Утешение изгоев - Евгения Михайлова
Эдуарда Аринина и его подельников нашли и взяли благодаря Зинаиде. Ей предложили сделку: домашний арест и затем условный срок по суду в обмен на помощь в поимке преступников. Зинаида не думала и секунды, сразу согласилась.
На очной ставке с сестрой Эдуард даже рассмеялся:
— Сказать честно, Зинка? Я давно ждал, когда ты, сучка, и меня сдашь. Такое количество лучших подруг, женихов, коллег и даже любимых учителей поставляла нам в подарочной упаковке, перевязанной бантами. Это твое единственное достоинство — для тебя не бывает исключений.
Похитители известного дизайнера Лилии Сорокиной получили огромные сроки по статьям грабеж, групповое изнасилование, покушение на убийство. Следствие представило суду информацию о предыдущих преступлениях. Зинаиде Арининой дали восемь лет условно.
Вечером к Сорокиным приехал на ужин Сергей Кольцов. Они выпили не за то, что кто-то сейчас сидит в клетке, а за то, что закончился страх Лили, ее несвобода, время коварной измены ее везения.
— Я только не понял, Сережа, — сказал папа. — Что такое условный срок для такой прожженной преступницы, как Зинаида? Это же практически свобода. Может творить что хочет.
— А я на что, Роман Денисович? — ответил вопросом Сергей. — Я-то отлично представляю, что мадам хочет и как умеет творить. Разумеется, ничего другого в этой голове уже не появится. Потому вряд ли долго получится наслаждаться свободой. Условный срок заменят реальным на стадии примерки, так сказать. Доказывать намерение — это мой конек.
Ночью Лиля горько плакала, зажимая рыдания подушкой. Ее талантливые руки дизайнера никогда не смогут вырезать уродливое пятно страшной беды из красивой картины собственной жизни. И да, ей больно хоронить свое доверие и память о нежной дружбе подруг, чьи сердца бились в унисон лишь в воображении одной из них.
После трагедии Лили Сорокиной прошло больше полугода, а эту историю продолжали обсуждать в Сети. Лиля даже прекратила пользоваться интернетом вне работы.
Однажды вечером после трудного, но плодотворного дня Лиля задержалась в своем кабинете. Сотрудники уже разошлись. А Лиле так не хотелось выходить из продуманного уюта за пределы стен, которые, наверное, созданы ее везением. За порогом уже темнота, а она вечно прячет тоску и мысли об одиночестве.
В дверь вдруг тихо постучали. На пороге показался незнакомый человек. «Ох, — подумала Лилия. — Сейчас начнет ныть, что задержался в пробке, но просит принять его заказ».
— Вы не заметили? — строго спросила она посетителя. — Наш рабочий день закончился. Никого уже нет. И я сейчас встану и поеду домой. Какой бы ни была причина, по которой вы так опоздали.
— Я действительно невероятно опоздал, — мягко ответил посетитель. — И причина, наверное, самая глупая. Однажды мы с Диком нашли в лесу истерзанную полумертвую девушку, проводили ее носилки до машины «Скорой». И с тех пор я читаю о ней только в интернете. Узнал, кто вы, буквально на следующий день, но не стал искать. Не хотел быть напоминанием о несчастье, боли, беспомощности и унижении. Ждал, пока девушка все преодолеет и вернется в жизнь такой прекрасной, какой многие ее видели на витрине этой студии. Я сам хирург, так что все преодоления представляю в деталях. И вот приехал поприветствовать, моя лесная находка, которую невозможно забыть. Вы лучше, чем на витрине, и это точно не комплимент. А я — Антон Серебряков.
— Боже, — потрясенно произнесла Лиля. — Я помню тот момент, все время пытаюсь вспомнить человека, но все, что уцелело в памяти, — это мокрый и холодный нос собаки и голос… Этот голос. Не могу и сейчас вас рассмотреть, как будто пелена в глазах. И встать не могу, чтобы обнять вас. Ноги отнялись. Я не вернулась в жизнь, это вы меня вытащили из страшной смерти.
Она сумела встать и обнять его. У нее получилось рассмотреть его строгое, умное, больше чем красивое лицо. Есть такое везение — дождаться минуты, которой вроде и не могло быть. Горячий свет после полного провала.
— Где Дик? — спросила Лиля.
— В машине, — ответил Антон. — Он ведь тогда был главным. Я просто шел за ним.
Фобия
Семен Михайлович ушел с должности психотерапевта городской психиатрической больницы в никуда. В первое свободное утро он мужественно вынес измученный взгляд жены Веры, кардиолога районной поликлиники. Она впервые за всю их жизнь видела мужа за завтраком еще небритым, в майке и старых джинсах. И она, конечно, ни за что не скажет, как ей страшно за их общее будущее. Вера насмотрелась на коллег и пациенток, мужья которых потеряли работу. Стали невольными иждивенцами и мучениками в очередях хоть за какой-то зарплатой. Но их, по крайней мере, уволили, сократили, а Семен ушел сам. И не просто из конкретной больницы. Семен ушел из системы. У него смутные фантазии о собственном деле, а Вера в состоянии думать лишь о том, что наступит день его зарплаты — второе число, — а в его телефоне не звякнет долгожданная СМС о поступлении денег. А у них сын и дочь в разных институтах, Петя на третьем курсе, Света на первом. Оба на коммерческих отделениях. Сбережений, которые они буквально с кровью долгие годы отрывали от расходов, — их кот наплакал. И это самое подходящее определение, потому что коты плачут реже и меньше, чем люди.
— Верочка, расслабься, — не вынес напряженного молчания Семен. — Я хочу работать один, но это не значит, что я не заручился поддержкой опытных людей, которые помогут поставить и раскрутить дело. И рынок я изучил: частные психотерапевты сейчас очень востребованы. Да и плата у них за час сеанса. От ста шестидесяти рублей. Вызов на дом дороже. Понятно, что сначала нужны расходы: аренда помещения, лицензия частного предпринимателя и прочее. Но у такого количества врачей получается. Я знаю совсем никакущих как специалисты врачей, которые очень даже преуспевают. Ты настолько не веришь в меня?
— Я верю в тебя, — слабо улыбнулась
