Фридрих Незнанский - Отложенное убийство
Красноречие Ритули Вендицкой не иссякало в течение полутора часов.
19 февраля, 13.18. Андрей Масленников
— Обедать будешь? — равнодушно спросил у Масленникова охранник.
Андрей Николаевич Масленников частенько отказывался от пресной и безвкусной тюремной еды, вспоминая изреченную Омаром Хайямом истину: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало». Но сегодня у него разгулялся аппетит. В конце концов, не исполнив вторую часть хайямовской рекомендации, было бы слишком неосмотрительно следовать первой.
— Вот так, молодец, — одобрительно сказал охранник, глядя, как строптивый заключенный вычищает хлебной коркой жестяную миску. В том, что Масленников начал есть, как все нормальные зэки, охранник увидел благоприятный признак, подумав, что строптивость пошла на спад. Давно пора! А то надоело уже… Масленников не то чтобы относился к злостным нарушителям режима, но чувствовалось, что даже в СИЗО он старается установить свой порядок. А этого не будет! Никогда не будет, чтобы их порядок установился! Охранник был преисполнен молодости и энтузиазма. В отличие от Никифорова и Бойко предложение сделать что-то незаконное в помощь преступникам он воспринял бы как личное оскорбление, и деньги здесь роли не играли. Он считал, что хорошие люди должны покончить с преступностью, и не сомневался, что рано или поздно так и получится.
«Дурак», — подумал о похвалившем его охраннике Андрей Николаевич, заканчивая питаться невкусным тюремным варевом. Варево настолько походило на замазку, что есть его было невозможно: только питаться.
«Ничего, — успокоил себя Масленников, — японская кухня тоже безвкусная. У них основное повседневное блюдо — рис без соли, без сахара, безо всяких приправ. Тоже вроде замазки. И ничего, японцы будь здоров как вкалывают, заправясь этим рисом! Надо питаться, чтобы поддерживать в себе нормальную жизнедеятельность. Передачки с воли мне никто не пришлет…»
Нормальная жизнедеятельность понадобилась Андрею Николаевичу, когда окольными путями ему удалось разузнать, что побег Законника оказался удачен. Правда, легавых, которые ему помогли, кажется, заловили, но от них много не добьются. Тем временем Законник сумеет действовать оперативно, выполнить задание. При одной мысли об этом на щеках Кремня расцветал здоровый юношеский румянец, потерянный, думалось, много лет назад, кровь сильнее билась в стенки сосудов. Если бы лучшие врачи, наблюдавшие за его здоровьем много лет за крупные деньги, увидели своего пациента — как пить дать решили бы, что Андрей Николаевич находится не в тюрьме, а в санатории. К нему возвращались силы, возвращалась та самая нормальная жизнедеятельность, на которую он уповал.
«Зачем вам это нужно, Андрей Николаевич? — мог бы с удивлением спросить посторонний человек, чудом проникнув в хитросплетения шахматной игры Масленникова, которую он постоянно вел с самим собой. — Неужели вы действительно рассчитываете, что гибель пусть даже очень влиятельных людей, занимающихся делом «Хостинского комплекса», что-нибудь изменит в вашей участи? Дело ушло на самый верх: своим нежеланием считаться с новыми реалиями, своей, извините, напористой глупостью Зубр поставил под удар всех своих подчиненных, в том числе и вас. Если речь идет о мести, вам нужно было бы мстить за крах всех ваших грандиозных начинаний именно Зубру, а не этим служакам, которые, с какой точки зрения ни посмотри, являются не вашими личными врагами и виновниками ваших несчастий, а нейтрально-равнодушными исполнителями. А если речь идет о том, чтобы уничтожить всех людей, которые способствуют вашему обвинению, на это сил одного Законника не хватит. На это, если начистоту, не хватило бы сил всех «хостинцев», вместе взятых, если бы они еще оставались на свободе…»
Доводы были бы логичны. Но никакая логика не в силах была бы изменить мнение Масленникова о том, что воровская сходка приняла правильное решение, и Законник действует не зря. В этом мнении присутствовала сила поважнее логики: Масленникову сумасбродно льстила мысль, что, даже находясь в заключении, он способен влиять на то, что творится на воле.
Удивительно! Масленников никогда не считал себя склонным к мании величия, он даже, казалось ему, не стремился к власти как к таковой. Превыше всего он ценил удовольствия. Да, он пошел на службу к Зубру, но лишь затем, чтобы сохранить образ жизни, к которому успел привыкнуть и который не собирался менять на тот, из которого чрезвычайными усилиями выбраться. Уголовная романтика, жизнь «по понятиям» — все это оставалось ему чуждо, и если он следовал определенным правилам, принятым в этой среде, то никогда не проникался ими. Так представлялось Андрею Николаевичу… Но, оказывается, не всякая истина очевидна, и не все очевидное — истина.
Посторонний человек (а этим посторонним мог оказаться и сам Андрей Николаевич, приди ему в голову мужественная идея беспристрастно заглянуть в свою душу) выявил бы, что матерый уголовник Кремень пронизал экономиста Масленникова насквозь. Кремень подсказывал Масленникову, что замочить ментов — правильное дело, и Масленников отзывался на это всем своим существом. Бездумно отзывался, неразумно. А может быть, он поглупел?
А может быть, права была глупышка жена, погрязшая в обустройстве небогатого быта и бросившая мужа, когда богатство зашкалило все вообразимые ею пределы? Она делила горе и радость с Андрюшей Масленниковым. С Кремнем делить свою жизнь не смогла. Не перенесла.
22 февраля, 20.03. Максим Кузнецов
Встречу Зое Макс назначил в ресторане: отчасти для того, чтобы поддержать образ столичного бизнесмена, у которого денег куры не клюют, отчасти чтобы укорить ее за голодный прием в барсуковском доме. Естественно, рестораном была выбрана все та же «Морская свинка»: по крайней мере, можно было не опасаться «жучков». Правда, меню, в котором преобладала рыба и морепродукты, Максу не слишком нравилось — от всех этих морских прелестей у него барахлила печень, и без того страдающая от поглощения жирного и сладкого в обычных неумеренных количествах; однако Пафнутьев, с которым договаривались заранее, движением бровей дал понять, что в его заведении найдутся кушанья на любой вкус.
— Отдельный кабинет?
— Да, пожалуй.
Отдельные кабинеты в «Морской свинке» были отдельной песней: имелись среди них отделанные в морском стиле, были — в поросячьем. Макс заказал единственный кабинет, который тривиально соответствовал названию: стены и потолок здесь были разрисованы под джунгли Южной Америки, в просвете между лианами вырисовывалась ацтекская пирамида, а из зеленых зарослей высовывали туповатые мордочки черно-белые морские свинки. Это удовольствие стоило дороже остальных, но Денис отстегнул деньги из кассы «Глории» без малейших возражений. Чтобы Зоя Барсукова не сорвалась с крючка, все должно быть продумано до последней мелочи.
Зою долго ждать не пришлось: они с Максом одновременно приблизились с разных сторон к входу, над которым красовалась знаменитая свинья в спасательном круге. Зоя надела синее платье — то ли для того, чтобы напомнить об их первом сексуальном эпизоде, то ли для того, чтобы не выпадать из морского стиля. Если последняя догадка верна, сейчас ее ждет удивление: надо было надевать зеленое… Она даже не поздоровалась с Максом, она держалась так холодно, что никто из посторонних не заподозрил бы между ними и тени интимности, и он усомнился: уж не выдумал ли он то, что этот первый контакт имел важное значение для Зои? Может быть, Зоя не испытывает к нему никаких чувств, а садомазохистская сцена всего лишь мимолетный каприз для женщины, стремящейся все испытать, перепробовать все виды секса? А согласие прийти в ресторан — ну очень немногие женщины откажутся от ресторана! Если Макс заговорит с ней о том, что было, она выставит его идиотом, насмеется над ним…
Плохо же он знал Зою, оказывается! Как только за ними закрылась на задвижку дверь кабинета (на ней тоже сплетались зеленые мясистые заросли), она бросилась к нему на шею.
— Максим, наконец-то! Я столько думала… я постоянно вспоминала тебя и то, как ты…
Сейчас Макс обязан приложить все усилия, чтобы не оттолкнуть ее: время жесткости еще не настало. Он слегка обнял ее твердые прямые плечи, погладил по светлым волосам. От Зои чем-то пахло: духами, наверное… Вот не понимает Макс этих женщин, хоть ты тресни! С какой стати душиться, если идешь в ресторан? В ресторан приходят затем, чтобы есть, а есть приятнее, когда вокруг пахнет едой, а не, скажем, цветами. Он, между прочим, не травоядный — цветы жевать.
— Я знал, что ты придешь, — ответил Макс, не кривя душой. — Такие люди, как мы, редко встречаются. А потому мы должны держаться вместе.
Зоя каким-то нырятельным движением прижалась к его груди. Ростом она была ничуть не ниже Макса, но по сравнению с огромной Максовой массой выглядела хрупкой и маленькой.
