999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
Спать лег, когда закончил черновой набросок «грузинского следа» металла высшей пробы, чтобы утром следующего дня передать его Максиму Бондаренко. А там уже Панкову решать, как быть с каналом увода российского золотишка в Грузию.
«Крымову. Срочно.
Необходима дополнительная прокачка «грузинского следа». Указанную вами группировку не трогать до особого на то указания.
Панков».
Глава 31
В окнах домов деревни Лепешки уже потухли огни, когда по обозначенным адресам рассредоточились омоновцы, Пазгалов ждал условленного сигнала.
Где-то брехали собаки, из какого-то дома рвались на улицу то ли азиатские, то ли арабские, никогда ранее не звучавшие на этой земле мелодии. В такую бы ночь с молодой грудастой птичницей на душистом сеновале лежать да в короткие минуты отдыха звезды в прорехах считать, а тут… Отчего-то вспомнив свою короткую, но жгучую, как комета, скороспелую краснодарскую любовь, Олег обреченно вздохнул и посмотрел на светящийся циферблат часов. До обозначенного часа оставалось четыре минуты.
Посмотрел опять на часы. Двенадцать ноль-ноль! Мысленно перекрестился и включил рацию…
Остервенелый лай цепных псов, прокатившийся по селу, возвестил о начале операции, и Пазгалов, еще раз перекрестившись, врубил скорость. До огороженного высоченным забором пятистенка, в котором довольно прочно обосновалась многочисленная семья Тенгиза Кулаева, было не более полукилометра еще недавно спящего села, однако ощущение создавалось такое, будто он попал в огромный собачий питомник, куда вбросили несколько кошек.
— Чтоб вас! — выругался в сердцах Пазгалов, с силой выкручивая баранку, чтобы не залететь в придорожный кювет, и, когда уже вырулил на темную в этот час центральную улицу Лепешек и до дома Кулаева оставалось не больше двухсот метров, вдруг услышал звук хлесткой, как пощечина, короткой автоматной очереди. После чего…
Это был уже не лай и даже не вой, а скулеж смертельно раненной собаки.
Притормозил, вслушиваясь в какофонию звуков разбуженной деревни, однако скулеж оборвался так же неожиданно, как и возник, и Олег пробормотал невольно:
— О боже!
И короткая автоматная очередь, и предсмертный собачий визг — все это происходило за высоким сплошным забором, которым отгородился от своих соседей предусмотрительный Тенгиз Кулаев.
Допрашивал Кулаева Яровой.
Еще не до конца осознавший, что же с ним произошло на самом деле, тот сверлил бешеным взглядом сидевшего по другую сторону стола следователя, и во взгляде этом можно было прочесть все, что творилось в душе сорокалетнего торговца наркотой, в дом которого посмели ворваться ненавистные омоновцы в масках, пристрелив при этом собаку. Ворвались на его суверенную, как он считал, территорию.
Да и кто вообще мог решиться на подобный шаг, тогда как все давно проплачено, а крышуют его даже не шестерки воронцовского пахана, с которыми у него свой собственный договор, а вполне достойные и уважаемые в городе люди.
Яровой смотрел на Кулаева, и впечатление создавалось такое, будто тот действительно не понимает всей тяжести преступного промысла, который он и его подельники считали беспроигрышным бизнесом, а в том, что с ним случилось, видит то ли злонамеренные происки конкурентов тех самых «уважаемых» крышующих его людей, то ли какое-то дикое недоразумение.
«М-да, — размышлял Яровой, всматриваясь в потемневшее от ярости лицо Кулаева, — долго же ему придется ждать ответной реакции “уважаемых” людей, хотя…»
За этим «хотя» много чего стояло, и следователь с долей сочувствия в голосе поинтересовался:
— Что, Кулаев, хреновато?
Задержанный полоснул по его лицу взглядом, полным ненависти, и что-то пробормотал по-своему, не разжимая зубов.
— Вы бы на русском изъяснялись, — посоветовал ему Яровой, — особенно когда я спрашиваю. Могу вас заверить, переводчиков не будет.
И снова кипящий злобой взгляд. Казалось, будь сейчас в руках этого человека оружие, и он бы без доли сомнения пустил его в ход.
— Да пошел ты… — Это прозвучало уже по-русски.
Зрачки Ярового сузились, на щеке дернулся лицевой нерв, а на скулах шевельнулись вздувшиеся желваки. Он не мигая уставился на задержанного и негромко, но внятно произнес:
— С тобой говорит следователь по особо важным делам Следственного комитета России Яровой! Врубаешься, надеюсь? И советую тебе, Кулаев, отвечать на мои вопросы. Тем более что те семь килограмм порошка, что обнаружены в присутствии понятых в твоем доме, могут обратиться для тебя в пятнадцать лет строгого режима. И могу заверить тебя, Кулаев, что я лично позабочусь об этом.
Эта угроза могла подействовать на нормального человека, с нормальной психикой, но реакция, последовавшая со стороны оптовика, удивила даже Ярового:
— Собака!
И сказано это было с такой яростью в голосе, что Геннадий Михайлович поначалу даже растерялся немного, чего с ним не случалось многие годы. То ли этот торговец был настолько уверен в своей крыше, то ли он настолько ненавидел российских силовиков, которые мешали ему творить свой «бизнес», что он… Впрочем, как бы там ни было, но допрос следовало строить так, чтобы у этого зверя не оставалось даже малейшего сомнения о том, что на этот раз он оказался в полном дерьме, из которого ему уже не выбраться. И еще Яровой подумал о том, что Жомба знал, кому конкретно поручает убийство Лютого. Заживо спалить человека, который лично тебе не сделал ничего плохого… подобное не каждому по силам.
Он сдвинул на угол стола голубенькую папочку с чистыми бланками протоколов допроса, откинулся на спинку стула, поднял на задержанного, казалось бы, ничего не выражающий взгляд.
Кулаев все так же пристально смотрел на следователя, однако уже что-то изменилось в его поведении. В глазах уже не плескалась та откровенная ненависть, которую он даже не пытался скрывать всего лишь пару минут назад, а вместо нее появилось некое осмысление происходящего. Впечатление было такое, словно этот человек наконец-то приходит в себя после долгого наркотического сна и его мозги, еще не до конца расплавленные, пытаются проделать титаническую по своей сложности работу, чтобы понять наконец-то, что же случилось на самом деле и с чего бы вдруг он сидит, закованный в наручники, перед каким-то следаком и должен отвечать на вопросы, в сущность и смысл которых он
