Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
Я сделала еще глоток и на этот раз не закашлялась.
Форд поставил книгу обратно и вытащил другую.
– Я позволил ей меня обольстить. Но был осторожен. – Он многозначительно посмотрел на меня. – Я же не идиот, использовал средства защиты. Я сказал ей, что больше это не повторится. Эмили это страшно не понравилось. Думаю, она очень долго не понимала, что мне интересна не более, чем любая другая симпатичная девица.
Он отвернулся.
– Как мило ты рассуждаешь о женщинах, – спокойно произнесла я.
Мой голос немного охрип не только от виски, но и от осуждения.
Форд вздохнул и на мгновение уставился в потолок.
– Каждый раз при встрече с тобой, Фрэнсис, я предупреждал, чтобы ты держалась от меня подальше, – устало сказал он с легким раздражением. – Ты слишком невинна для того развращенного мира, который я унаследовал. – Форд вернулся к своему креслу и, садясь в него, наконец-то посмотрел мне в глаза. – Так что, может быть, хотя бы сейчас это удастся. Ты была права насчет меня, я скучающий аристократ, отчаянно нуждающийся в новых играх.
Я пристально посмотрела на него. Он был всего на пару лет старше меня, но вел себя так, будто явился из совершенно другого времени.
– Ты ведь всегда так жил, а не только получив наследство, верно? – Я внимательнее рассмотрела библиотеку и заметила, что полка, у которой он только что стоял, была забита книгами по военной стратегии. А следующая – по экономической теории и истории промышленности. Чем дольше я разглядывала библиотеку, тем яснее понимала, что она заставлена символами побед. Охотничьи трофеи, кубки с матчей поло, биографии Черчилля и Наполеона.
– Эта библиотека, – сказала я. – Все это принадлежало твоему отцу.
– Отец был завоевателем, – тихо произнес Форд, глядя на содержимое своего бокала, и слегка покрутил его. – Меня учили быть таким же, но только мой брат достиг в этом совершенства. Они с отцом многократно увеличили состояние Грейвсдаунов. Они умели брать у людей все, что хотели. После их смерти я пытался жить по тем же правилам. – Он горько усмехнулся и осушил бокал. – Я и не знал никаких других правил, кроме умения побеждать. Когда от меня ушла жена, меня переполняла злоба. Я отобрал у Фойлов ферму, и их семья разъехалась кто куда.
Я не знала, что на это ответить, и просто смотрела на него.
– Как же так вышло, Фрэнсис, что тебе так легко удалось меня обойти? Знаешь, ты единственная женщина, которую мне не получилось втянуть в свою игру. Ты поломала все правила, просто отказываясь играть, и тем самым показала, как легко подкосить саму основу моей жизни. Я просто карточный домик. – Он слегка прикусил губу, погрузившись в размышления. – Ты пришла, чтобы снова сбить меня с ног, да?
Паутина трещин на его чарах не исчезла, но вдруг стала выглядеть совсем по-другому. Я увидела ее хрупкую красоту.
Я постучала в дверь Форда с предчувствием зарождающегося влечения, которое не принесет ничего хорошего. А ушла с гораздо более сильным чувством. Не любви, нет, а странной дружбы, запутанной и ошибочной.
Возвращаясь домой в час ночи, я была так погружена в свои мысли, да и голова слегка кружилась от виски, что забыла тихо прокрасться через заднюю дверь. Мама спустилась и включила свет. На ее лице отразилось удивление, потом гнев, а затем тревога.
– Что происходит, Фрэнсис? Только не говори, что ты просто спустилась выпить стакан молока или еще что-то в этом роде. Ты полностью одета, даже накрашена. Ты гуляла с Джоном?
Мама окинула меня взглядом, означавшим, что я сама должна рассказать ей то, о чем она не хотела спрашивать. Но я не хотела ни с кем этим делиться. Я не рассказала ей, что порвала с Джоном, все слишком запуталось. Я стала такой лгуньей.
Поэтому просто вздохнула и сказала:
– Такое больше не повторится, мама.
Она по-прежнему выглядела встревоженной, но кивнула:
– Значит, завтра ты останешься дома и будешь весь день помогать мне в пекарне.
– Хорошо.
Неделю спустя мама застукала меня, когда я возвращалась домой в два часа ночи, хотя я старалась производить как можно меньше шума. За это она посадила меня под домашний арест на все выходные.
Мои родители были людьми разумными, не такими строгими, как у Эмили, и не такими безразличными, как у Роуз, золотой серединой. Они позволяли мне наслаждаться свободой, но наказывали, если я заходила слишком далеко. В третий раз я сумела прокрасться в дом, не попавшись маме на глаза, но на четвертый сшибла кувшин с водой, который она сообразила поставить у задней двери.
После этого мои выходные наполнились разными изобретательными наказаниями, и я проводила время под строгим присмотром. Весь май я разбирала гараж, а в июне и в июле пропалывала заросший сад на заднем дворе. Но в августе сорняки на нем закончились, и мама пристроила меня работать в сад бабули Симмонс через дорогу. Так что, благодаря маме, я много недель не виделась с Фордом.
Я снова начала задаваться вопросом, почему он не приходит повидаться со мной.
И заволновалась, потому что скучала по нему.
Глава 27
«Скорая» стоит перед гостиницей «Касл-хаус». Огни до сих пор сверкают, но сирена выключена. С бурлящей тревогой я вбегаю внутрь через тяжелые двойные двери. В голове эхом крутятся слова Арчи Фойла: «Грустно осознавать, что теперь из трех осталась только Роуз».
Три подруги настолько переплелись между собой в моих мыслях, что мне кажется логичным – убийца Фрэнсис пришел и за Роуз. Если Фрэнсис узнала, кто убил Эмили, первым делом она рассказала бы Роуз. И это превращает Роуз в мишень, даже если у Фрэнсис не было возможности поговорить с ней о своих выводах. Я уверена, Фрэнсис убил тот, кто хорошо ее знал, а значит, он понимал, что Роуз тоже может стать помехой. В вестибюле пусто, и, озираясь по сторонам, чтобы понять, куда подевались медики, я не могу не отметить, как здесь светло и красиво. Высокие потолки и светло-желтые обои, которые выглядят шелковыми.
За стойкой администратора – два высоких эркерных окна, выходящих на подстриженный газон. Там тоже никого, только
