Последнее испытание - Туроу Скотт
С другой стороны, есть немало такого, что говорит в пользу Ольги. К примеру, если бы уровень интеллектуального развития измеряли не с помощью коэффициента ай-кью, а в гипотетических единицах уличной смекалки, она была бы фигурой масштабов Эйнштейна. Впрочем, способность быстро соображать очень помогает ей и в ее нынешней работе – она как специалист очень хороша. Родилась Ольга в бедном квартале захолустного пуэрториканского городка и долгое время ежедневно, словно дикая рысь, сражалась за то, чтобы встать на ноги. Она развелась с тремя мужьями, у нее три дочери, воспитывать которых помогала ей мать.
Стерн, собственно говоря, чувствует, что у них с Ольгой немало общего. В молодости ему тоже пришлось бороться за место под солнцем в непростых условиях – в огромной, чужой для него и непростой для жизни Америке, не без труда овладевая английским языком. В его памяти первые годы в США сохранились как время тревог и лишений. Он знает, через что довелось пройти Ольге, приехавшей в Америку с ярко выраженным пуэрториканским акцентом и непомерными амбициями, которые порой не давали ей спать по ночам. Понимает он и то, что желание обеспечить себе надежное и независимое положение порой вызывает у людей страсть к стяжательству.
Но Ольга была лишена того закаляющего и воспитывающего терпение воздействия, которое испытал на себе Стерн благодаря учебе в колледже Истонского университета, где учились молодые представители сливок общества. Свой диплом она получила в Нью-Йорке, окончив вечерний факультет. На самом деле Стерн, выслушав мнение Иннис по поводу резюме Ольги, подозревает, что звание бакалавра, которое там упоминается, Фернандес и в самом деле могла присвоить себе сама. Тем не менее она так или иначе сумела устроиться на должность продавца-фармацевта в округе Киндл, куда и переехала жить. Тогда в этой сфере царили свои порядки. Продавцы лекарств нередко использовали нечистоплотные методы, чтобы втереться в доверие к врачам. И тут Ольга сумела преуспеть, используя свои сильные стороны. Можно ли сказать, что она красива? В общем-то, нет. Скорее ее следовало бы назвать импозантной. Именно так можно перевести с идиш, на котором говорили в семье Стерна, слово zaftig – оно всякий раз в первую очередь приходило на ум старому адвокату, когда он думал об этой женщине. Роста Ольга невысокого – она ниже Стерна даже на каблуках. Лицо у нее круглое, нос довольно широкий, глаза не слишком большие, но при этом их взгляд обычно очень пристальный. Ее волосы когда-то были вьющимися, но их искусственно выпрямили, с помощью начеса придали им пышности и перекрасили в светлый цвет.
И все же Стерну ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь назвал Ольгу непривлекательной женщиной. Она из тех представительниц прекрасного пола, кто обладает ярко выраженной сексуальностью, которая словно наэлектризовывает воздух вокруг – словно они пришли в людное место обнаженными. Одежда всегда плотно обтягивает ее тело. Вероятно, чтобы добиться нужного эффекта, ей приходится укреплять пуговицы и молнии. Даже в офис она, как правило, надевает блузы с весьма рискованными декольте. Стерн не осуждает ее. Стал бы он ходить повсюду с расстегнутой ширинкой, если бы это не вызывало смех окружающих, а помогало ему находить новые дела и клиентов? Возможно. И все же ему трудно представить, что такие присяжные, как, скажем, миссис Мэртаф, отнесутся к ее появлению в суде положительно. При всех заверениях Кирила, что его интимные отношения с Ольгой давно закончились, Марте и Стерну будет нелегко решить вопрос о том, стоит ли приглашать Ольгу в суд в качестве свидетеля. Трудно определить, стоит ли такое приглашение тех рисков, с которыми оно связано, – даже при том, что судью, возможно, удастся убедить в том, чтобы во время перекрестного допроса детали личных отношений Фернандес с подсудимым не обсуждались.
– И последнее, – говорит Стерн. – Кирил, вы ведь помните, что я попал в аварию еще в марте, когда возвращался из офиса компании «ПТ». Помните?
– Конечно. Сэнди, я боялся, что вы никогда не оправитесь после того случая.
– А помните, я говорил вам, что отчетливо запомнил: у машины, которая в меня врезалась, на заднем стекле была наклейка компании «ПТ»?
Кирил смеется.
– Говорили мне? Не только мне, а всем, кто приходил вас навещать, Сэнди. В течение нескольких дней у вас, казалось, никаких других мыслей в голове не было, кроме этой. Но вы ведь сказали, что в конце концов невролог и полицейский детектив убедили вас, что это иллюзия, ложное воспоминание.
Стерн рассказывает о частном расследовании, проведенном Пинки, не обращая внимания на ухмылку, которая появляется на губах Кирила при первом же упоминании внучки адвоката. Однако по мере того, как Стерн продолжает свое повествование, привычное благостное выражение исчезает с лица его собеседника.
– В общем, она хочет получить доступ к записям в гараже компании, – подытоживает Стерн.
К этому моменту брови доктора Пафко уже сведены к переносице, что является очевидным признаком тревоги.
– Я прошу прощения, Сэнди, но какое все это имеет отношение к моей защите? – интересуется он.
– Я просто хочу сделать приятное Пинки, Кирил. Ну вы понимаете.
– Не совсем, – отрицательно качает головой Кирил.
Пафко – один из тех клиентов, которые дают своим адвокатам полный карт-бланш в том, что касается выбора линии защиты. Впрочем, ему легко демонстрировать сговорчивость и широту души, учитывая, что все расходы на услуги юристов оплачивает компания.
– Видишь ли, Кирил, руководствуясь логикой, можно предположить следующее: если кто-то из сотрудников компании «ПТ» пытался разделаться с вашим адвокатом, эта история вполне может иметь отношение и к самому делу, и к вашей защите.
Пафко от изумления слегка отшатывается.
– Вы в самом деле считаете, что именно так обстояло дело, Сэнди?
– Нет, Кирил, честно говоря, мне кажется, что все это притянуто за уши.
– Тогда я не вижу смысла всерьез этим заниматься.
Двое мужчин пристально смотрят друг на друга. Стерн не знает, что сказать, такое с ним случается редко. Клиент может иметь свои секреты, как бы умно или глупо ни было скрывать что-либо от своего адвоката. И Кирил по-своему прав – по идее, его защита не должна отвлекаться на посторонние вещи в разгар судебного процесса, на котором поставлены на карту его, доктора Пафко, свобода и репутация.
Кирил встает. На лице его снова появляется жизнерадостное выражение. Подойдя к закрытой двери кабинета Стерна, он кладет руку на дверную ручку, но в последний момент оборачивается:
– А знаете, Сэнди, мне в голову вдруг пришла забавная мысль.
– Какая?
– Что кто-то очень не хочет, чтобы вы верили в мою невиновность.
17. Ночь
Среда – это день, в течение которого заслушиваются показания не самых важных свидетелей, имеющие скорее технический характер. Такие всегда возникают в ходе любого судебного процесса – это неизбежно. Приглашена, в частности, доктор Гера Пераклитес – она во время тестирования «Джи-Ливиа» была председателем мониторингового комитета, в состав которого входили сторонние эксперты. Она сообщает, что, если бы ей довелось увидеть изначальную базу данных на компьютере А доктора Пафко, без внесенных туда изменений, она бы настояла на том, чтобы компания «ПТ» проинформировала обо всем УКПМ. Стоящая на свидетельской кафедре доктор Пераклитес внешне напоминает сову – это тучная женщина средних лет в очках, пожалуй, с несколько завышенной самооценкой. Во время перекрестного допроса, проводимого Мартой, она в основном отказывается от своих заявлений, сделанных во время ее допроса представителями гособвинения, то есть признается, что не чувствовала бы себя обязанной проинформировать УКПМ, если не сомневалась, что никаких внезапных смертей не было, а произошел всего лишь компьютерный сбой.
Остаток среды уходит на долгий спор по поводу вещественного доказательства, которое уже было предъявлено доктору Робб, а именно то, которое обозначено как «Глоубал-А». Это результат работы экспертов-криминалистов в сфере IT – они смоделировали, как бы выглядели данные на мониторе компьютера Кирила 16 сентября 2016 года после того, как Венди Хох, предположительно по просьбе доктора Пафко, скорректировала информацию в базе данных клинических испытаний «Джи-Ливиа». Марта начала шлифовать свое выступление по поводу этого вещдока еще до начала процесса. Выяснилось, что у «Глоубал Интернэшнл» не осталось никакой информации по поводу того, как их база данных выглядела 16 сентября, зато на 30 сентября 2016 года, то есть на тот момент, когда тестирование закончилось, такие данные имеются. Никто – ни Венди Хох, ни Кирил, ни сотрудники «ПТ» или «Глоубал» – никогда не видел, что представляла собой сводная таблица на 16 сентября. Марта рассматривает данный вещдок как фиктивное подтверждение участия во всей истории Венди Хох.
