Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
Душа надеялась на чудо. Разум понимал, что чудес не бывает. Мои сны – просто сны. Игра воображения. Не больше.
И разум прав. Он всегда прав, даже когда его правдой хочется вскрыть себе вены.
Чудес не бывает. С этим нельзя не согласиться, если ты в трезвом уме и твердой памяти. Чудо, случившееся по недосмотру высших сил, переходит в разряд фактов и перестает быть чудом, поэтому «чудес не бывает» – аксиома.
И все же настоящие чудеса случаются, несмотря ни на что. Вопреки логике и назло смерти. Надо просто верить.
Говорят, надежда умирает последней. Наверное, это правда. А Любовь – именно такая, с большой буквы, то есть не женское имя, а настоящее чувство – не умирает. Она изначальна и всесильна, это мы все – неразумные и до времени (а некоторые, к сожалению, до смерти) бессмысленно-бестолковые приложения к ней.
Моя любовь всегда будет со мной, даже когда меня не будет.
Вопреки здравому смыслу хочется поправить себя: не «когда», а «если».
Я верю: чудеса случаются. И вовсе не по чьей-то воле. На самом деле все зависит от нас. Всегда и все зависит только от нас, даже если кажется, что мы ни при чем.
При чем.
Я распахнул дверь:
– Привет!
***
«Немощная мысль обратилась к ходу событий, и слабый ум, не искушенный в сочинительстве и составлении, вопреки замерзанию и затуханию возжег огонь сущности, хотя высокому помыслу и пылкому нраву подобало путем познания научных истин и тонкостей постигаемого и постигнутого заняться раскрытием сокрытого и выяснением истин и предоставить ристалище испытания скакунам совершенства и точности. Когда газель родинки калама раскрыла мускусную железу в мечтах об этом начертании и распространяющее аромат амбры перо заблагоухало при аромате нашего намерения, автор от всего сердца заложил в основу сочинения столько правдивости, чтобы, подобно Хизру, черпать воду жизни из сладостного источника – Золомата чернильницы, и прояснить перед взором проницательных сущность рассказа и предания в возможно более простой форме, дабы родниковую воду сути повествования и мысль ясную, как утренняя заря, не замутили диковинные метафоры и вычурные эпитеты и сравнения».
Шараф-хан Бидлиси «Шараф-наме»