данный момент тот уже не походил на сердитого кота, а скорее напоминал охотничью собаку, которая почуяла дичь. «Любопытно, — то и дело спрашивал себя Макрис, — зачем ему понадобилась эта малышка?»
Случайно взгляд его упал в зрительный зал: капельдинерша, с великой осторожностью, чтобы не наделать шума, провожала на места во втором ряду опоздавшую пару. Журналист оживился и толкнул локтем друга.
— Ты глянь-ка! — Макрис кивнул в сторону супругов.
Узнав свою клиентку, Бекас тут же вспомнил, что его друг не в курсе дела, и потому спросил:
— Кто это?
— Дендринос с женой. Тот самый богач, который, по твоим словам, и состоит в связи с малышкой.
Прежде чем журналист успел произнести эти слова, Бекас уже принялся изучать взглядом мужа своей клиентки. «Красивый мужчина», — подумал он. Дендринос напомнил Бекасу одного актера, чью фотографию повесила у себя в комнате дочка, когда была маленькой. И, так как мозг иногда выкидывает с нами странные шутки, бывший полицейский теперь с усилием вспоминал имя того актера, в то же время понимая, как это глупо. Но вспомнить ему не удалось.
Супруги наконец достигли своих мест и уселись.
— Вся компания в сборе, — зашептал Макрис — Малышка, ее друг и ты. Ну как он тебе?
— Впечатляет.
— Однако же до сих пор мне никто не говорил, что он любовник Розину. Да и жена у него красавица.
Сзади на них зашикали, и Макрис повернулся к сцене. Наконец появилась Марина Розину.
— Она? — спросил Бекас.
Макрис только кивнул, но Бекас и сам тут же узнал девушку по фотографии. Он невольно повернулся посмотреть на супругов. Жена смотрела на молодую актрису взглядом, выражавшим вполне объяснимую ненависть.
Даже не большой ценитель искусства сразу согласился бы с Макрисом: эта девушка талантлива. Пьеса была забавная, но не более того, а текст, который драматург написал для этой роли, — банальный. Но Марине удалось вложить даже в эти пустые фразы глубину и значительность. Она приковывала к себе внимание зрителя, хотя роль была не главная. Макрис наклонился к Бекасу.
— Что скажешь?
— Да, она хорошая актриса.
По возможности незаметно он опять посмотрел на Дендриносов. Муж с увлечением следил за актрисой. На его лице засветилась нежность. «Влюблен, — решил Бекас. — Моя клиентка права». Госпожа Дендрину повернулась что-то сказать мужу, и лицо его опять приняло равнодушное выражение.
Бекас увидел все, что хотел. И теперь, рассеянно глядя на сцену, думал о другом. Наконец первый акт кончился, и зрители потянулись из зала. Многие направились в курительную.
— Ну что, — сказал Макрис, — зайдем за кулисы?
— Пошли.
За кулисами журналист был как у себя дома. Его радушно и почтительно приветствовали буквально все — от актеров до рабочих сцены.
— Я смотрю, ты здесь свой человек, — заметил Бекас.
— Не забывай, они поставили несколько моих пьес. И числят меня в своей шайке.
Им пришлось на несколько минут задержаться: режиссер потребовал, чтобы Макрис высказал свое мнение о постановке, хотя так и не дал ему вставить слово, не переставая ругать на все лопатки руководителя труппы и исполнителя главной роли. Макрис насилу от него отделался.
— Вот гримерная малышки, — сказал журналист, останавливаясь перед одной из дверей, — ты, конечно, не хочешь, чтобы я представил тебя как полицейского.
