Она умерла как леди - Джон Диксон Карр
В тоннеле у меня за спиной прогремел выстрел.
Поначалу я решил, что это не выстрел, а взрыв. Но пронзительный «дзынь» пули, отрикошетившей от камня, отвратительный звук, похожий на щелчок металлического бича или лопнувшей рояльной струны, узнает каждый, кто хоть раз находился под обстрелом.
По пещере разнеслось оглушительное эхо, и на физиономии каменного черепа появилась белая щербинка. Кто-то выстрелил снова, и пламя свечи погасло.
Наверное, мне следовало радоваться этому, но не припоминаю, чтобы я о чем-то думал. Или даже что-то чувствовал. Прижимая плавки и купальник к груди, будто они были ценнейшим моим достоянием, я сделал пару шагов по неровной поверхности, а затем упал.
В пещере было темно, если не считать лунного света, что струился из выхода к морю. В паре футов под этим отверстием, если не ближе, булькала и плескалась вода, черная с сероватыми проблесками.
Меня затягивало в обморочный водоворот, но я всеми силами старался не потерять сознание. Попробовал перекатиться, однако ребристый пол оказался слишком скользким от сырости. Тьма сгущалась, обволакивая меня, но каким-то чудом я сумел перевернуться на бок и вытащить из кармана фонарик. Совершенно беспомощный и беззащитный, будто полностью обескровленный, я нашел в себе силы нажать на кнопку.
Слепящий, как прожектор, луч электрического света лихорадочно заметался, прежде чем я сумел направить его на выход из тоннеля.
Там стоял какой-то человек.
Глава девятнадцатая
Старое кресло с регулируемой спинкой и краешек тюлевой занавески на фоне солнечного света. Вот что я увидел, открыв глаза.
Какое-то время я не узнавал ни кресла, ни собственной спальни, окно которой выходило в сад за домом. Я чувствовал себя отдохнувшим и умиротворенным. Казалось, я лежу на перине, набитой лебединым пухом. А затем я увидел нависшее надо мной лицо сэра Генри Мерривейла.
– Доброе утречко, доктор, – только и сказал он самым беззаботным тоном.
Когда я привстал на локте, Г. М. придвинул стул и, морщась, сел у кровати. Сложил руки на набалдашнике трости, хмыкнул и продолжил:
– Вы долго спали, и сон принес вам большую пользу. Белла Салливан оказала вам добрую услугу – и это еще мягко сказано, – когда подмешала секонал в чашку «Овалтина».
Тут меня едва не сокрушили воспоминания.
– Эй! Даже не вздумайте вставать! – предупредил Г. М. – Просто устройтесь поудобнее и лежите смирно, пока вам не принесут чего-нибудь поесть.
– Как я здесь оказался?
– Благодаря мне, сынок.
– Сейчас уже утро, верно? Разбирательство! В котором часу будет разбирательство?
– Ох, сынок, – угрюмо ответил Г. М., – оно закончилось несколько часов назад.
За открытыми окнами продолжалась мирная жизнь. В соседском птичнике кудахтали куры. Я приподнялся на локте, задаваясь вопросом, не пошлет ли Господь всемогущий хоть немного везения, чтобы все сделанное мною не оказалось испорчено последней горькой каплей.
– Наш друг Крафт, – продолжил тем временем сэр Генри, – рад, что вы не смогли дать показания. Говорит, что в ином случае у вас появились бы серьезные неприятности. Впрочем, мы и так об этом знаем.
– Какой вердикт вынесли присяжные?!
– Двойное самоубийство при внезапном помутнении рассудка.
Я сел в постели, опираясь на подушки.
– Сэр Генри, где одежда, что была на мне вчера ночью?
– Вон там, – кивнул он, не отводя от меня глаз. – Висит на кресле. А что?
– Загляните в нижний правый карман жилета, и все поймете.
– Мы уже заглядывали во все карманы, доктор, – сказал Г. М., – и они пусты.
В дверь постучали, и в комнату вошла сияющая Молли Грейндж в домашнем переднике. За плечом у нее появилось встревоженное лицо Беллы Салливан.
– Готов ли доктор завтракать? – спросила Молли.
– Угу, – подтвердил Г. М., – но лучше несите завтрак сюда.
Подбоченившись, Молли какое-то время смотрела на меня.
– Вы и раньше нас пугали, – наконец сказала она, – но куда меньше, нежели вчера ночью. Однако выговор я отложу на потом.
С этими словами она ушла, решительно закрыв за собой дверь. Я же чувствовал себя таким беспомощным и разбитым, что даже не рассердился.
– Что ж, Крафт своего добился, – сказал я. – Вердикт присяжных его устраивает, и волноваться больше не о чем, пусть даже все мы придерживаемся иного мнения. Жаль. Ведь я точно знаю, что произошло на самом деле, и объяснение Крафта не соответствует истине.
Г. М. достал сигару и покрутил ее в пальцах.
– Знаете, что произошло? Вы уверены, сынок?
– Вчера, в час ночи, я мог бы все доказать. Но теперь…
– В конце почти каждого расследования, – Г. М. чиркнул спичкой о штанину, после чего закурил свою отвратительную сигару, – именно я, старый человек, сажусь и объясняю тупоголовым болванам, в чем они ошибались. Пусть на сей раз все будет наоборот.
– Наоборот?
– Вы, – сказал Г. М., – просветите меня. Значит, вы знаете, кто убийца?
– Да.
– Ну… что ж. Я бы тоже попробовал во всем разобраться, доктор, если бы парень вроде Мастерса съехал с катушек и бросил мне вызов. Но почему бы нам не сверить записи? Вы говорите о ком-то, кого уже подозревали?
Перед внутренним взором появилось знакомое лицо.
– Это явно не тот, кого я заподозрил бы в первую очередь, – ответил я, – но тем не менее он безжалостный убийца; и я понять не могу, как этот знакомый и симпатичный нам человек сумел обвести всех вокруг пальца.
И снова в дверь постучали. На сей раз вошел Пол Феррарз.
– Приятно, что у вас снова цветущий вид, доктор Люк, – сказал он. Впервые в жизни я видел его в галстуке. – Молли сказала, что вы проснулись. Если настроены на разговор, мы не прочь узнать, что, черт побери, с вами случилось.
Г. М. ошарашенно покрутил головой.
– Сядьте, сынок, – холодно велел он Феррарзу. – Сейчас доктор Кроксли расскажет, кто и как совершил эти убийства.
На мгновение Феррарз замер, положив руку на галстук, затем наморщил лоб и недоверчиво покосился на сэра Генри, но тот лишь указал сигарой на мое старое кресло. Развернув его, чисто выбритый Феррарз уселся рядом с пустой чашкой из-под «Овалтина» и моей трубкой. Под его пристальным взглядом я начал свой рассказ.
– Вчера вечером я сидел в этой комнате, обдумывая то, что нам известно. Прокручивал в голове все факты как вещественные доказательства в зале суда, но они никак не сходились воедино, пока я не вспомнил о перерезанных телефонных проводах и бензине, слитом из топливных баков. Кто и зачем это сделал?
– Так-так? – произнес Г. М., вынув сигару изо рта.
Я закрыл глаза, воскрешая в памяти все нюансы этой картины, а затем продолжил:
– В субботу вечером, когда начался
