Слоновая кость - Мерседес Рон
Слышала, как Себастьян скачет рядом со мной. Я не хотела оборачиваться, чтобы на него посмотреть, но разве можно было устоять? Черт возьми, он управлял конем отца, будто делал это всю жизнь…
На нас обрушилась буря. Дождь мгновенно промочил до нитки.
Молнии раскалывали небеса над головами, и вскоре невозможно стало продолжать нестись галопом в такую погоду. Потянула Филиппа за поводья и скомандовала ему «тпру», стараясь перекричать шум дождя.
Я много раз выезжала на прогулку под дождем, но ни разу во время такой бури. Земля под копытами Филиппа неприятно хлюпала, превращаясь в вязкую жижу, и было досадно осознавать, что Себастьян прав. Причина непокорства всегда заключалась в одном: правила. В юности все было подчинено правилам: приказывали дома, приказывали в школе-интернате. Монахини ненавидели меня, одна даже однажды сказала, что я дочь Сатаны. Всегда нарушала правила, это было моей сущностью, сутью… Я даже противостояла отцу в пределах границ и пространств, свободных от постоянного «мозгоклюйства».
Вот уже два года жила одна, вдали от всех строгих правил, вдали от людей, которые с детства пытались приручить меня. Приручить, будто лошадь, которая сейчас была подо мной; но что бы они ни делали, неукротимый дух, который я унаследовала от мамы, всегда тянулся в сторону свободы и света подобно балерине, которую невозможно заключить в стеклянный шар. Я не умела подчиняться.
– Довольна? – закричал Себастьян, промокший до нитки и очень рассерженный.
Смотрела на него, пока вода стекала по лицу и волосам. Подняла глаза к небу: почти могла различить капли воды, падающие со скоростью света, чтобы ударить по щекам. Там, наверху, была уверена, кто-то наблюдал за мной, улыбаясь.
Снова ударила Филиппа по бокам.
– Черт, Марфиль! Мы должны вернуться!
Я проигнорировала его крики и направила Филиппа к тропе, которую знала достаточно хорошо, чтобы не сбиться с пути в сложившихся обстоятельствах. Не могла вернуться домой, пока не утихнет буря, поэтому поскакала по тропинке к заброшенному сараю соседей, где мы с Габриэллой не раз играли, когда катались верхом. Это было наше секретное убежище – место, полное тайн и приключений, где жили драконы, эльфы, феи и всевозможные волшебные существа.
Увидела вдалеке сарай и продолжила ехать, пока наконец не появилась крыша над головой. Через минуту появился Себастьян. Филипп, казалось, был доволен, что находился в таких условиях; Маренго, напротив, ржал и отряхивался от воды, стекавшей со спины.
– Совсем голову потеряла?! – крикнул Себастьян, на которого я бросила убийственный взгляд, прежде чем осторожно слезть с седла. В конюшне было сухое сено, и лошади потянулись за едой, не обращая внимания на конфликт, который вот-вот должен был разразиться рядом с ними.
– Вроде как она все еще на моих плечах.
Себастьян шутку не оценил, казалось, перебирал в голове способы, которыми хочет меня убить.
– Ты сумасшедшая!
– Думал, у тебя всегда будут покорные клиенты, с которыми легко работать?
Дождь лил с такой силой, что пришлось повысить голос, чтобы он услышал. Меня трясло, и хотя был уже конец апреля, шторм принес с собой ужасный ветер: учитывая, что на мне не осталось ни единого сухого места, сочетание было не лучшим.
– Все кончено, – произнес он скорее себе, чем для меня. – Все кончено, я не собираюсь продолжать.
В недоумении взглянула на него.
– Не собираешься продолжать что?
Себастьян посмотрел мне в глаза. Совсем не понравилось то, что увидела в их глубине.
– Больше не собираюсь охранять тебя. Не собираюсь выполнять работу в таких условиях.
Когда он это сказал, сердце пропустило глухой удар.
– О каких условиях ты говоришь? Несколько минут назад заявил, что работа важнее всего…
– Это так, поверь. Поэтому и собираюсь уволиться.
С силой сжала челюсть.
– Это не имеет смысла.
Себастьян посмотрел на меня раздражающе-снисходительным взглядом, будто была маленькой девочкой, которая ничего не знала о жизни.
– Ты привыкла добиваться своего. Ты меня не уважаешь. Я не смогу выполнять работу, если будешь поступать необдуманно. Как будто специально идешь на риск, когда появляется возможность. Мне нужно знать, что ты осознаешь опасность, которой подвергаешься, но уверен, думаешь, что все это шутка.
Это меня разозлило.
– Ты сам не знаешь, о чем говоришь, Себастьян. Я не дура: чувствую, что происходит что-то, о чем не рассказывают. Вот только это меня похитили, помнишь?
Себастьян провел рукой по моему лицу, стирая воду, и снова посмотрел с высоты роста: исполненный достоинства, но холодный и отстраненный…
– Тогда почему усложняешь мне задачу, черт возьми?
Смотрела на него, не в силах оторвать взгляда. Себастьян знал, какой я была. И его реакция показалась совершенно неадекватной.
– Ты сердишься не потому, что я ушла ночью одна, без сопровождения и никого не предупредив. Ты злишься потому, что находишься под одной крышей с моим отцом, твоим боссом, и боишься, что он узнает о нас. О том, что произошло.
Я сказала это. Больше не могла держать в себе.
Себастьян даже не моргнул.
– Нет никаких «мы». Никогда не было.
– Можешь повторить это хоть миллион раз, если от этого станет легче. – Повернулась к нему спиной. Не хотела, чтобы он видел, как сильно ранили слова. Не хотела давать больше власти надо мной, чем он уже имел.
Он удержал меня за руку и заставил повернуться к нему.
– Я уже извинился перед тобой за то, что тогда произошло. Мы решили, что это больше не повторится.
Горько усмехнулась.
– Решили? Не припоминаю такого…
Себастьян вполголоса выругался, не отрывая от меня взгляд.
– Ты не можешь иметь все. Для тебя это каприз, прихоть. Ты и представить не можешь…
– Прихоть? – возмущенно оборвала я то, что он собирался сказать. – Думаешь, что знаешь меня, но это не так. Видишь, что у меня уже есть все, но не знаешь, чего на самом деле хотела бы…
– Знаю, что если останусь с тобой… – Он не закончил фразу, но ему и не нужно было. Знала, что он имел в виду.
Сделала шаг вперед.
– Если останешься со мной… Что произойдет, Себастьян?
Он покачал головой, не желая смотреть на меня.
– Почему ты гладил меня по голове во время полета? Зачем? Я тебя не просила.
Он не ответил на вопрос, поэтому я изо всех сил толкнула его в грудь: движение, которое едва ли причинило ему боль.
– Ты знаешь, что чувствую к тебе. Ты знаешь, и делаешь вид, что тебе все
