999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
— А почему вы думаете, что именно Драга крышует этого козла?
— Если вы хотите сказать, что я гадаю на кофейной гуще, — довольно резко оборвал Стольникова Рыбников, — то глубоко ошибаетесь. Я это точно знаю, как знаю и то, что с вами особо не церемонились, когда убирали с завода, причем убирали раз и навсегда. Судя по всему, вы мешали не столько Даутову, сколько Драге. И если мне не изменяет интуиция, то идея разыгранного спектакля, в финале которого вы поимели десять лет строгого режима, принадлежит опять же таки Тарасу Андреевичу, которого вы, видимо в силу собственных интересов, пытаетесь обойти бочком.
Стольников молчал угрюмо.
— Что, не нравится жестокая правда? — посочувствовал ему Рыбников. — Так ведь сами напросились.
Стольников дернулся было на стуле, пытаясь что-то сказать, но подполковник остановил его движением руки.
— Я вам даже большее скажу — кстати, весьма неприятное для вас. То, что я возьму Жомбу, в этом можете не сомневаться, и с вас в конце концов снимут обвинение в предумышленном убийстве. Но как только вы выйдете за ворота этой колонии… В общем, я бы и копейки не дал за вашу жизнь, когда вы окажетесь на свободе.
Стольников все так же угрюмо молчал, и только пот, мелким бисером покрывающий его лицо, говорил о том, что творится сейчас в душе бывшего мастера аффинажного цеха. Однако надо было заставить его разговориться, и Рыбников с ноткой участия в голосе произнес:
— Вроде бы ты и на дебила не похож, но не можешь понять того, что, оказавшись на свободе, сразу же станешь смертельно опасен для господина Драги и он сделает все, чтобы урыть вас, Григорий Яковлевич, в землю. Спросишь почему? Отвечаю. Потому, что слишком много знаешь.
Стольников, которому в этот момент можно было только посочувствовать, дернулся на стуле, окончательно смятым кепарем отер пот со лба и выдавил из себя:
— Ну что ж, Драга так Драга. Что конкретно вы хотели бы услышать?
Информация, которую выложил Гриша Сто Рублей, была настолько конфиденциальной и опасной для высокопоставленных чиновников в городе, что Рыбников посчитал невозможным выносить итоги своей командировки на оперативку, поэтому докладывал непосредственно Яровому.
Став начальником службы экономической безопасности завода цветных металлов, Тарас Андреевич сразу же попытался перевести потоки черного золота на себя, но этому мешали золотоноши Кудлача, и Драга, как настоящий полковник ФСБ и истинный борец за сохранность народного достояния, попытался сделать все возможное, чтобы выдавить их с завода.
И вот тут-то нашла коса на камень.
Не желая сдавать своих позиций, Кудлач «пригласил» Драгу на толковище, где ему было объявлено, что ежели он, господин полковник, хочет жить привольно и жрать от пуза, то пускай довольствуется тем, что самолично уведет с завода, а ежели он продолжит гнобить золотонош Кудлача или Дутого, то для него, голубчика, уже приготовлено в СИЗО местечко у параши.
Будучи смышленым человеком, Драга проникся подобной перспективой, однако ненависть свою к воронцовскому смотрящему затаил до поры до времени. И как только ему представилась возможность поквитаться с тем же Стольниковым, от которого, как от сменного мастера аффинажного цеха, довольно много зависело в потоках черного золота, он тут же воспользовался этим, оставаясь в то же время как бы сторонним наблюдателем.
Стольников также показал, что Драгу, в свою очередь, крышуют довольно серьезные люди из областной администрации, а когда им необходимо провести какую-нибудь акцию, то для этого привлекаются особо доверенные менты из Воронцовского ОВД и парочка следователей городской прокуратуры.
И, естественно, все получают свой процент с каждого грамма «усушенного» золота.
— Выходит, прокурор и полковник Цыбин знали или хотя бы догадывались, что со Стольниковым идет элементарная расправа, когда на него показали как на убийцу Даутова? — угрюмо спросил Яровой.
— Думаю, не без этого.
— М-да… А что с Жомбой и его связкой с Драгой?
— О-о-о, здесь особая любовь. Так сказать, обоюдная. Господин полковник зацепил Даутова, еще когда работал в ФСБ. Поймал на наркоте и с тех самых пор доил его, как буренку, одновременно крышуя, как своего осведомителя. И когда ему потребовался проверенный человек, чтобы поставить над золотоношами, которых он уже прибрал к рукам, то лучшей кандидатуры, чем Жомба, не было.
— Одним словом, этот вариант устраивал и того, и другого.
— Так точно. И если бы не жадность, которая им обоим спать не давала, когда золотишко уходило к тому же Кудлачу…
Яровой молчал, с ужасом осмысливая услышанное и чувствуя, как липким потом покрываются его ладони. Господи милостивый, спаси от дури человеческой, имя которой — доверчивость! Ведь он, следователь по особо важным делам Следственного комитета России, уже готов был выложить Драге план разработки воронцовских золотонош, чтобы единым взмахом захлестнуть петлю, и теперь мысленно благодарил бога, что не успел сделать этого. И еще он проворачивал в памяти ту информацию, которой все-таки успел поделиться с начальником службы экономической безопасности золотой фабрики, наивно думая, что в одной упряжке они смогут-таки вскрыть и уничтожить ту гниль, которая насквозь проела завод. Но главное — Жомба и его люди…
Лихорадочно анализируя все то, что он выложил Драге, он вдруг почувствал, как его отпускает понемногу то страшное напряжение, которое уже заполняло мозги тупой головной болью, и он облегченно вздохнул — за все это время о Жомбе не было сказано ни слова.
Обсудив план оперативной разработки тех заводчан, которые были обозначены Стольниковым, Яровой задал вопрос, который уже давно волновал и его самого, и Крымова:
— А эти силовики, что завязаны на Драге, один из них не может оказаться следователем Оськиным?
— Кто… Владимир Александрович?! — удивился Рыбников. — Не знаю, право, откуда вы поимели такую информацию, но могу заверить вас твердо — это чистейшей воды лажа или же преднамеренный поклеп.
Яровой только двусмысленно усмехнулся на подобное заверение, чего не мог не заметить Рыбников.
— Оськин — следователь от бога! — доверительным тоном произнес он. — Но сломался мужик, сломался. В свое время он считался одним из самых неподкупных следаков, и тогда его дочку посадили на иглу, отчего она и умерла вскоре. Он тогда чуть умом не тронулся. За ним был установлен негласный постоянный присмотр, и он едва не перестрелял торгашей на Центральном рынке. Естественно понизили в должности, однако на работе оставили, пожалели мужика. К тому же следователь подобной квалификации всегда нужен в любой конторе. И когда надо из кого-нибудь печенку вместе с селезенкой вытащить, особенно если это касается наркоты,
