Стрела Гильгамеша - Наталья Николаевна Александрова

Над входом в гараж криво висел традиционный оберег — хамса, глаз на раскрытой ладони. На этом обереге он был замазан грязью.

— Не нравится мне это. Хамса испорчена… — проворчал Мамаев и постучал в дверь. Никто не отозвался. — Ох, не нравится… — повторил он и надавил на створку плечом. Та не подалась. — Как же нам туда попасть?

— А если так? — Надежда потянула дверь на себя, и та отворилась с громким скрипом.

— Ох, не нравится! Ариан никогда не оставляет дверь открытой… — сокрушенно вздохнул Мамаев и ворвался в гараж.

Надежда придерживалась правила никогда не входить в незнакомые дома или квартиры, если там гостеприимно открыта дверь. Слишком часто такое «приглашение» оказывалось ловушкой. Но Мамаев уже там, кроме того, он беспокоился за своего друга.

Так что и Надежда, оставив сомнения, тоже вошла в гараж.

Довольно просторное помещение только условно можно было считать гаражом — не было ни машины, ни каких-либо автомобильных деталей. Зато во множестве имелись всевозможные инструменты, небольшой токарный станок, старинные кузнечные меха и даже миниатюрная плавильная печь.

Это была настоящая мастерская для работ по металлу.

На одной из стен висели подробные чертежи с пояснительными надписями на какой-то древней клинописи, на другой — несколько луков, склеенных из разных пород дерева, и два пустых колчана.

Стрел в колчанах не было.

В первый момент Надежда не увидела и хозяина мастерской. Однако, когда она прошла вдоль стены, чтобы оглядеться, заметила на полу за плавильной печью носок.

Носок был не сам по себе — он был надет на мужскую ногу.

Обойдя печь, Надежда наткнулась на лежащего на цементном полу человека, смуглого широколицего мужчину в грубой брезентовой куртке. Глаза его были полузакрыты, одежда залита кровью.

— Кир! — позвала Надежда своего спутника. — Подойдите сюда! Наверное, это ваш друг!..

Мамаев, который осматривал другую сторону мастерской, бросился к ней.

Надежда тем временем опустилась на колени перед безжизненным телом и приложила пальцы к шее, чтобы проверить пульс.

— Я опоздал! — выпалил Мамаев. — Мы опоздали! Его убили! Я никогда себе этого не прощу…

— Нет, еще не поздно, — неуверенно возразила Надежда. — Кажется, он жив, во всяком случае, пульс есть. Так что вызывайте «скорую».

— Но сейчас месяц Улулу… месяц очищения… — страдальчески пролепетал Мамаев.

— Решайте, что для вас важнее, очищение или жизнь друга. Хотя ладно, сама позвоню.

Она достала телефон, и Мамаев взглянул на нее с искренней благодарностью.

Надежда вызвала «скорую» и снова повернулась к раненому.

Он еле дышал, губы посинели, лужа крови на полу увеличивалась.

— Ох, не дождется он помощи… — прошептала Надежда.

— Подождите. Я попробую… — Мамаев склонился над другом и заговорил на незнакомом гортанном языке.

Слова слетали с его губ, складываясь в ритмичные повторяющиеся строки. При этом мужчина выглядел величественно, как жрец древней религии.

Глянув на пострадавшего, Надежда с изумлением заметила, что кровь из раны течет все медленнее… медленнее… Вот она совсем остановилась, и дыхание мастера стало ровнее и глубже.

— Что это было? — вполголоса спросила Надежда, когда Мамаев замолчал.

— Древнее ассирийское заклинание, призыв здоровья и силы к больному или раненому человеку.

— Надо же, подействовало! Удивительно!

— Честно говоря, я и сам удивлен. Я знаю это заклинание наизусть, но ни разу не применял на практике. И не был уверен, что оно поможет.

— Однако помогло!

— Заклинание заклинанием, но раны непременно требуется зашить и обработать. Ариану все равно нужно в больницу.

Тот вдруг вздрогнул, открыл глаза, нашел взглядом Кира и торопливо, запинаясь и задыхаясь, заговорил на том же древнем языке.

Он бормотал тихо, слабеющим голосом, и Мамаев наклонился над ним, чтобы не пропустить ни слова. Наконец раненый замолчал, глаза его снова закрылись, но дыхание оставалось ровным, хотя и слабым.

— Что он сказал?

— Странные вещи… — удивленно протянул Мамаев. — Сказал, что к нему приходили черные стражи. Эти стражи забрали у него все стрелы и хотели убить его, чтобы он больше таких не делал. Черные стражи… Надо же! Наверняка бредит. И еще он все время упоминал какой-то Кронверк… или Кронверку…

— А кто такие черные стражи?

— Так называли в древнем Вавилоне особую гвардию, охранников Зиккурата, великого вавилонского храма. Они как раз и пользовались стрелами того типа, которыми были убиты Вестингауз и Гилевич…

— И помощница психоаналитика, — напомнила Надежда.

— Ну да. Однако их не существует уже очень давно, тысячи лет… последние стражники Зиккурата погибли при разрушении Вавилона персами.

— Можно было бы подумать, что и стрел таких давно не существует, но вот уже несколько человек убиты ими. Вам ли не знать, что прошлое иногда возвращается…

Рассвет застал Харешима в маленькой деревеньке по дороге из Вавилона в Урук.

Здесь, прямо на улице, крестьяне продавали сушеные смоквы, горячие лепешки и свежие овощи, а рыбаки с Евфрата — вяленую рыбу.

Жрец почувствовал, что очень голоден, и приценился к смоквам.

Крестьянин назвал несусветную цену, а увидев удивление в глазах жреца, проговорил:

— Чего ты хочешь, господин? Урожай в этом году и так плохой, а тут еще скифы, будь они неладны. Эти варвары унесли почти все, что мне удалось собрать… Так что покупай сейчас, господин, скоро будет еще дороже!

Есть хотелось, и жрец полез за кошельком.

Тут рядом с ним появился чумазый мальчишка и, протянув руку, заныл жалобным голосом:

— Дяденька, подай хоть мелкую монетку! Я не ел уже три дня! Подай мне на пропитание! Мне нужно накормить еще трех моих маленьких братьев!

— Проваливай, нечестивец! — привычно отмахнулся от него Харешим. — У меня нет для тебя лишних денег!

— Злой дяденька, жадный дяденька! — пропищал мальчишка и исчез в толпе, напоследок показав жрецу язык.

Харешим все рылся в складках плаща, но никак не мог нашарить кошелек.

Его бросило в жар: ведь в кошельке были не только последние деньги, там был и священный артефакт, Стрела Гильгамеша, ради которой он только что убил человека…

Он вспомнил подозрительный блеск в глазах чумазого мальчишки, вспомнил, как ловко тот скрылся в толпе, напоследок показав язык, и кинулся за ним.

— Господин, ты не заплатил за смоквы! — крикнул ему вслед крестьянин, но Харешим его уже не слышал.

Он бежал по единственной улочке селения, заглядывая во все проулки. Мальчишки нигде не было.

Добежав до последнего дома, за которым начиналась безжизненная пустыня, Харешим упал на колени и посыпал голову дорожным прахом.

Он провинился перед богами, и единственным наказанием, какого он достоин, была смерть.

Чумазый