Сэм Гэссон - Кошка, которая все видела. Молчаливый свидетель
Бруно сверился со своими заметками: «Не переносите вину на подозреваемого. Вините обстоятельства».
– Я тебя не виню, – сказал Джим с дружескими интонациями. – Твоя жена насмехалась над тобой, заведя интрижку. Годами она поливала твое имя грязью перед соседями. Я не виню тебя за желание наказать ее.
– Она заслуживала наказания, – пробормотал Терри; темп его речи постепенно становился более спокойным в соответствии с мягким, мелодичным тоном Джима. – Но это не значит…
– Жена должна слушаться мужа. Как она смела так поступить с тобой и Дином? Ты имел полное право преподать ей урок!
– Да, имел право, но это не значит…
– Поппи следовало проучить. Она обманывала тебя. Вечера проводила в гостиницах Брайтона, пока ты был на работе, а Дин в школе. Этот мужчина был вдовцом. Продавцом из Уэртинга. Поппи описывала моей жене эти встречи, и я давно обо всем узнал. Она была щедра на детали. Поппи хвасталась, рассказывая, как этот мужчина завоевал ее. Она не жалела о случившемся. Твоя жена смаковала подробности этих насыщенных встреч и не забывала рассказывать, что, как, куда и где. Я был бы в ярости, если бы узнал такое о Хелен!
– Я и был в ярости, – сказал Терри, и его голос, вызывавший мысли о хвосте, зажатом между лапами животного, прозвучал покорно.
– И это совершенно правильно. Полиция проанализировала их переписку. Роман длился по крайней мере четыре месяца. В свете этого могу сказать, что они переписывались раз двести в день. Это была не просто интрижка, а настоящий любовный роман, полный страсти. Поппи готова была бросить тебя, и ты об этом знаешь! Каждое сообщение, которое она посылала, было оскорблением! К тебе, конечно, можно относиться по-разному, но ты точно не изменник! Ты преданный семье человек. Поппи часто звонила на работу и говорила, что больна, ты об этом знал? Ей сделали официальное предупреждение. Не один раз она притворялась больной, чтобы сбежать на очередное свидание в Кингз-отель, расположенный на морском берегу. Она обесчестила тебя!
Покорная кошка опускает уши и начинает пригибаться. Бруно понял это и увидел, как во время речи его отца Терри все сильнее оседает на стуле.
«Предложите подозреваемому альтернативные сценарии, каждый более приемлемый, чем предыдущий».
– Ты знаешь, что говорят соседи? – спросил Джим. – Что говорят полицейские? Все уверены, что убийство было продумано заранее! А вывод таков: Терри Раттер – самый настоящий монстр. И следствие этого вывода: нужно закрыть его навсегда!
Терри еще сильнее сжался на стуле.
– Но я не верю, что все это так, – продолжал спокойно Джим. – Я думаю, ты пытался все исправить. Ты желал простить и забыть. Запись на пленке подтверждает твое намерение. Ты купил бутылку шампанского и приготовился дать жене второй шанс ради счастья сына. Тебя следовало отблагодарить, а не осуждать! Но даже после того, как ты поступил столь благородно, она опозорила тебя! Как она смела?
– Мне нужно подумать, – сказал после паузы Терри.
Джим прервал допрос и дал ему полчаса на то, чтобы привести мысли в порядок. Выходя из комнаты для допросов, бывший детектив бросил взгляд на стекло. Выражение его лица означало, что победа практически одержана!
36
Все собрались в кабинете инспектора Скиннер. События продолжали развиваться.
Прибыла старший инспектор Хилвит, светловолосая женщина, похожая на перекормленную и суперухоженную кошку породы рэгдолл в костюме. Бруно наблюдал за разговором между двумя женщинами-полицейскими. Он чувствовал, что они не любят друг друга.
– Раттер вот-вот расколется! – доложила инспектор Скиннер.
– На улице собирается пресса, – промурлыкала Хилвит. – Они чувствуют, что скоро мы сделаем заявление. Как нам поступить с этим Саймоном Симнером?
Инспектор Скиннер сказала, что еще не решила.
Рэгдолл в костюме издала ворчание. Или звук, похожий на рычание кошки в ветеринарном кабинете, понимающей, что ее решили усыпить.
Бруно почувствовал в голосе инспектора Скиннер сомнение. Она согласилась, что нужно проконтролировать такого рода вмешательство.
– Мы дадим Терри Раттеру еще тридцать минут на то, чтобы дозреть, – сказала инспектор Скиннер. – Его гавайскую рубашку нашли и уже отправили к экспертам. Посмотрим, что они выяснят.
Бруно извинился и покинул помещение, но не пошел в туалет, а проскользнул в желтую комнату. Набрал номер оператора и попросил соединить его с домом номер восемь по Сэнт-Эндрю-роуд.
Когда Леон Панк поднял трубку, мальчик, заглянув в блокнот, напомнил себе о правилах допроса по технике Рейда.
– Ты попался! – сказал он, стараясь подражать хладнокровному тону отца. – У меня есть доказательства, чтобы посадить тебя!
– Кто это? – спросил Леон Панк. – Это что, какая-то шутка?
Бруно, подражая безапелляционному тону отца, объяснил, что собрал достаточно доказательств, уличающих подозреваемого по крайней мере в двух правонарушениях.
– У меня есть фотодоказательства того, что ты похититель кошек и наркоман! – сообщил мальчик. – Я могу прислать тебе фотографии по почте.
– Мы готовимся к похоронам.
– Как бы там ни было, я жду признания! Объясню как можно проще: если ты во всем сознаешься прямо сейчас, я не буду выдвигать обвинения против тебя. Если ты этого не сделаешь, то сегодня вечером к тебе наведается полиция!
Леон Панк разволновался и выразил недовольство происходящим. Он даже угрожал Бруно физической расправой.
– Ты слышишь это? – спросил Бруно, убрав трубку от уха. – Я в полицейском участке на Джон-стрит. Могу прислать к тебе офицера в течение получаса.
Мальчик насладился возникшей паузой и уже чувствовал, что победил.
– Вот что я знаю, – продолжал он. – Ты соблазнил мою кошку кошачьей мятой, а во вторник утром украл ее и держал в своем доме! Думаю, у твоей бабушки, страдавшей маразмом, когда-то была рыжая кошка, похожая на Милдред. Я прав, не так ли?
Бруно решил, что в этом случае молчание было знаком согласия. Он еще раз сверился с блокнотом, отмечая вторую стадию техники Рейда.
– Но я виню не только тебя. Твоя бабушка – больной человек. Ты просто хотел успокоить ее, утешить в последние дни ее жизни. Если бы ты объяснил мне ситуацию, я бы позволил взять у меня кошку напрокат. Я же не монстр!
Ответом была тишина – столь же громкая, как лавина, обрушившаяся на терпящего крах подозреваемого.
– Я хочу лишь получить признание, – сказал Бруно, когда прошло уже достаточно времени. – Я не буду выдвигать обвинения!
Тишина не была нарушена. В какой-то момент мальчик подумал, что Леон положил трубку. А затем услышал, как он прочищает горло.
– Знаешь, что говорят в полиции? – спросил Бруно. – Инспектор Скиннер из полиции Брайтона – большая любительница котов. Она сгорает от желания выдвинуть тебе обвинения! Она считает, что ты не собирался отдавать Милдред! Но я настроен более лояльно. Я верю, что ты только на время взял мою кошку. Просто хотел помочь своей бабушке. В каком-то смысле это делает тебя хорошим человеком.
Бруно был уверен, что слышит плач. А слезы свидетельствуют о чувстве вины.
– Мы готовимся к похоронам, – наконец сказал Леон Панк. – Нельзя надолго занимать телефонную линию.
– Я хочу лишь, чтобы ты признал свою вину. И тогда положу конец этому разбирательству. Полиция тебя не побеспокоит.
Последовало молчание.
– Да, – наконец прокаркал голос на другом конце линии.
– Да? Что именно «да»? Скажи все полностью!
– Да, я взял твою кошку на время. У бабушки когда-то была такая же кошка. Она их совершенно не различала.
Затем трубку положили.
В кабинете инспектора Скиннер никого не было. Бруно вернулся в смотровую комнату и через стекло увидел, что отец снова там. Рядом с Терри Раттером сидела женщина в очках с прямоугольной оправой. Бруно подумал, что она выглядит умной. На ее лице читался вызов. Кошка, облизывая кончик хвоста, тоже демонстрирует вызов. По сморщенному носу адвоката и по более уверенному положению тела Раттера Бруно понял, что они готовы принять вызов.
– Я хотел бы изменить показания, – заявил Терри Раттер.
На минуту весь полицейский участок затаил дыхание.
– Мои воспоминания о ночи убийства не такие отрывочные, как мне казалось.
И тут Терри в точности повторил старое заявление, как актер, заучивший роль для пьесы. Ритм его повествования явно свидетельствовал о предварительной подготовке. Перед тем как описать сцену изнасилования, Терри сделал паузу. Здесь его рассказ отклонился от ранее озвученного.
– Я говорил, что ничего не помню об изнасиловании. Это не совсем так. Я помню, что переоделся и выбросил рубашку в мусорный бак.
– Почему ты солгал полиции? – спросил Джим.
– Новости о смерти жены повергли меня в шоковое состояние. Как, впрочем, и выражение твоего лица, когда я проснулся тем утром.
– Зачем ты выбросил рубашку?
