Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
– Ты всем нравилась.
– И тебе?
– У нас была такая униформа, что вывод очевиден.
Мадина усмехнулась, ее ладони оправили низ платья, донесся вздох:
– Опять краситься. Представляешь, какая морока?
– Очень стараюсь не представлять.
Она снова хмыкнула, дальше мы шли молча.
Перед подъездом на меня поднялся печальный взор.
– Спасибо. Вечер был… – Мадина вдруг хихикнула. – Он был незабываемым.
С этим я согласился:
– В нашей квартире о нем будут сложены легенды, они будут передаваться из поколения в поколение.
Приоткрытые губки долго чего-то ждали.
– Даже не поцелуешь?
Я молча отвел взгляд. Мадина сдернула куртку и тоже запихала в пакет, а пакет сунула мне в руки:
– Выброси, если больше ни на что не годишься.
***
Ночной город не отпускал меня долго. Мозги кипели. Перед глазами носились откровенные картинки.
После всего – вернуться к Гаруну, который едва не узнал в распутной красотке сестру, и к поехавшему крышей Тимохе? Увольте. Свежий воздух полезен, а мне сейчас как никому требовалось исцеление, желательно немедленное. Физическое и душевное.
Кое-что в этом зависело от меня, и, после некоторой борьбы, я стер снимки сокурсниц. Настя сделала это сразу, умная девочка. Нельзя оставлять компромат. Стоило затянуть – и вот уже Тимоха в курсе. Интрига с запятой во фразе «Сохранить нельзя стереть» давно развеялась, промедление могло выйти боком.
Теперь вопрос: куда же мне идти? Время шло, а в голове не родилось ни одной идеи – не только гениальной, решавшей сразу все проблемы, но даже средненькой по степени практичности. Мозги отказывались работать. Нагулявшись по улицам, я понял, что сколько бы ни оттягивался мной момент принятия очевидного решения, а принять его нужно. Решение состояло в том, что нужно идти домой. Или «домой», если выражаться точнее. Ночная прохлада постепенно остудила голову, нервы успокоились, организм напомнил о таком понятии как сон.
По возвращении помириться с Тимохой труда не составило. Он не держал зла, только посетовал, что я всей компании кайф обломал. Я ответил, что с моей точки зрения все было наоборот.
– Сказать, чем мы после вашего ухода всю ночь занимались? – поинтересовался Тимоха.
Ему очень хотелось, чтобы я спросил. Я спросил:
– Чем?
Надеюсь, организованно и быстро наводили порядок.
Ага, разбежались они. Размечтался.
– Завидовали, – объявил Тимоха. – Девушка пришла в гости ко всем нам, а ушла с одним тобой. Разве справедливо?
Гаруна в квартире не было, он ушел с рассветом, чему я был несказанно рад. Остальные внимательно вслушивались из своих кроватей.
Никто не знал, где я был и что делал, так почему не пустить пыль в глаза? Мужчины обожают хвастаться победами, в том числе мнимыми. Даже больше скажу: мнимыми – особенно, поскольку реальных обычно кот наплакал. И некоторыми реальными гордиться не стоило, о них хотелось бы забыть. Вот и получалось, что лучшие победы – те, которых не было. Что нафантазировали, тем и бравируем. Позорище.
А со стороны – каждый чуть ли не Казанова, и жизнь у него сверкает всеми красками. Потому что под жизнью и красками нам внушили понимать количество и разнообразие плотских удовольствий.
Кто внушил? Загадка. Но у него все отлично получилось.
– Ау, ты где? – Тимохин голос вернул меня в реальность. – Об этом и говорю. Почему одному так хорошо, что он плавает в неведомых, но вполне понятных эмпиреях, а остальным от одного вида такого плавания плохо?
О том, что «Мэрилин» – это Мадина, никто не знал, можно врать что угодно.
– Девушка со мной пришла, со мной и ушла, это справедливо. – Я распушил хвост заправским павлином, и все же слова подбирал такие, чтобы смысл получался туманным.
Совесть не давала выдать считаемое всеми действительным за истинно действительное. Совесть и страх. А если Гарун однажды все узнает? А если он уже догадался? Или Мадина проколется на чем-то и выдаст брату всю подноготную…
Тайное становится явным гораздо чаще, чем нам хотелось бы.
Я обличающе продолжил:
– И вы нарушили предварительные условия: «Дама не против любого веселого времяпровождения, которое не ведет к неприятностям». Было?
Филька с категоричностью встал на мою защиту. Даже надетые с моим приходом очки он снова снял, будто собрался драться. Он считал себя проигравшим более остальных, а виноват в этом был конкретный сокомнатник с татуировкой и завышенным самомнением. Игорь и Артур заняли позицию невмешательства, их конечное мнение выглядело так: «Мы понимаем порыв Тимохи, но девушку привел Кваздапил, и если сейчас поддержать последнего, он может еще кого-нибудь привести».
Вечные соглашатели.
Ну и хорошо.
– Всем спокойной ночи. Тушите свет.
Я проспал до обеда, затем еще несколько часов провалялся с книгой. Ничего умного в голову не лезло, будто меня по кругу красными флажками обнесли: «Осторожно, территория заражена, заминирована, простреливается, и вообще – посторонних здесь не любят». Знакомые лица выводили из себя, стены давили, хотелось простора для души и мыслей. Я отправился по магазинам, чтобы совместить полезное с крайне необходимым – моя часть холодильника по шкале пустоты приближалась к межзвездному вакууму.
Садившееся солнце грело почти по-южному, по газонам важно расхаживали вороны, но их словно ветром сдуло, когда улицу огласил вопль:
– Кваздапил!
Белая «Лада» подрулила к тротуару. За рулем скалил зубы Гарун, на заднем сиденье просматривались обе сестры. Мадина помахала ладошкой, Хадя сдержанно кивнула.
Стекло передней дверцы опустилось, Гарун восторженно обвел взглядом стального коня:
– Купил! Только что! Теперь занизить, затонировать, по мелочам доработать – конфетка будет! – Улетевший мыслями в прекрасное далеко, он вспомнил обо мне и с некоторой грустью вернулся в настоящее. – Ты домой? Подвезти?
Приглашающе распахнулась передняя дверца. Когда я сел и пристегнулся, Гарун вжал педаль чуть не до упора:
– Смотри как едет! Летит!
Энтузиазм – это хорошо, если не угрожает жизни. К тому же, я заметил, что движется экипаж отнюдь не к месту моего жительства.
– Ты куда?
Гарун расплылся в довольстве:
– Покажу, как едет. Нет, ты послушай этот рык! Знаешь, почему такой звук?
– Знаю что по городу ездят медленнее.
– Я тоже много чего знаю. Завтра же начну, а сейчас – ну, нет, ты только ощути!
– Напоминаю, что ты взялся отвезти меня домой.
– А ты торопишься?
– Нет.
– Тогда в чем проблема?
Сестры тихо сидели сзади, к эйфории брата они относились философски. То есть, не относились.
Гарун встрепенулся от пришедшей мысли, руки выкрутили баранку, машина прижалась к обочине:
– Права с собой?
– С собой, но…
Гарун не принимал возражений. Он освободил место водителя.
– А
