Слоновая кость - Мерседес Рон
Невыразимое, неконтролируемое желание этого мужчины затуманило мне взор.
– Я бы брал тебя у этой стены часами, если бы не знал, что ты девственница, – прошипел он, заставив тело окаменеть. Искала ответ в его глазах, но он вновь заткнул мой рот поцелуем. Просунул свой язык и мучил, прижимая телом к стене. Ногами обхватила его бедра, и когда выгнулась навстречу, его горячее возбуждение прижалось к лобку, вызывая болезненное удовольствие, которое возрастало с каждым разом и требовало прошивающей все тело молниями развязки.
– Что? Откуда знаю? – издевательски протянул он, снова отстраняясь от меня. – Потому что у тебя это написано на лбу, Косточка. Все поры кожи источают невинность, которую с трудом можешь скрыть колкостями и сексуальным телом…
Почувствовала, что лицо залилось краской.
– Хочу, чтобы ты поцеловал меня, – сказала я, глядя ему в глаза.
– Только целовал? – спросил он, глядя на мои груди, обтянутые белым кружевным бюстгальтером, в котором затвердевшие – то ли от желания, то ли от холода – соски терлись о ткань. Я жаждала, чтобы к ним прикоснулись, как подобает. Все тело нуждалось в прикосновениях Себастьяна. Он оттянул лифчик, его рот приник к левой груди, и я откинула голову, задыхаясь, когда он взял сосок в рот и увлажнил его языком, а рукой сжал вторую грудь. – Я зол на тебя, Марфиль, а когда злюсь, теряю контроль.
– Нет… ничего плохого… в том, чтобы время от времени… терять контроль… – прерывисто простонала я, когда его зубы нежно прикусили левый сосок. – Ты всегда слишком напряжен…
Он прижал свои бедра к моим, и я издала очень громкий вздох, когда почувствовала возбуждение прямо между ног.
Казалось, на моей шее не осталось ни миллиметра, до которого бы Себастьян не добрался языком. Ему удалось довести меня до исступления. Едва чувствовала тело, пока мои язык, губы и зубы неустанно мучили. Мне это нравилось. Мне нравилось то, что он делал со мной. Я хотела Себастьяна внутри себя. Меня не волновала потеря девственности. Меня не волновали угрозы отца, предупреждения и уроки катехизиса с монахинями, которые вдалбливали ученицам в голову, что интимные связи до замужества – грех.
Ноги коснулись земли, но он продолжал целовать. Расцеловал ложбинку между грудями. Поцеловал в пупок. Кусал шею, не задумываясь о последствиях.
– Я мог бы заставить кончить, сделав так, – сказал он, касаясь промежности поверх джинсов. Джинсы впились в сверхчувствительную кожу, и я задрожала от удовольствия.
– Себастьян…
Заметила, как он расстегивает джинсы, а затем его рука скользнула в нижнее белье.
Прикрыла глаза от удовольствия, когда коснулся меня там…
– Господи… – простонала ему в рот, когда он, не переставая целовать, безжалостно проник пальцами.
Губы накрывали мои. Глаза были широко распахнуты, чтобы не упустить не единой детали первого соединения. Пальцы творили магию.
Схватила его запястье, когда, не осознавая, что происходит, неведомое доселе ощущение обострило все чувства, лишило дара речи…
– Расслабься, Марфиль.
Если бы я не тонула в доставляемом наслаждении, заметила бы, что тон голоса изменился.
Открыла глаза, чтобы не упустить ни единой детали. Кто знал, что произойдет после? Кто знал, как поведет себя Себастьян, когда жар, сжигающий обоих, исчезнет?
Но не могла больше думать… Испытала первым оргазм от пальцев этого мужчины, и разум был пуст. Даже не осознавала, какие звуки срывались с губ и как Себастьян позаботился о том, чтобы удовольствие продолжалось, пока я не выжала из себя все, что могла дать.
Он убрал пальцы не сразу, а оставил их там, слегка надавив. Затем вынул их и, как ни в чем не бывало, поднес к губам. Облизнул, не отрывая от меня глаз, и я снова почувствовала неудержимое желание. Позавидовала его пальцам.
Дождь снаружи стихал, и я внезапно почувствовала, как подгибаются ноги. Прислонилась к Себастьяну, который несколько мгновений прижимал меня к своему разгоряченному телу. Но затем, когда даже не успела полностью прийти в себя, он схватил меня за запястья и оттолкнул.
– Я уже сделал то, что ты хотела, – холодно сказал он, без тени желания во взгляде. Выглядел так, будто наконец сбросил маску. – А теперь одевайся, садись на лошадь и возвращайся домой.
Все равно как если бы леденящий дождь обрушился с новой силой. Себастьян отпустил, повернулся спиной и направился к лошади отца.
Я все еще дрожала от последствий оргазма, но безжалостный взгляд Себастьяна внезапно уничтожил остатки удовольствия.
– Себастьян…
Господи… Предательские слезы подступали к глазам. Разрыдалась бы, если он в тот же миг не подошел и не обнял.
– Я сказал, чтобы ты оделась.
Я сгорала от стыда, чувствуя себя униженной. Почему после того, как он ласкал меня как никто другой, вдруг смотрел на меня, будто я ему чужая? Незнакомка, которая раздражает.
Поспешила одеться, скорее от смущения, чем потому что он приказал, или было холодно.
Себастьян стоял спиной и гладил по гриве Маренго.
– За что ты так со мной? – спросила я, вытирая слезы рукой и поворачиваясь к нему лицом.
Он снова повернулся.
– Как? – спросил он с напускным безразличием. – Ты меня шантажировала, чтобы доставил тебе удовольствие, я это сделал.
То, что он сказал, прозвучало грязно, ужасно и отвратительно неуместно…
– Ты никогда бы не сделал ничего, чего бы сам не хотел, так что не смей так говорить.
Тепло покинуло тело, оставив меня дрожащей и уязвимой перед человеком, с которым разделила нечто особенное и прекрасное.
– В этом ты права… Потому позволил себе поддаться шантажу. Еще раз предпримешь такое, сообщу твоему отцу об увольнении.
Он говорил совершенно серьезно.
Нужно было убираться. Не могла смотреть ему в лицо, когда его взгляд был настолько безразличным.
Подошла к коню, не проронив ни слова.
Не обернулась, чтобы посмотреть, следует ли Себастьян за мной. Взобралась на Филиппа, подстегнула его и поскакала прочь от сарая, как если бы за мной гнались демоны. Половые губы все еще пульсировали, было немного больно, ведь первое проникновение прошло столь агрессивным способом.
Плотно сжала губы и быстро моргнула, чтобы прогнать слезы, затуманившие зрение.
Спешившись и заведя Филиппа в стойло, выбежала из конюшни. Не оглядывалась. Не хотела видеть удовлетворение во взгляде Себастьяна, когда он понял, что плачу, ведь позволила ему отомстить таким жестоким, болезненным способом.
В спальне накрылась одеялом с головой и рыдала, пока не забылась сном.
18
Марфиль
Следующее утро после одной из самых тяжелых ночей в жизни я посвятила нанесению макияжа. Не потому, что хотела, – хотя раньше получала удовольствие от процесса ухода за собой, – а затем, чтобы скрыть
