Бюро темных дел - Эрик Фуасье
Очнувшись после одного из таких обмороков, я обнаружил, что перестал быть единственным пленником в погребе.
О, я понял это далеко не сразу. Нет, не сразу!
Сознание возвращалось ко мне постепенно. Голова словно была сдавлена тисками. Тошнило так, что я думал, меня вырвет. И каждый раз, когда я пытался приоткрыть веки, в мозг вонзались тысячи раскаленных игл. Я перекатился на другой бок, зарывшись лицом в одеяло, вонявшее плесенью, и прижимал к глазам кулаки – долго, пока под веками не заплясали алые пятна, пустившись в безумную сарабанду. Лишь тогда я медленно отвел руки и высунулся из-под одеяла.
Лучики солнечного света расчертили полумрак погреба. Мне почудилось, будто на земляном полу вырисовываются контуры человеческого тела, и я подумал, что у меня галлюцинации. Наверняка разум надо мной подшутил. Тогда я зажмурился и подождал, чтобы головокружение слегка утихло. А когда снова осмелился открыть глаза, человеческая фигура была на месте.
Другой мальчишка.
Поскольку я невольно застонал, поднимаясь на койке, он тоже проснулся и сел на ворохе тряпок, служивших ему подстилкой. У него были такие же светлые волосы, как у меня, но более злое и ожесточенное лицо, выдававшее решительный, твердый характер.
Да, белобрысый мальчишка. Но совсем не такой, как я, – старше, выше, сильнее.
– Кто… кто ты?
Ответа не последовало. Другой пристально смотрел на меня, но будто бы не слышал моего вопроса. Сердце мое бешеным бесом колотилось в груди. Я не верил своим глазам и вместе с тем задыхался от страха перед этим внезапным вторжением незнакомца в мой замкнутый мирок, отрезанный, как мне казалось раньше, от внешнего мира навсегда.
– Как ты сюда попал? Викарий тебя привел? Он тебя запер здесь?
Светловолосый мальчик хранил молчание, внимательно изучая меня взглядом. В его глазах не было страха – лишь спокойное любопытство, к которому, по мере того как он рассматривал меня, примешивалось что-то похожее на иронию. Я не знал, как мне себя вести. Приблизиться к нему я не решался. От его необъяснимого молчания с каждой минутой мне все больше делалось не по себе. Кто он? Почему не проронил ни слова? Представляет ли он для меня какую-то опасность?
Не знаю, сколько времени мы просидели так, глядя друг на друга, как пара фарфоровых собачек, словно бросая вызов. В моей голове кружился вихрь мыслей. Викарий, должно быть, понял, что меня тяготит одиночество, и в конце концов решил обеспечить мне компанию. Этот несчастный отныне тоже обречен на заточение. Сейчас он настолько потрясен, что не может реагировать на окружающее, но рано или поздно придет в себя, и мы сможем установить не только зрительный контакт. Общая беда непременно нас сблизит. Однако, убеждая себя в этом, я каким-то непостижимым образом уже чувствовал, что мы слишком разные, чтобы поладить. За этим неподвижным, замкнутым лицом читалась такая твердая воля и бунтарский дух, что у меня перехватывало дыхание. Мало-помалу я стал искать иное объяснение его присутствию в погребе.
И нашел.
Викарий и не думал скрасить мое одиночество. Наоборот, он злился на меня за то, что я скрыл от него свою дружбу с мамзель Луизой, и решил найти мне замену. Другой должен занять мое место. А что станет со мной? Что делают с надоевшими игрушками?
Страх меня парализовал. Горло сдавило. Казалось, воздух теперь проникает в легкие с трудом, тончайшей струйкой. В груди все горело огнем. Я начал задыхаться. Мне хотелось броситься к двери погреба, заколотить в нее кулаками изо всех сил, заорать, призывая Викария, чтобы вымолить у него прощение. Но я не мог даже встать на ноги, тем более сделать шаг. Ноги стали ватными. Силы меня покинули. В диком отчаянии я скатился с койки на земляной пол и пополз. Мне нужно было любой ценой добраться до ступенек, ведущих к запертой двери, хотя я знал, что не сумею по ним подняться.
И в этот момент Другой захохотал.
Меня накрыла волна оглушительного, едкого, колючего, как репейник, издевательского смеха, и я обернулся. Незнакомец твердо стоял на ногах, уперев руки в бока, и хохотал во всю глотку, глядя, как я извиваюсь на полу. В его глазах я был земляным червем, мелкой ничтожной тварью, которую можно раздавить каблуком и не заметить.
Так мы и познакомились – один с Другим.
Глава 28, в которой кое-что начинает проясняться
– Так значит, бойня на острове Лувьера прошлой ночью – это ваша работа?
– Моя.
– Черт меня подери! Однако, когда вы беретесь за уборку, рукава засучиваете по самые плечи! А мне нашептали, что в Префектуре полиции склоняются к мысли, что это было сведение счетов между соперничающими бандами.
– Тогда я не стану никого разубеждать, чтобы избежать необходимости пускаться в сложные объяснения. Мне довелось слегка повздорить с Гран-Жезю, и с тех пор он затаил на меня обиду. Возможно, это именно его люди шныряли в последнее время по округе, собирая сведения обо мне.
– Едва ли для вас будет новостью мое предупреждение о том, что вы очень рискуете: если ваши начальники узнают, что вы решаете свои проблемы у них за спиной да еще незаконными методами, им это не понравится. Кому, как не мне, знать, что любой, кто в Префектуре задирает нос чуть выше других, тотчас получает по нему доброго щелчка. А то и всю голову отхватить могут. Впрочем, по Гран-Жезю никто скорбеть не будет. Этот гнусный тип поставлял сирот господам из высшего общества с извращенными пристрастиями. Пусть горит в аду! – Свое проклятие Видок сопроводил красноречивым жестом.
Они с Валантеном сидели в апартаментах инспектора на улице Шерш-Миди. Уютно устроились в библиотеке у камина, где потрескивал огонь, курили сигары и потягивали старый коньяк, выдерживавшийся в бочках еще до Революции.
– Давайте забудем об этом мерзавце, – поморщился Валантен. – Я попросил вас о встрече, потому что появилось кое-что новое в деле, над которым я сейчас работаю.
– Да-да, я в курсе. Вы про самоубийство сына депутата Доверня.
– Дьявол вы, а не человек! – покачал головой Валантен. – Как вы догадались? Во время нашей с вами беседы в Сен-Манде я о нем и словом не обмолвился.
– Я просто навел справки, – уклончиво отозвался бывший каторжник. – С тех пор как мы с вами свели знакомство, вы должны
