Зов пустоты - Максим Шаттам
Жандармы учились убивать.
Людивина не медлила ни секунды. Она заметила то же, что и Сеньон: выпуклость корпуса террориста. Тяжелый бронежилет. И сдвинула прицел на темную шевелюру нападающего.
Всего три пули. Первая ударилась о тротуар, вторая застряла в керамической бронепластине, защищавшей жизненно важные органы, последняя попала под ворот жилета, в грудь. Мужчина не дрогнул и выпустил автоматную очередь: одна из пуль оцарапала ухо Людивине и вонзилась в оконную раму в паре сантиметров от нее.
Тут же в окнах первого этажа выросли два силуэта, послышались выстрелы. Парни из наркобригады оборонялись. Яростно. Почти в ту же секунду загремело и заполыхало на другой стороне двора: в бой вступили коллеги из имущественного отдела. Затем беспорядочный грохот раздался на верхних этажах.
Жандармы действовали в состоянии шока, спешили, а террорист постоянно двигался, так что больше половины выстрелов не попали в цель. Остальные пули срикошетили от АК-47, попали в бронепластину, в пах, в колено, в руки, в горло, оторвали несколько пальцев. Три пули пробили череп.
За десять секунд воздух наполнился запахом пороха так, что стало невозможно дышать.
Людивина задыхалась.
Живая. Невредимая.
Прижатая Сеньоном к полу.
Они растерянно переглянулись.
– Все нормально? – спросил он.
Она кивнула.
Они поднялись, и ей захотелось рвануться из кабинета, чтобы скорее помочь коллегам. Сеньон остановил ее и указал на шкаф.
– Сначала наденем жилеты! Вдруг найдутся еще кандидаты в самоубийцы. Может, это не конец.
Сеньон был прав. Он сохранил самообладание. Нужно было думать шире. Срочно обеспечить безопасность здания на случай, если в суматохе кто-то решит проникнуть с заднего хода.
На лестнице их встретил мертвенно-бледный Гильем.
– Марко получил две пули в ногу! – воскликнул он. – А Луи – в плечо, не иначе шальная пуля.
– Больше никто не пострадал? – уточнила Людивина, готовясь к худшему.
– Кажется, нет.
– Наверху чисто! – раздался мужской голос.
– На втором этаже тоже, – ответила Магали, выбегая с пистолетом в руках, вся в поту.
Все думали об одном. ПО выстоял.
На крыльце казармы, лицом к небу, открыв рот, лежал труп террориста. Внезапно начался дождь, и лавина крупных, тяжелых капель смешалась с его кровью. Ливень усилился, словно одержимый идеей окончательно стереть это красное пятно.
33
Сотрудники ПО сплотились, как никогда. Подразделение стало практически монолитом – единым целым из человеческих элементов, скрепленных непоколебимой нравственной солидарностью.
Большинство из них жили на территории казарм, в прилегающих зданиях. Они поспешили к своим домашним, чтобы успокоить их и успокоиться самим. Обнимались на лестничных площадках, зарывались носом в волосы детей, молча плакали рядом с женой или мужем, утешали друг друга, смеялись, разговорами прогоняли страх. Казармы редко бывали так наполнены жизнью.
Квартал оцепили, повсюду кишели полицейские, военные, пожарные, политики, журналисты, зеваки, просочившиеся сквозь оцепление, испуганные жители окрестных домов.
Людивина стояла с Сеньоном, Летицией и близнецами. Те не отлипали от отца. Когда в вестибюль вошел встревоженный Марк Таллек, девушка кивнула ему в знак того, что все в порядке. К ее изумлению, он молча обнял ее и долго прижимал к себе. Людивина сначала застыла, но постепенно отдалась его теплу. Ей было хорошо. Раньше ее обнимали и Сеньон, и Летиция, но сейчас она испытывала нечто иное. Чувство, что можно расслабиться, подзарядиться, словно от батарейки. Она вдруг поняла, что внутри пусто, что ей нужен этот контакт, эта поддержка.
И обняла Марка в ответ.
Наутро полковник Жиан вызвал подчиненных в казарму жандармерии в Мезон-Альфоре: ПО был еще закрыт, здание осматривали эксперты. Полковник сделал то, что в такие времена должен сделать военачальник: заверил, что двое их госпитализированных товарищей живы и здоровы, сориентировал по ситуации, сплотил вокруг себя своих людей и объяснил, что дальше. Казарму не будут долго держать закрытой, они скоро вернутся к себе. Впереди ремонт, впереди битва с призраками, которые так или иначе есть у каждого, и капля посттравматического стресса, с которым придется справляться всем вместе. В то же время ПО обязан продолжать работу. Все должны дать показания, ответить на вопросы сотрудников генеральной инспекции национальной жандармерии, ГИНЖ, не теряя при этом головы. Но прежде всего Жиан похвалил сотрудников за быструю реакцию и хладнокровие во время нападения.
– Смерть всегда была частью нашей работы, – прямо заявил он. – На этот раз принести смерть пришлось вам, чтобы защитить себя, спасти товарищей, не подпустить ее к семьям. Как группа вы сделали единственно возможное в сложившихся исключительных обстоятельствах. Как люди вы несете ответственность, но ваши действия были в интересах группы. Не чувствуйте себя виноватыми, не корите себя. Помните: этот человек вынудил вас открыть огонь. Это было его решение, он сам пошел на самоубийство, и, поскольку он был крайне опасен, вы имели право на самооборону. Он заставил вас действовать, и вы, как истинные профессионалы, ответили должным образом. Я не хочу, чтобы вы напрасно себя винили. Примите свои действия, осознайте их такими, какие они есть: справедливыми, законными и необходимыми. С нами работают психологи – призываю всех, кому нужна помощь, обратиться к ним. Не позволяйте экстремисту сбить вас с толку.
Жиан не зря так настаивает на этой мысли, подумала Людивина. Убийство не входит в задачи сил охраны порядка: большинство ее коллег полагают своим долгом, своим призванием защищать людей, а не убивать. Образы, звуки, запахи того раннего вечера навсегда останутся в их памяти как особенно драматический момент в их карьере.
Полковник резко сменил тон, вернулась его обычная уверенность, решимость и властность.
– Нападавший – исламист, в последний год ставший радикалом, – объявил он. – ГУВБ полагает, что он узнал о смерти имама Абдельмалека Фиссума, покровительством которого пользовался, и воспринял его убийство как удар со стороны французского государства. Он проследил за одним из наших сотрудников от места, где было обнаружено тело имама, до казармы и решил, что мы должны за все заплатить.
При этих словах Людивина потупила взгляд. Она знала, что ни в чем не виновата, но террорист проследил именно
