Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Вас это удивляет?
– Это не было ни комплиментом, ни иронией. Это констатация.
– Для чего вы произнесли её вслух?
– Чтобы посмотреть на вашу реакцию.
– Значит, не так уж я умна, раз не догадалась. – Лидия выдержала паузу, поняла, что Вербин не собирается отвечать, и небрежно спросила: – Почему вы молчите?
– Вы произнесли фразу, чтобы увидеть мою реакцию.
– И я её увидела, – кивнула молодая женщина, после чего сделала приглашающий жест рукой: – Прошу. Может, кофе?
– Если вы будете столь любезны…
– Почему я? – удивилась Лидия. И громко произнесла: – Фёкла! – А когда в комнату вошла служанка, распорядилась: – Сделай два кофе, пожалуйста. Мне как обычно, а моему гостю…
– Чёрный американо. С сахаром.
– Ты слышала.
Самая большая комната… Вербин предположил, что самая большая, поскольку не мог представить, что в квартире окажется ещё одна зала подобного размера… служила гостиной. Обставлена она была в современном стиле, что контрастировало со старым парадным, но при этом с большим вкусом, без вычурности.
– Вас не смущает мой наряд? – поинтересовалась Лидия, свободно расположившись на диване и подобрав под себя ноги. Тапочки она сбросила.
– Почему он должен меня смутить? – Феликс устроился в кресле напротив.
– Вы показались удивлённым при нашем знакомстве в «Манеже».
– Я ожидал, что художница…
– Будет выглядеть необычно? – плавно перебила полицейского Лидия.
– Привлекать внимание, – уточнил Вербин.
– Да, многие считают это важным: привлечь к себе внимание любым доступным способом. Не скрою, я долго думала над образом, в котором буду появляться в «Манеже», и решила остановиться на деловом стиле: всё-таки там не мои работы, я выступаю в роли сотрудника. – Молодая женщина мягко улыбнулась. – И знаете, полицейский Феликс, угадала: хороша бы я была, комментируя скандал в какой-нибудь футболке или с красными волосами.
– Думали покраситься?
– Мне бы пошло?
– Не уверен.
– Потому что вы представляете меня такой, какой увидели в первый раз.
– Вы не такая?
– Я разная, – рассмеялась Лидия. – Если вы говорите об одежде, то я всегда одеваюсь по настроению.
– Вам важно, как вы выглядите?
– Для всех важно, как они выглядят, но не все это понимают. Одеждой человек не только показывает, кто он есть, или кем хочет стать, или кем хочет прикинуться, но и выражает своё отношение к тому, с кем встречается. Или к мероприятию, в котором принимает участие. Если на торжественное открытие чего-нибудь или вручение какой-нибудь премии участники, а то и организаторы позволяют себе являться в затрапезном виде, в грязных джинсах с «пузырями» на коленках или несвежей сорочке, это абсолютно всё скажет об уровне мероприятия. И впечатление не изменится, несмотря на все усилия пиар-службы.
Феликс хотел ответить, но Фёкла внесла кофе, а когда вышла – Лидия поинтересовалась:
– Видели мои работы?
– Фотографии в Сети не дают полного впечатления.
– Совершенно с вами согласна. – Она сделала глоток кофе и кивнула на мольберт, идеально вписывающийся в продуманную обстановку гостиной. Стоящая на нём картина была накрыта чёрной тканью. – Я выставляю здесь некоторые свои работы, хвастаюсь друзьям. Одни картины оказываются здесь на вечер, другие остаются надолго. Хотите посмотреть?
– Хочу.
– Подойдите и посмотрите.
Подниматься с дивана Лидия не собиралась.
Вербин улыбнулся, поставил кофе на маленький столик и подошёл к мольберту.
– Не думал, что вы работаете здесь.
– Вы ведь понимаете, что в квартире я не пишу? У меня есть мастерская.
– Далеко?
– Снимайте ткань одним уверенным движением снизу вверх и ни о чём не беспокойтесь – краска давно высохла.
Лидия идеально вела разговор так, как считала нужным, уверенно игнорируя темы, которых не хотела касаться. А давить на неё Феликс пока не собирался. Поэтому он снял ткань – одним уверенным движением снизу вверх, и сделал два шага назад.
– Совсем другое впечатление, да?
– Да, – согласился Вербин. – Не как от фотографии в Сети.
– Что скажете?
– Скажу чуть позже… В такие работы нужно войти.
И даже не оборачиваясь понял, что произвёл на Лидию именно то впечатление, которое планировал.
– У кого вы подслушали это выражение? – негромко спросила молодая женщина.
– Само пришло в голову.
– Специально подбирали слова, чтобы не обидеть?
На этот вопрос Вербин отвечать не стал, стараясь именно «войти» в абстрактную картину Лидии Дабре. На первый взгляд странную, как все работы этого направления, и потому требующую особого внимания.
– Это холодное море, – минуты через две сказал Феликс. – Но не подо льдом. Я не знаю, будет ли на этом море лёд, но сейчас его точно нет. И ещё его недавно штормило. Вода очень холодная, море только начало успокаиваться, и в какие-то мгновения кажется, что слышен шум недавнего шторма. Наверное, сейчас осень. У холодного моря. На берегу нет ветра, поэтому холод не чувствуется злым и можно продолжать смотреть на горизонт, потому что нет желания уходить.
– Это Ладога, – очень тихо произнесла Лидия. – Работа называется «Осенний закат». Он показался мне необычайно красивым, и я написала эту работу за три дня. С тех пор она стоит здесь. – Пауза. – Как вы узнали?
– Я вошёл в вашу картину.
Вербин вернулся в кресло и сделал глоток кофе. Затем ещё один. А следующим допил то, что оставалось в чашке. Всё это время Лидия смотрела на него не отрываясь, а когда Вербин поставил чашку на столик, спросила:
– Зачем вы стали полицейским, Феликс?
– Чтобы искать ответы.
– Любите загадки?
– Посложнее.
– А зачем пришли ко мне?
– Чтобы понять, почему Абедалониум сделал вас куратором.
– Это важно?
– Я пока не знаю. – У Вербина была мысль попросить ещё кофе, однако разговор неожиданно «разогнался» и обрывать его Феликс не хотел. – Мне интересен Абедалониум, мотивы его поступков, ход мыслей.
– Всем интересен Абедалониум, – обронила Лидия.
– А ему интересны вы.
– Почему вы так решили?
– Полагаю, Абедалониум не тот человек, чтобы доверить свою первую персональную выставку тому, кто ему безразличен или неприятен.
– Пожалуй, – согласилась Дабре. – Признаюсь, мне нравится ваш вывод.
– Абедалониум вам интересен? – быстро спросил Феликс.
– Конечно.
– Что вы о нём думаете?
– В каком смысле?
– В любом.
– Хотите знать, не завидую ли я ему?
– А вы завидуете?
– А как вы думаете?
– Думаю, нет.
И Вербин вновь удивил молодую женщину. Но не ответом, а тем, как ответ прозвучал.
– Вы честны, – протянула Лидия. – Вы действительно честны.
– Что вас удивляет? – мягко спросил Феликс.
– Меня удивляет ваша уверенность во мне, несмотря на общеизвестную ревность, которую творцы, сейчас я говорю не только о художниках, испытывают друг к другу, – столь же мягко ответила Дабре. – В первое мгновение я решила, что вы намеренно мне льстите, но потом поняла, что это не так.
Она была молода, но людей «читала» неплохо.
– Я видел вас на выставке, Лидия, и не мог не обратить внимания на то, как вы смотрели на картины.
– Я очень люблю работы Абедалониума, Феликс, – не стала скрывать Дабре. – Об этом все знают. А поскольку мы работаем в разных направлениях, не могу испытывать зависть. Я отражаю мир иначе.
– А что вы скажете о «Демоне скучающем»?
– Это вершина, на которую могут подняться исключительно гении, – мгновенно ответила Лидия. – Работа, что случается с художником один раз в жизни.
– Она действительно оказывает такое впечатление, как говорят?
– Вы её видели?
– Конечно.
– И как?
– Возможно, я не смог войти в неё, как сумел войти в вашу работу, – уверенно солгал Вербин. Солгал так, что Лидия его не прочитала. – И возможно, это к лучшему.
– История знает достаточно полотен, которые вызывали у публики смешанные чувства. Назовём их так, – медленно ответила художница. – Как и случаев, когда полотна, по тем или иным причинам, начинали называть «проклятыми».
– Почему это происходит?
– Как правило, в результате совпадений и на основе суеверий, конечно же. В основе всех подобных историй лежат прошитые в нас суеверия.
– Вы пытаетесь уйти от ответа.
Он не сказал: «Вы лжёте». Она это оценила.
Но замечание приостановило разговор, и Лидия спросила:
– Ещё кофе, полицейский Феликс?
– С удовольствием.
Она вновь позвала Фёклу. Затем продолжила:
– Я не знаю, как это происходит. Но я знаю, что это происходит, и вы только что были тому свидетелем: вы ощутили холодное море в абстрактной картине. Ведь Ладога – это тоже море, только запертое. Во всяком случае, я отношусь к ней как к морю. Я считаю её морем, стала считать давно, ещё в детстве, и всегда писала Ладогу, как море. Как многие пишут Байкал, или говорят так о Байкале. Это моё личное, понимаете? Моё вот здесь… – Лидия коснулась рукой
