Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
– Пусть. – Намокший затылок вновь опустился поверх надувного бортика.
Если даже коса «пусть» – все не так плохо. Набравшись храбрости, я переполз на полметра, перевернулся и опустил свой затылок «валетиком» в нескольких сантиметрах рядом. Получилось очень интимно, и придраться вроде бы не к чему: не касаюсь, взгляд направлен совершенно в другую сторону, то есть посмотреть назад не смогу при всем желании. Бурно взвесив все за и против, о чем свидетельствовали волны, пошедшие от мощного дыхания, на мой поступок Хадя отреагировала молчанием.
Для меня это была победа, сравнимая с покорением Эвереста.
И как же приятно находиться рядом. Даже так, соприкасаясь только душами.
– Снова чувствую себя маленьким,– сказал я для завязывания беседы. Хадя вряд ли заговорит первой. Если вдруг заговорит – это сигнал, что все идет прахом, ситуация катится под откос. Разговор должен начать мужчина. – Словно родители привели меня на море, на городской пляж. Навстречу несутся волны от далекого шторма, слева уходит вдаль бетонный волнолом, за которым прячутся корабли в порту, далеко справа – огромные валуны для рыбаков и тех, кто песку предпочитает камни, а все, что посередине – в полном моем распоряжении. Как же мало нужно было ребенку для счастья.
В ответ, который оказался ответом на что-то свое, Хадя задумчиво сказала:
– Вот так лежу… и мне хорошо. Это плохо?
– Ты сама себе противоречишь.
– Знаю. Всю жизнь так. Мне хорошо и в то же время неуютно от твоего присутствия. Того, что сейчас происходит, не должно быть.
Вот паровозик и тронулся. Я попытался закрыть шлагбаум:
– Ты же ходила на пляж…
– Я не об этом. Впрочем, об этом тоже. Там я была с Гаруном. Без брата рядом с чужим мужчиной – словно голая.
«Чужой» резануло жестоко. Чужой не стал бы спасать, снимать квартиру и зарабатывать на совместное проживание, но разве об этом скажешь? Получится гадко, будто качаю права.
Хорошо, что я смолчал. Хадя не закончила, она просто собиралась с мыслями.
– Когда случилось страшное, я была в шоке, всех боялась, а рядом оказался ты – такой знакомый, хороший, заботливый. Я пошла на поводу у сердца и совершила ошибку. Да, Кваздик, извини, но все, что происходит между нами и вообще – одна огромная непоправимая ошибка. Нужно было обращаться в диаспору. Как теперь объяснить им, где, кто и как заботился обо мне?
– Не о том думаешь.
По мрачному тону Хадя поняла, что обидела меня, но гнула ту же линию:
– Не будь тебя, я сразу обратилась бы к своим, а теперь не представляю, как выпутаться. Придется врать, а я не умею врать.
– Давай решать вопросы по мере возникновения. Сейчас твоя задача – не сесть в тюрьму вместо другого человека и не попасться под горячую руку ретивым мстителям. Просвети, пожалуйста, разве женщин вмешивают в кровную месть?
– Нет, но правила действовали, пока Мадина не бросилась на защиту брата. Дальше все пошло наперекосяк, не по обычаю.
– Любой вопрос должен каким-то образом решаться! Не верю, что за всю историю не бывало сложных случаев.
– Бывали, и довольно часто. На самом деле, каждый случай – сложный, речь идет о жизнях. Если враждующие семьи не смогли договориться сами, они приходят к старейшинам родов, и, чтобы не допустить новых смертей, вместе ищут способ примирения.
– Вот и пришли к знаменателю: твое дело – ждать вдали от всех, пока другие выяснят правду и утрясут проблемы. Потом скажешь, что друг брата помог снять квартиру, а едой снабжал в обмен на пользование машиной.
– Соседи и хозяйка знают только тебя…
– Соседи и хозяйка обязаны знать только меня, чтобы ты втайне могла дождаться, пока вокруг тебя все уляжется. Это легенда играет тебе на руку. А если возникнут неудобные вопросы – пусть спросят моих сокомнатников, где их приятель ночевал все эти дни.
Не знаю, удовлетворило ли Хадю объяснение. Она поднялась, через миг рядом со мной скрипнул песок.
– Иди, купайся.
– Одну минуту. Хочу немного полежать с тобой.
– Если бы тебя кто-то услышал…
В небеса мгновенно вознеслась моя мольба: да, если бы Кто-то услышал!
Увы.
– Кваздик, иди, пожалуйста, ты меня смущаешь.
Вставая, я не удержал вздоха, а с высоты роста не удержался, чтобы не обежать взглядом вытянувшуюся на полу «отдыхающую», загребавшую руками и накидывавшую на себя песок. Как в далеком детстве.
– Вспоминаешь ощущения?
– Мы закапывались, чтобы оставалась только голова. – Мой взгляд Хадю нервировал, она ускорила работу. – Обычно Гарун закапывал нас, а затем прыгал поперек на дальность, стараясь не задеть. – Она грустно улыбнулась. – Получалось не всегда.
– Тогда не шевелись. Руки по швам.
Я включил режимы бульдозера и экскаватора. В течение минуты почти весь песок «пляжа» собрался в симпатичную горку. Горка дышала, равномерно вздымаясь и опадая, на успокоенном лице Хади глаза впервые закрылись не от стыдливости. Теперь меня не прогоняли, и некоторое время мы лежали рядом в безмолвии и тихом счастье сосуществования обычно не пересекающихся параллельных миров.
Пришло время следующего шага. Из-под простынной горы я торжественно вынул заготовленный сюрприз – бутылку вина.
– Тоже для нужного настроя. Пляжный отдых подразумевает именно отдых.
Хадя категорически мотала головой:
– Я не пью.
– Я тоже, но это просто вино, твои родичи в селении делают похожее. Гарун меня угощал.
– Я не против того, что другие пьют, но я не пью. Себе можешь налить.
– Один не пью. – Бутылка вернулась в укрытие. – Тогда… потанцуем?
Теперь в моих руках материализовался телефон. Хадя съежилась так, что песок частично осыпался:
– Не вздумай фотографировать! И я уже говорила, что не танцую.
– Неправда. Ты говорила, что не танцуешь танцы, какие были на той вечеринке – дергодрыганье или с объятиями. Поэтому…
Из телефона зазвучала музыка гор. Поверх заводного ритма, задаваемого барабаном, плакала кавказская дудка, два казавшихся несовместимыми полюса – жестко-рваный и мелодичный – изнутри заполнял чувствами аккордеон, и для Хади это оказалось лучшим приветом из дома, чем все мои потуги на изображение моря и солнца.
Во мне проснулась надежда:
– Такие танцуешь?
Вместо ответа Хадя поднялась… лучше сказать – вознеслась из рассыпавшейся горы, подбородок гордо взвился, спинка превратилась в нечто настолько грациозное, что не поддалось сравнению.
– Но ты тоже, – донеслось с невообразимой высоты, где словно воспарили облака.
– Я не умею.
– Не надо уметь. Танцуй душой.
Лезгинка – танец, где объясняются во взаимных чувствах мужчина-орел и женщина-лебедь. Да, я не умею, никогда не учился ничему подобному, но сколько раз видел, как танцуют другие. И я присоединился. Руки-крылья раскинулись, ноги начали творить
