Черное дерево - Мерседес Рон
Я не мог допустить, чтобы Марфиль погибла от рук людей Козела.
Это мой зарок.
Я взял ее на руки и понес в спальню. Несколько часов я смотрел, как она спит, пока наконец тоже не уснул.
Уснул я только потому, что ее голова лежала у меня на груди, и понимал – с Марфиль ничего плохого не случится.
27
Марфиль
Нас привезли в аэропорт на бронированных машинах. За нами охотились, и никто не хотел зря рисковать. Нам предоставили хорошо охраняемый дом в центре Майами. Для подготовки к операции выделили три дня. Суарес объяснил мне, как работает камера, вмонтированная в оправу очков, которые я должна была носить не снимая. Камера будет вести запись в реальном времени и тут же передавать ее на компьютеры ФБР. Суарес особо настаивал, что никто ни под каким видом не должен прикасаться к очкам, а тем более снимать.
Планировалось провести операцию в пятницу, но пока все повисло в воздухе до встречи с Кларой.
Группа надеялась, что она предоставит дополнительные данные, что снизит риск и повысит вероятность успеха операции.
Мы сели в самолет. Моя тревога все возрастала, пока не поглотила полностью. Я не столько боялась высоты, сколько беспокоилась за тех, кто сейчас зависел от меня. Жизнь всех этих девочек зависела от того, провалю я дело или нет. Я должна сделать все как можно лучше, и этого я желала больше всего на свете.
Сама не заметив как, я превратилась в человека, которым хотела быть. Я всегда боролась за права женщин, считала себя феминисткой и ходила на университетские демонстрации. Меня волновала судьба обездоленных, я стремилась помогать ближним, ничего не прося взамен. И никогда не считала, что сделала достаточно, я думала, что делаю слишком мало. На протяжении всей жизни, во всяком случае, на материальном уровне, я ни в чем не знала отказа, и мне казалось несправедливым, что у меня есть так много, а у других так мало. Но теперь наконец у меня появилась возможность изменить положение дел, помочь людям, которые, как я знала по собственному опыту, живут в настоящем аду.
Стоило лишь представить, в каких ужасных условиях они находятся, стоило представить себя на их месте, как меня охватывал ужас. Как такое возможно, чтобы людей продавали как вещи? Как такое возможно, чтобы кого-то заставляли силой заниматься проституцией? Как можно продавать мальчиков и девочек для подобной мерзости?
От этих мыслей я задрожала, и сидящий рядом Себастьян легонько сжал мне руку. Он сел рядом со мной, хотя я его об этом не просила.
Мы оба поразительно изменились.
Остались далеко позади те дни, когда единственными моими заботами были учеба и желание, чтобы этот чудесный человек обратил на меня внимание. Теперь, когда я узнала правду о реальном мире, о его жестокости, у меня открылись глаза. Мне пришлось повзрослеть. Пришлось понять, насколько коротка жизнь и как просто, всего лишь нажав на спусковой крючок, все отправить в тартарары.
Я посмотрела на Себастьяна. С тех пор как мне позволили принять участие в операции, он стал более напряженным, тревожным, серьезным и очень вспыльчивым.
Я любила его за то, что он так обо мне беспокоится и благодарила Бога за то, что Себастьян будет сидеть в фургоне и руководить операцией. Я бы не смогла довести дело до конца, если бы знала, что он тоже подвергает себя опасности. Этого я бы просто не вынесла. Именно по этой причине я дала ему небольшую передышку. Ему было нелегко отпустить меня в клуб, зная, что все может закончиться ужасно.
Он обнял меня за плечи и притянул к себе, чтобы поцеловать в губы.
– Ты совсем не спала, слоник, – сказал он. – Хоть в самолете отдохни.
Я с улыбкой посмотрела на него.
– Надеюсь, ты позволишь мне поспать у тебя на коленях?
Он улыбнулся в ответ, вспомнив, как однажды я уже это просила.
– Разве я хоть раз отказывался? – ответил он, поднимая подлокотник.
– Даже будешь гладить меня по голове?
– Все, о чем ты попросишь, моя несравненная.
Когда он так меня назвал, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мне постоянно говорили всевозможные комплименты, но никто прежде не произносил их с такой нежностью. Впервые в жизни я что-то почувствовала, услышав это слово.
Я легла к нему на колени, и он стал поглаживать меня по волосам.
На следующий день я собиралась подстричься и покраситься, и, хотя меня это ничуть не радовало, отказаться было нельзя. Сейчас я должна выполнять приказы.
Завтра Марфиль Кортес превратится в агента, внедренного ФБР, и я чувствовала себя всемогущей как никогда прежде.
Охраняемый дом стоял недалеко от пляжа и выглядел вполне обычным, но был достаточно большим, чтобы мы могли в нем разместиться с комфортом. А кроме того, он находился вдали от города, вдали от других домов и зданий, и это внушало спокойствие.
Нас распределили по трем смежным комнатам. Мы поужинали гамбургерами из «Макдоналдса», купленными на всех Суаресом, и сразу отправились спать. На следующий день нам предстояло встретиться с Кларой, и мне не терпелось услышать, что она скажет.
Мы договорились с ней встретиться на маленькой площади неподалеку от нашего дома. Это была тихая площадь с видом на море, несколькими скамейками и ухоженным газоном.
Мне не терпелось услышать ее историю, но больше всего я хотела узнать, все ли у нее хорошо, не угрожал ли ей кто-то, чтобы она отказалась от обвинений.
Себастьян лежал рядом со мной, и по ритму его дыхания я понимала, что он не спит. Мы оба знали, что нас ждет, и трудно было это принять. Я прижалась к нему, и он машинально обнял меня и притянул к себе. Мы не знали, увидимся ли когда-нибудь снова, так что лучше воспользоваться последними минутами.
На следующее утро девушка из ФБР явилась к нам в дом в сопровождении агента в костюме и в галстуке. Они представились как агент Гарсиа и агент Уолкер и как-то сразу мне не понравились. Хотя Себастьян встретил их дружелюбно, я достаточно хорошо его знала и понимала, что он терпеть не может, когда кто-то сверху пытается контролировать наши действия.
Мужчина присоединился к нему в гостиной, чтобы обсудить детали нашего плана действий и объяснить все, что касается операции, а женщина подошла ко мне. В руках она держала маленький черный чемоданчик, а лицо ее выглядело не
