Я жила в плену - Флориан Дениссон
– Да, в пятнадцати минутах отсюда, а почему вы спрашиваете?
– Значит, фамилия Савиньи вам ни о чем не напоминает? – спросил Павловски.
Максим мысленно усмехнулся: напарник вступил в идеальный момент и сумел пусть слегка, но вывести допрашиваемого из равновесия.
– Нет, а должна?
– Откуда мне знать? В свое время это дело гремело на всю округу. Не понимаю, как вы, местный уроженец, могли о нем не слышать.
– В какое именно «свое» время? – поинтересовался Энцо, к которому, судя по всему, вернулось спокойствие.
До победы жандармам было далеко.
– Виктория Савиньи пропала летом две тысячи девятого года, – сказал Максим, постучав пальцем по фотографии.
Энцо выдержал взгляд сыщика, но прочесть по глазам, о чем думает этот человек, никто бы не сумел.
– Я уехал несколькими годами раньше, поэтому был не в курсе здешних событий.
– Где вы жили?
– То тут, то там, много ездил. Бывал в Италии, Швейцарии, Чешской Республике, Румынии.
Максим вздернул брови. Связь, конечно, притянута за уши, но почему бы не попробовать, не проверить его реакцию.
– А как насчет Лавашей?
На сей раз Энцо Клеман ответил не сразу, шумно сглотнув.
– Ничего. Это тоже пропавшая девушка?
Вот они, лишние слова! Короткий вопрос, призванный продемонстрировать, что он понятия ни о чем не имеет. Сделав вид, что принял географическое название за фамилию человека, Энцо, по мнению Монсо, доказал обратное: ему известно, что это название итальянской деревни.
Максим резко сменил тему:
– Вы собирались навестить мать?
– Да.
– Когда точно вы выехали из дому?
– Два дня назад, после обеда.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Думаю, да. Моя помощница.
– А чем вы занимаетесь, господин Клеман?
– Работаю в финансовой области.
– Day trading?[22] Облигации? Ставки на биржевые котировки? – вмешался Борис.
Максим не стал ломать динамику допроса, показав, что удивлен, и позволил напарнику продолжать.
– Всего понемногу. Краткосрочка, долгосрочка, кое-какие вложения в недвижимость, – ответил задержанный.
– Никто не забеспокоится, если вы не появитесь сегодня вечером?
Клеман наморщил лоб:
– То есть?
– Вы говорите, что направлялись к матери. Она в курсе? Не станет бить тревогу? С ней кто-нибудь есть? Ваш отец?
– Я не знал своего отца. И нет, она не станет беспокоиться.
– Если мы позвоним вашей матери, она подтвердит, что вы собирались приехать?
– Никто не снимет трубку.
– А почему? – удивился Борис, склонив голову к плечу.
– Она живет в специализированном доме престарелых. У нее Альцгеймер.
Лицо Бориса застыло, из него словно бы откачали всю кровь. Максим вспомнил его неожиданное посещение «Резиденции Пульман». Гигант рывком поднялся со стула и обратился к Клеману:
– Ладно, давайте прервемся. Наши коллеги зачитают ваши показания, вы сможете все проверить, подпишете и вернетесь в камеру.
Энцо Клеман ничем не выдал своих чувств и не посмотрел вслед жандармам.
Борис был уже в конце коридора, когда Максим окликнул его:
– Эй, что будем с ним делать?
Борис резко остановился и обернулся:
– До звонка прокурору у нас есть несколько часов. Будем тянуть до последнего. А пока пусть посидит в «холодильнике» – посмотрим, что он скажет.
Максим впервые слышал подобный тон у напарника и никогда, если не считать странного человека из дела о списке из четырех убитых, не встречал такого загадочного подозреваемого. Даже если этот тип никак не связан с делом Савиньи, ведет он себя все равно необычно и что-то скрывает. Но что?
* * *
Ассия вошла в отдел, и мгновенно установившаяся тишина выключила шум голосов. Ассия переоделась и смыла косметику, оставив только черную подводку вокруг глаз, подчеркивающую цепкий взгляд. Эмма смотрела на ее лицо и находила его еще соблазнительнее прежнего, а когда лейтенант заговорила с жандармами, Эмма подумала, как приятно было бы коснуться пальцем пухлых губ.
– Введешь меня в курс дела, Павловски? – спросила Ассия, не глядя на Максима.
У Бориса была принципиальная привычка разговаривать с начальством стоя, поэтому он поднялся и заложил руки за спину.
– Энцо Клеман, тридцать два года, живет в Швейцарии. Задержан несколько часов назад на дороге, после того как вблизи дома Савиньи начался лесной пожар. В его машине мы нашли пустую канистру. Он показал, что ехал к болеющей матери и остановился побегать неподалеку от этого дома.
– В такой час? – удивилась Ассия.
– По его словам, это лучшее время дня для занятий бегом.
– Что говорит прокурор?
– Мы пока не звонили, хотим по максимуму использовать оставшиеся четыре законных часа, – не моргнув глазом ответил Борис.
– Ладно, я сама займусь, – сказала Ассия.
– Не уверен, что он продлит задержание еще на сутки, – заметил Максим.
– И почему, скажи на милость? – резким тоном спросила Ассия. – Пожар имел место, канистру в машине нашли – временное задержание оправданно.
– Объяснение Клемана мы принимаем до тех пор, пока оно не будет опровергнуто фактами. Эмма видела, что кто-то выскочил из дома среди ночи, и это мог быть кто угодно.
– А наш клиент как раз бегал поблизости. Миленькое совпадение, не находите?
Тон Ассии оставался сухим, и Максим отчетливо чувствовал, что она всеми силами старается не смотреть ему в глаза; обращаясь к нему, она инстинктивно так сильно сжимала кулаки, что белели костяшки.
– Его задержали на дороге, и он мог бы отрицать, что находился поблизости, но не стал. Либо мы выясним, как он связан с делом Виктории, и передадим его коллегам, либо придется признать его версию, и он выйдет максимум через сутки. У нас недостаточно…
– Значит, у вас есть двадцать четыре часа! – перебила его Ассия, развернулась и вышла.
Эмма немедленно бросила вопросительный взгляд на Максима. Его лицо выражало крайнюю степень удивления, он даже рот разинул, а потом пожал плечами. Борис прищурился, заметив этот их безмолвный разговор.
* * *
В помещении осталась дежурная смена, лица у всех были усталые. Максим дождался, когда коллеги покинут здание, и час спустя решился наконец зайти в кабинет Ассии.
Дверь была приоткрыта, и он несколько мгновений смотрел на любовницу, склонившуюся над папкой с делом. Ее длинные ресницы трепетали, как крылья бабочки, всякий раз, когда она моргала. Рядом с женщиной, которой он полностью доверился, у Максима всегда покалывало затылок тысячами слабых электрических разрядов.
Он тихо постучал и толкнул створку. Она подняла глаза, и ее лицо осталось равнодушным. Максиму пришло в голову сравнение со скульптурой из черного дерева, холодной и печальной.
– Насколько мне известно, ты сегодня не дежуришь, – ледяным тоном бросила она.
Максим закрыл дверь.
– Ассия… – выдохнул он. – Это не то, что ты подумала…
– Я вообще ничего не подумала, Максим.
– Дай мне хотя бы объяснить…
– Нет, это ты дай
