999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
— Ну! — явно обрадовалась его подсказке бабулька: — Он будто верченый какой-то, все время головой дергает, словно боится, что к нему подкрадывается кто-то, и все время оглядывается.
И снова Пазгалов вынужден был прокрутить видеозапись, уже по-иному всматриваясь в каждое движение, в каждый поворот головы Кулаева. После чего заграбастал зардевшуюся хозяйку дома в охапку и крепко поцеловал в щеку.
— Спасибо, Галина Гавриловна! Вы даже не представляете, как нам помогли.
Кулаева решено было брать поздним вечером, в его собственном доме, причем задерживать его вкупе с теми жившими в Лепешках оптовиками, которые уже находились в оперативной разработке, но до которых все еще не доходили руки воронцовских оперов. Причем это задержание должно было пройти одновременно по всем адресам.
По крайней мере, именно на этом настаивал Яровой.
Рыбников попытался возразить ему, напомнив, что Воронцово — это не Москва с ее спецназом, ОМОНом и прочими силовыми структурами, а у воронцовских силовиков просто не хватит сил, чтобы одновременно провести столь масштабную по местным меркам операцию, однако Яровой настоял на своем, мотивируя это тем, что… Во-первых, это задержание не должно вспугнуть Жомбу, а во-вторых, что тоже немаловажно, эта зачистка — пробный шар для более масштабной операции, и важно было проследить ответную реакцию воронцовской «элиты», которая в той или иной степени содействовала финансовой накачке «Возрождения». А то, что эта реакция последует, в этом Яровой не сомневался. Даже если судить по тем «гневным» транспарантам, которые время от времени появлялись под окнами гостиничного номера, воронцовские «старатели», работавшие на «Возрождение», довольно чутко реагировали на каждое движение силовиков. Они, видимо, стали терять чувство опасности, а вместе с ним и чувство самосохранения, упиваясь при этом собственными удачами, и не желали более прощать «столичному варягу» Яровому и операм ничего из того, что не укладывалось в их собственные понятия.
С этим решением Ярового был согласен и Крымов. По его прикидкам, уже пришло время встряхнуть воронцовское криминальное болото, чтобы на этом фоне попытаться высветить каналы утечки черного золота на «Большую землю». Но более всего на данный момент его интересовала группировка Григория Цухло и те каналы, по которым он уводил золотишко из города. Вернувшись в гостиницу, Крымов спустился в буфет и, воспользовавшись служебным телефоном Клары, позвонил Бондаренко:
— Макс, слушай сюда внимательно. Надеюсь, ты продолжаешь контактировать с Гусаком?
— Естественно.
— И как у вас отношения, надеюсь, доверительные?
— Считайте, почти дружеские. По крайней мере, как мне кажется, он имеет какие-то виды на меня и, соответственно, на Седого.
— Что ж, виды — это хорошо, — не удержался, чтобы не съязвить, Крымов. — В таком случае попробуй назначить ему встречу в каком-нибудь приличном кафе и скажи, что с ним бы хотел переговорить сам Седой.
— «Шашлык по-карски» устроит? — тут же отозвался Бондаренко.
— А это что еще такое?
— Вполне приличная кафушка с грузинской кухней на окраине города. Он меня уже приглашал туда, мол, чтобы поплотней познакомиться.
— Даже так? — удивился Крымов. — А я и не подозревал даже о столь плотной спайке. И что ты?
— А что я? Пришлось отказаться, я же ведь не знал еще о ваших планах.
— Ну и правильно сделал. А так как наши с тобой планы сейчас изменились, звони ему срочно и соглашайся на это самое кафе, мол, Седой с ним поговорить желает.
Часть четвертая
Глава 30
Настроение было препаскудное, и Жомба сам не знал почему. Вроде бы и складывалось все лучше некуда — во Львов пошло первое золотишко, причем наивысшей пробы, да и с дурью особых проблем не было, однако его точил какой-то тревожный червяк, заставлявший просыпаться в холодном поту. Состояние было примерно такое же, как пару лет назад, когда Кудлач обложил его своими шакалами, перекрыв кислород не только на золотой фабрике, но и на воронцовских рынках. В ту пору он вынужден был бежать из этого проклятого города, имитировав свою смерть, и уголовка поверила в этот финт, приняв обгоревший до костей труп какого-то бомжа за его бренные останки. А он все это время вынужден был скрываться то в родном ауле, то на Львовщине, вынашивая мечту вернуться на золотую фабрику и посчитаться с Кудлачом, который был для него источником всех его несчастий.
Вернулся — правда, уже подневольным человеком. Но зато на таком коне и с таким прикрытием, о каком раньше даже подумать не мог. И все-таки, даже несмотря на то что его работу подстраховывали люди, с которыми приходилось считаться даже воронцовским властям, а ему только-то и надо было, что сковырнуть Кудлача, вырвав его с корнями из города, да заставить золотонош работать на себя, он нутром чувствовал: вокруг творится что-то неладное, закручивается какой-то невидимый смертельный круг, хотя, казалось бы, все было под контролем.
Поддавшись ощущению нависшей опасности, он предупредил верных ему нукеров, чтобы держали ухо востро, что же касается бригады хохлов, которые под видом строителей жили в пристройке к его дому, то им поручалась та часть разведки в городе, где нельзя было светиться его соплеменникам. К тому же все хохлы в недалеком прошлом были ментами, а Грач даже носил погоны капитана и как никто другой мог оценить и проанализировать оперативную обстановку в городе. Уезжая из Лепешек в город, Грач и его бригада встречались там с нужными людьми, которые сообщали им последние новости, и уже вечерами они с Жомбой сопоставляли данные разведки с тем, что удавалось накопать торговцам наркотой. Потом по этим стыковкам они анализировали оперативную обстановку в городе. А обстановка была хреноватой. Набирала обороты оперативно-следственная бригада Ярового, и он, Асад Даутов, своей собственной шкурой чувствовал, что вся эта кутерьма на золотой фабрике может подпалить и его крылья.
…Жомба не ошибся в Граче, когда доверился ему, как профессионалу, хотя этот рыжий хохол оставался для него неверным. Впрочем, мудро рассуждал он, собака тоже не человек, а как охраняет!
Первым о зависшей угрозе над «плотниками с Украины» догадался Грач. Возвращаясь вечером в Лепешки, он обратил внимание на припаркованные у продуктового магазина невзрачные «Жигули», в которых отсвечивали два полусонных блондина, «фасонная» стрижка которых до боли в сердце напомнила ему незабываемые годы работы в милиции. И чего бы, спрашивается, этим двум оперкам в штатском маскироваться у деревенского продмага, всем своим видом демонстрируя маявшихся от тоски бездельников, вынужденных заниматься малоприбыльным частным извозом?
Приказав Погребняку тормознуть
