Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
В конце концов из идеи связать мою заинтересованность изменением климата с возвращением Великого Древнего на Землю эта история переросла в нечто большее. Следуя тенденции Лавкрафта подкреплять свои рассказы массивом научных и академических знаний, обогащать их альтернативными вариантами развития истории, делая их более достоверными для читателя, я обнаружил, что пытаюсь сделать то же самое с помощью естественных наук. Таким образом, эта история стала научно-фантастическим рассказом ужасов, чем-то, что мне всегда нравилось как читателю, но что я никогда не пытался писать до «Пропавшей дочери» – хотя этот роман не лавкрафтианский, а футуристический и предапокалиптический.
Несмотря на некоторые намеки на телепатию, большая часть материала, легшая в основу рассказа, имеет научную основу. На самом деле я пытался связать идею Лавкрафта о великих и непостижимых инопланетных существах, дремлющих в нашей Солнечной системе, с естественной историей Земли – только с самого ее рождения. Наверное, это самый амбициозный рассказ, который я когда-либо писал, и самый нехарактерный по стилю и смыслу. И поэтому, вероятно, я больше всего не уверен насчет него.
Он весьма детализированный и требует от читателя большого терпения. Это не драма, а альтернативный вариант развития истории, созданный на основе свидетельств, снов и псевдонаучных данных. Происходящее в этом рассказе могло родиться лишь в голове пожилой женщины, страдающей слабоумием.
На написание истории ушла целая вечность, и в ней дань уважения Лавкрафту приняла, неожиданно для меня, максимально чистую и традиционную форму. Я сам удивился. Но надеюсь, что «Призови имя» найдет своего читателя.
«Белый свет, белый жар» – третий рассказ в этом сборнике, написанный в виде посвящения существующему писателю: на этот раз Марку Сэмюэлсу, британскому автору странной прозы. Джастин Айсис предложил мне написать историю, вдохновленную работами Марка, и, поскольку я уже давно являюсь ценителем его работ, особенно его первоклассных сборников «Белые руки» и «Глипотех», то решил, что стоит попробовать. Помню, как во время одной из своих мрачных лондонских фаз я читал «Белые руки» и отметил, что Марк Сэмюэлс, как и Лиготти, очень хорошо умеет передавать ужас городов, организаций, корпораций, институтов и систем, а также их странного и катастрофического воздействия на наши умы.
Эта история также дала мне возможность рассказать о моих собственных неудачах в издательском деле. Я непрерывно в течение одиннадцати лет работал редактором, выпускающим редактором и шеф-редактором и не менее трех раз получал от своих корпоративных повелителей белый конверт, в том числе дважды в течение одного года после финансового кризиса. Последнее получение белого конверта стало последним в прямом смысле, так как у них больше не было возможности вручить мне его снова. Я уволился. Помнится, тогда я подумал, что скорее буду зарабатывать на жизнь уборкой собачьих фекалий в парке, чем когда-либо снова пройду через такое. Но даже если не брать во внимание издательское дело, держу пари, что любой читатель, который работал в крупной компании, сможет узнать в моих наблюдениях и свои собственные.
В 2016 году Д. С. Льюис, один из самых проницательных и почтенных критиков и рецензентов данного рассказа, вручил ему свою ежегодную премию «Ловец снов». Я как писатель очень этим горжусь.
«Маленький черный агнец» связан с «Эвменидами». В первую очередь тем, что это посвящение другой легенде британского вирда и хоррора, Рэмси Кэмпбеллу. А свое название он получил от имени, приписываемого молодой женщине в «Эвменидах». Поскольку данные рассказы были написаны как дань уважения двум великим писателям, из-под пера которых вышла большая часть лучших произведений в нашем жанре, нужно было, чтобы в подходе и исполнении они оставались загадочными. Эстетическая цель заключалась в том, чтобы в конце истории сохранялась тайна. Читателю необходимо ощущение неразгаданности, чтобы в воображении сохранялось смутное, но тревожное полуосмысление. Думаю, что Эйкман и Рэмси Кэмпбелл делают это так часто, что это, можно сказать, их фирменный знак.
Суметь удачно написать такого рода историю – это я не про себя – все равно что достичь вершин в вирде. Чтобы читатель, на каком-то глубоком подсознательном уровне, смог увидеть нечто возвышенное, божественное или дьявольское. Испытать удивление, трепет (и ужас), присущие работам Мэкена и Лавкрафта, которые являются важнейшими проводниками и выразителями этого самого принципа. По сути, как мне кажется, истории подобного типа должны производить эффект, сходный с поэтическим текстом.
Так что написание этого рассказа для меня было сродни вызову. Мне не хотелось копировать или позорить живого писателя, мастера языка и странной прозы. Писать трибьюты не только волнительно, но и страшно. Что-то сделать с наскока здесь не получится.
Я принял приглашение сочинить рассказ для антологии Джо Пулвера «Таинственные попутчики», посвящения Рэмси Кэмпбеллу, не имея ни малейшего представления, о чем буду писать. К тому же моя нерешительность и боязнь все испортить мешали начать работу. Хотя я читал книги Рэмси Кэмпбелла большую часть своей писательской карьеры и знаю автора лично, у меня с трудом получалось придумывать рассказ. Я пребывал в растерянности. Подражание другим авторам сопряжено со многими подводными камнями: слишком легко скатиться к банальной, а то и оскорбительной пародии на эстетические ценности и творческие цели другого человека.
Я не был знаком с Робертом Эйкманом. И хотя знаю Марка Сэмюэлса, к тому моменту, когда я начал писать «Белый свет, белый жар», мы не виделись уже много лет. Лавкрафтианскую литературу пробовали писать так много авторов, что каждая новая попытка вызывает чуть ли не стон. Сочинять все эти рассказы было безопаснее. Они не так сильно меня пугали несмотря на то, с какой легкостью можно сымитировать эйкмановский стиль и при этом попасть в ловушку, создав историю, где пресловутая странность кажется совершенно инородной (и я часто натыкаюсь на такие).
Про Кэмпбелла я вспомнил на выставке, организованной Лондонским музеем и Скотленд-Ярдом. Во время трехдневной поездки в Лондон, насыщенной встречами с издателями и кинокомпанией, я все же нашел время посетить выставку криминальной истории Британии, проходившую в Лондонском музее, и провел там все утро. Это было незабываемое переживание, заставившее меня испытать острое раскаяние и грусть по поводу почти забытых жертв многих страшных преступлений. История часто прославляет злодеев, а жертв оставляет в тени. Этот дисбаланс я попытался исследовать и исправить в романе «Никто не уйдет живым». Экспонаты выставки также вызвали у меня отвращение к пошлой банальности преступников, совершивших множество отвратительных, грязных злодеяний – от растворения своих жертв в ваннах с кислотой до проникновения в чужие дома с помощью складных самодельных лестниц, которые носили в плащах.
Экспонаты выставки, в том числе старые артефакты, в некоторых случаях целое столетие
