Бюро темных дел - Эрик Фуасье
– И что же, никаких подозрительных знакомств или связей с политическими партиями?
– Ни намека. Если эта Аглаэ действительно вас так интересует, могу заверить: путь свободен. Однако имейте в виду: девица не из тех, кому легко вскружить голову. Несмотря на неоспоримые преимущества, которыми столь щедро одарила вас мать-природа, барышня так просто не сдастся!
Валантен не стал разубеждать Видока – раз уж тот решил, что у него есть виды на юную актрису, пусть пребывает в своем заблуждении, инспектора это не волновало. Зато его обрадовало, что Аглаэ за ним не шпионит, – теперь можно было вздохнуть с облегчением. Невыясненным, однако, оставался один вопрос: если не она и не люди Гран-Жезю проникли в его потайную комнату, то кто? Впрочем, сейчас у Валантена были дела поважнее. Он устремился к выходу, прихватив по дороге плащ, трость и шляпу.
– Благодарю за ценную информацию, – бросил он по пути, уже из другого конца библиотеки. – Я отправляюсь в редакцию «Глобуса». Камин, коньяк и сигары в вашем распоряжении. Когда соберетесь уходить, позовите привратника – у него есть дубликаты ключей, он запрет за вами квартиру.
Видок, ожидая, когда хлопнет входная дверь, расплылся в довольной улыбке. Затем налил себе еще коньяка, выбрал новую сигару из дорогого ларца с инкрустацией, раскурил ее со всей тщательностью и блаженно выпустил облако дыма, откинувшись на спинку кресла. «Ах, молодость! И где мои двадцать лет?» – мелькнуло у него в голове.
* * *
Валантен, покинув свои апартаменты, бросился искать фиакр, чтобы поскорее отправиться на правый берег. Был вечер пятницы, не пробило еще и семи часов – если повезет, большинство редакторов будут в «Глобусе», им ведь нужно подготовить сразу два выпуска, субботний и воскресный.
Осень гасила последние желто-алые всполохи листвы на деревьях. Со вчерашнего вечера в Париже установилась пасмурная дождливая погода. В этот довольно поздний час улицы уже опустели. Редкие прохожие, попадавшиеся инспектору на пути, спешили по домам, кутаясь в теплые пальто. На площади Сен-Сюльпис бригада рабочих меняла старые масляные фонари с двумя фитилями на современные, газовые, с пятью светильниками. Люди, вынужденные работать под проливным дождем, угрюмо косились на элегантно одетого Валантена – кто с неприязнью, кто с завистью. Свободный фиакр ему удалось найти только у Дворца пэров на улице Вожирар. Кучер дремал на козлах, накинув на голову вместо капюшона кусок вощеной холстины. Валантену пришлось тряхнуть его за плечо, чтобы разбудить.
На фиакре он доехал до улицы Пти-Шан и попросил высадить его у входа в пассаж Шуазёля. Здесь, в этой крытой галерее, недавно построенной на деньги банкиров Мале и быстро ставшей одним из самых популярных мест у парижан, в бюро под номером семьдесят пять размещалась редакция «Глобуса». Эта ежедневная газета, которой руководил сначала Дюбуа, затем Шарль де Ремюза, стояла в ряду главных печатных органов сопротивления режиму Карла X и открыто выступала против правительства Полиньяка. После июльских событий большинство редакторов, убежденные орлеанисты, покинули газету и многие из них получили в качестве вознаграждения официальные должности при новом режиме. Недолгое время «Глобус» находился на грани закрытия, затем новая дирекция все взяла в свои руки с целью превратить газету в рупор сенсимонизма[59].
Не задержавшись ни на секунду для того, чтобы полюбоваться великолепным витражом и мраморными пилястрами, между которыми разместились модные бутики, Валантен широким шагом направился прямиком в редакцию газеты. Там он застал громокипящий улей: в дыму от трубок сновали репортеры богемного вида и деловитые типографские работники. Инспектор остановил одного из них, официально представился и сказал, что ему нужно поговорить с Александром Бертраном. Человек взглянул на него заинтригованно, но без особой враждебности. С тех пор как правительство Луи-Филиппа провозгласило свободу прессы, журналисты по-прежнему относились к полицейским без особого пиетета, но по крайней мере заклятыми врагами их не считали.
К великому облегчению Валантена, сотрудник «Глобуса» в конце концов указал ему на застекленную клетушку в глубине общего редакционного зала. Доктор Бертран уединился там, чтобы немного побыть в относительной тишине – он заканчивал редактуру своего обзора недавних заседаний Академии наук, который нужно было опубликовать в воскресном номере.
Врач оказался человеком за тридцать, с высоким лбом мыслителя, волевыми чертами лица и импозантными завитками-руфлакетами на висках. Одет он был в редингот из толстой шерсти; высокий воротник рубашки поддерживал белый шейный платок, завязанный на несколько узлов. Доктор Бертран нервно скрипел пером по бумаге, явно пытаясь сосредоточиться и хоть как-то отрешиться от долетавшего и сюда гомона.
Когда Валантен вкратце изложил цель своего визита, врач испустил обреченный вздох.
– О горе мне! – возопил он, досадливо отбросив гусиное перо. – Все как сговорились не дать мне ни единого спокойного часа, чтобы закончить статью! Ну и что конкретно вы хотите знать про животный магнетизм?
– По сути, все, что вы можете рассказать на эту тему, поможет мне продвинуться в расследовании, – сказал Валантен. – Мои познания о животном магнетизме весьма ограничены. Собственно, мне неизвестно почти ничего, кроме самого термина и имени доктора Месмера.
– Тогда давайте начнем с начала. Месмер изучал медицину в Венском университете. В Париж он приехал в тысяча семьсот семьдесят восьмом году, и впереди него примчалась весьма спорная слава целителя. Здесь ему удалось не без успеха внедрить свой неординарный метод лечения и прославиться еще громче. Месмер, видите ли, считал, что в каждом живом организме существует естественная магнетическая сила, которую он называл флюидом, и что болезни обусловлены внутренними закупорками, препятствующими свободной циркуляции флюида внутри тела. Задача врача, стало быть, по Месмеру, состоит в том, чтобы искусственным образом «магнетизировать» больных, усилить флюид и распределить его равномерно. Для этого Месмер использовал магниты, затем начал погружать своих пациентов в чаны с водой, выполнявшие роль аккумуляторов магнетизма. В результате у некоторых его клиентов из высшего общества, подвергнутых такой «банной процедуре», случались настоящие припадки, во время которых они теряли над собой контроль и даже бились в конвульсиях. Новация австрийского доктора расколола медицинский мир на два лагеря: одни видели в Месмере обыкновенного шарлатана, другие, наоборот, считали, что он совершил революцию в медицине.
– А кем он был на самом деле?
– Как всегда, истина находится где-то посередине. Ошибка венского врача состояла в том, что он с завидным упорством обосновывал свои лечебные практики спорным с точки зрения физики и биологии тезисом о существовании пресловутого магнетического флюида. Это и стало причиной его разногласий в тысяча семьсот
