999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук

Водила «жигуленка», судя по всему сержант, даже не думал проявлять каких-либо телодвижений, и это тоже наводило на определенные размышления.

Вернувшись в свой «Мерседес», он покосился на плечистого Погребняка, который то ли из-за своей непомерной жестокости, то ли из-за вечной угрюмости, а может, и просто из-за фамилии поимел кличку Могильщик, и взглядом показал на «Жигули».

— Тебе это ничего не напоминает?

Могильщик тупо уставился на «пятерку», после чего перевел тяжелый взгляд на своего бригадира.

— А шо?

— Да ничего! — с непонятной злостью отозвался Грач. — Это наружка воронцовская. А вот кого она пасет?

При этих словах Погребняк моментально вскинулся и уже более пристально уставился на «Жигули». Пробасил таким же тяжелым, как и его взгляд, голосом:

— Не нас, надеюсь?

— Вот и я хотел бы надеяться, — отозвался Грач. — Ты вот чего… прокатись-ка чуток перед этими козлами, а потом свернешь в проулок.

— Так нам же прямо.

На скулах Грача заиграли вздувшиеся желвачки:

— Делай, что велят.

…Оперативная «пятерка» проигнорировала насквозь пропыленный «Мерседес», и все-таки Грач счел нужным сообщить о своей догадке Жомбе. И не мог не обратить внимания на то, как Даутов изменился в лице.

— А не ошибся, случаем? — вскинулся Жомба, и было видно, как налился кровью его шрам.

— Всякое, конечно, может быть, но в данном случае… Мне ведь и самому приходилось негласную слежку вести, так что ошибиться вроде бы трудненько.

Теперь уже и глаза Даутова налились кровью, и он почти сжирал пронзительным взглядом Грача. Будто именно он, этот паскудный хохол, который порой игнорировал приказы Жомбы, был виноват в том, что в Лепешках ни с того ни с сего объявились воронцовские опера. Однако Грач даже не отреагировал на этот его всплеск и только с ленцой в голосе произнес:

— Может, дурь этот хвост привела?

— Исключено!

— А почему, собственно, исключено? — удивился Грач. — И откуда вдруг такая самонадеянность?

— Оттуда! — зло бросил Жомба. — Если бы чего по дури всплыло, то я бы первым об этом узнал. Короче, бери кого нужно из моих людей и срочно выясни, что за хвост здесь объявился и за кем таскается. Ну а я… я тоже кое-что постараюсь предпринять.

Он замолчал было, но сообразив, что негоже в подобный момент гнобить мента, тем более что мозги у того работали гораздо лучше, чем остатки серого вещества его нукеров, он взял себя в руки и уже более миролюбивым тоном произнес:

— Ладно, об этом позже поговорим, а сейчас давай-ка за столом посидим, винца-манца выпьем, шашлык-машлык покушаем.

Этим же вечером шашлыком по-карски наслаждались и Крымов с Максимом Бондаренко, тем более что поистине царский заказ оплачивал Гусак, видимо, решивший показать столичным варягам, что и на российской периферии живут достойные люди. И это тоже вполне устраивало Крымова — уже после первых трех рюмок вполне приличного коньяка Гусак, что называется, поплыл, и теперь с ним можно было говорить по делу.

— Короче, слушай сюда внимательно, — надломив лепешку и отложив вилку с ножом в сторону, произнес Крымов. — Вижу, человек ты серьезный, поэтому и разговор будет более чем серьезный. Однако предупреждаю сразу, если мое предложение лично тебе чем-то не понравится, можешь сразу же забыть его, но ни в коем случае не выносить за порог этого славного заведения.

— О чем разговор! — вроде бы даже как обиделся на последние слова Седого Гусак, но было видно, что вступительное слово столичного варяга, о котором уже стали поговаривать в городе воронцовские авторитеты, ему явно понравилось, и он кивнул, согласен, мол.

— Вот и ладненько, — хмыкнул Крымов. — А разговор у меня такой… Короче, буквально на днях пойдет первое золотишко, причем высшей пробы, а мне его некому будет сдать по сходной цене.

— Так ты же… — вскинулся было Гусак.

Но Крымов остановил его движением руки.

— Да, верно, была договоренность вроде бы с надежным человечком в Москве, но с ним полный облом. Как говорят в народе, первый блин комом.

— Так чем же я могу помочь? — будто даже протрезвел Гусак.

— Можешь, друг мой, можешь, — сказал Крымов, поднимая бокал, до трети наполненный коньяком. — Причем и сам в накладе не останешься. Называй свой процент от конечной распасовки. Короче, мне нужны те оптовики, которым твой босс сдает золотишко. Повторяю, эта сделка останется надежно между нами, а ты будешь иметь свой процент с каждого грамма сданного золота.

— Вот за это давайте и выпьем, — вставил свое слово Максим, для которого предложение Крымова было столь же неожиданным, как и для Гусака. — Соглашайся, Вениамин, соглашайся, тем более, как я догадываюсь, Гришка Цухло держит тебя в черном теле.

Явно не ожидавший подобного предложения, Гусак в растерянности опустил было на стол свой бокал, но тут же поднял его и одним глотком выпил. Передернул плечами, тут же зажевал коньяк долькой лимона и уже более трезво посмотрел сначала на Бондаренко, затем на Седого.

— Ну зачем же «в черном теле», он… — Гусак замолчал надолго, видимо, переваривая услышанное, показал глазами Максиму, чтобы тот вновь наполнил бокалы, и негромко произнес, уже обращаясь непосредственно к Седому: — Что ж, предложение заманчивое, и если это действительно останется между нами…

— Вениамин-н-н, — усовестил его Бондаренко, — мы же сюда не в игры приехали играть.

— Да, конечно, — спохватился Гусак.

…В гостиницу Крымов вернулся поздно вечером. Ополоснув лицо холодной водой, достал из тумбочки банку растворимого кофе и почти без сил опустился в кресло. Необходимо было проанализировать все то, что он услышал от Гусака, согласившегося сдать Седому оптового покупателя золота высшей пробы, с которым уже не первый год работал Григорий Цухло. Информация была весьма важной, причем вскрывала довольно влиятельную группировку грузинских «старателей», осевших в России, но главным лично для него, для Крымова, было то, что это золото уходило прямым ходом в Новороссийск и далее в Грузию, где рассасывалось по ювелирам и зубным врачам. Так что ни о какой Украине здесь и речи быть не могло.

И это хорошо. Как говорится, отрицательный результат — тоже результат. Круг подозреваемых в сотрудничестве с «Возрождением» сжимался. Правда, легче от этого Крымову не становилось. Москва требовала ускорить «расшнуровку» того узла, что сплелся на Воронцовском заводе цветных металлов, а он только и сделал, что законтачил с Кудлачом да перетащил на свою сторону весьма влиятельного, как оказалось, члена группировки Григория Цухло.