Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
– Пап, привет. Тут такое дело…
Хозяйка вырвала трубку:
– Здравствуйте. Ваш сын со своей девушкой снимают у меня квартиру. Квартире и нескольким соседним нанесен ущерб.
«Со своей девушкой», сказанное родителям, просто убило, я боялся оглянуться на Хадю. А сказанное последним возмутило:
– Каким соседним?! Только одной!
Хозяйка отмахнулась:
– То, что другие соседи мне еще не позвонили, ничего не значит, они могут позвонить позже. Нужно перестраховаться. Успокойся, лишнего не возьму, только по конкретным убыткам. – Она продолжила в трубку: – Даю сутки, чтобы перечислить или привезти возмещение и дополнительный залог, который отныне останется у меня для неповторения подобного. Оформим договором, что залог подлежит возврату, когда Алексантий съедет. Если он больше ничего не испортит, то в день выезда получит деньги назад.
Некоторое время женщина слушала, затем согласилась с чем-то, и телефон вернулся ко мне:
– С тобой хотят поговорить.
Через грохот включенного телевизора (видимо, папа не хотел заранее волновать маму) донеслось:
– Саня, я все понял.
Папин голос был само спокойствие. Не представляю, как должна побить жизнь, чтобы столько одновременно свалившихся новостей о наследничке не вывели из себя. Хорошо, что я позвонил папе, с мамой вышло бы по-другому.
– Завтра деньги будут, я уже сказал мадаме-домоправительнице, – сообщил папа после небольшой паузы. – В остальном все нормально?
– Да, пап.
– Тогда решай там все, потом отзвонись. Держись.
– Спасибо.
Уходя, хозяйка объявила:
– Срок – до вечера, иначе придется вмешивать полицию и подключать другие возможности.
– Верните, пожалуйста, паспорт, – попросил я. – Без него денег не дадут.
– Если я отдам паспорт, могу вовсе не дождаться денег. Выкручивайся, это твои проблемы. Зато в следующий раз будешь думать головой, а не…
Входная дверь захлопнулась, мы остались одни. Остатки разгрома лезли в глаза, но еще больше нервировал внешний вид. Чумазые, как не будем говорить кто из-за присутствия урожденной мусульманки, в одних плавках и купальнике, мы нервно переглянулись. Неловкость положения ужасала: оба грязные по уши, а ванна засыпана песком. Даже душ не принять.
– Если потерпишь с купанием, я быстренько помоюсь над раковиной, чтобы на улице похожие не пугались, и все вынесу.
Хадя кивнула:
– Хорошо, я пока продолжу воевать с комнатой.
За время мытья голову посетили умные мысли. Отворив дверь, я поделился:
– Выносить сразу весь песок – привлекать лишнее внимание. – Я бездумно потянулся рукой отряхнуть от песка бедро Хади, но вовремя себя одернул. – Найдутся бдительные бабульки, начнутся пересуды, кто-то может вызвать полицию – глянут в глазок, как из соседской квартиры все время что-то тащат и тащат, и взбредет в голову, что воры.
– Я тоже об этом думала. – Хадя устало выпрямилась.
Перепачканная от ступней по макушку, мокрая и измотанная, она сияла небесной красотой. Не понимаю, как можно оставаться прекрасной в таких обстоятельствах, но у Хади получалось. В глазах будто горел Вечный огонь. Простое и доброе лицо светилось. В кои-то веки открытые, руки и ноги исторгали такой поток женственности, что мысли сносило, как вихрем панамку, а вид чувственных бедер – округлых, гладких, невероятных, никак не предназначенных для взора чужого мужчины, оказавшегося наедине – просто убивал. Хадя восторгала и влекла, хотелось писать с нее картины, посвящать стихи и бросать к ногам завоеванные города. А может, еще напишу, посвящу и брошу. Говорить на эту тему мне запрещалось, смотреть на Хадю не рекомендовалось, но не думать о ней я не мог. Я не мог думать ни о чем, что не касалось моей домохозяюшки, особенно когда она рядом – вот такая, с губами и ногами, с грудью и бедрами. Когда глаза в глаза, душа в душу, а сердца в унисон.
– Собирай все пакеты, которые найдутся в квартире, – сказал я.
Взгляд с трудом уполз в сторону. Хадя с облегчением-огорчением выдохнула. Как любую женщину, ее радовало мужское внимание, но ситуация пугала. Если я не хочу проблем (а я их не хочу), то нужно поддерживать сложившееся равновесие. Точнее сказать, балансирование на лезвие кинжала.
Во время нескольких моих рейсов с ведрами к мусорным бакам прихожую заняли наполненные грязью пакеты. Я потихоньку оттащил их на межэтажную площадку у мусоропровода. Высыпать внутрь нельзя, мусоропровод засорится. Буду выносить позже, частями, а если соседи спросят, что и откуда, есть простое объяснение – ремонт после случайного потопа.
Остатки бывшего пляжа заняли все освободившиеся емкости, ведра и тазы. Выгребая последнее, мы с Хадей стукались локтями, сталкивались телами на узком пятачке ванной комнаты, а весь процесс уборки сопровождался стрельбой моих взглядов по движущейся мишени.
– Ванна готова, прошу. – Я посторонился и вышел за дверь.
Теперь думать, мечтать и представлять буду из-за двери. Яркая и идеально-правильная красота Мадины младшей сестре в подметки не годилась, если судить по воздействию. Мягкость против агрессии, нежность и гипнотизирующая эротичность против дикой сексуальности… Хадю хотелось иметь женой, любовницей и другом, в то время как Мадину – просто. В итоге: со старшей сестрой я мог держать себя в руках, а с младшей терял голову. Недеяние побеждало с разгромным счетом.
Что только не лезет в голову, когда сутки не спал. О чем думаю?! Вон из головы все мысли, все-все, а эти особенно!
***
Вышедшая из ванной Хадя заметила мои нетвердые движения, состояние нестояния и тяжелую голову. Глаза у меня все труднее размыкались после моргания. Уходить не было ни желания, ни смысла, вполне можно было сесть завтракать, если бы силы остались. Однако, сил не было, и я заявил:
– Пора идти, а позже вернусь к нашим упакованным песочным замкам, отнесу их на свалку.
– Тебе нельзя идти, спишь на ходу.
– Ты тоже спишь.
– Прими душ, я пока что-нибудь придумаю.
Душ – это хорошо. Это просто здорово.
Когда я вышел, у Хади все было готово. Она постелила мне на кухне на полу. Перина из вороха разномастных тряпок и покрывал (то есть, из всего, что нашлось в квартире) оказалась приемлемым заменителем раскладушки. При закрытой двери почти не сквозило, и, едва голова коснулась подушки, я отключился.
Разбудил телефон. Звонили из дома. Переговорив, я вышел к Хаде, уже умывшейся и ожидавшей моего пробуждения, чтобы вернуть свое главное владение – кухню.
– Мама взяла отгул и везет деньги, она выехала сразу, как только папа рассказал о случившемся. – Помолчав, я завершил: – Скоро будет здесь.
Мы оба понимали: конечно же, взволнованная родительница едет материально спасать сынулю, но также она хочет посмотреть, как он живет. И с кем.
– Мне нужно уйти, – сказала Хадя.
– Ты прекрасно знаешь, что тебе некуда идти. Хозяйка сообщила родителям о тебе как о моей
