Светлана Алешина - Акула пера (сборник)
– Вот так всю жизнь он и прожил на отшибе, – сказал Сергей Иванович, – и наверняка не чувствует себя несчастным.
– А вы с ним и о счастье разговаривали? – зевнув, спросила Маринка.
Мы с Виктором сидели впереди, Виктор – как всегда, когда ездил с нами, – был за рулем, а Ромка, Маринка и Сергей Иванович – сзади.
– По телефону много не наговоришь, – заметил Сергей Иванович, – но надеюсь, что у нас еще будет и время, и возможности.
– Как это «по телефону»? – Я удивленно повернулась назад. – Вы что же, незнакомы с вашим корифеем?
– Нет, а разве я говорил, что знаком? – Сергей Иванович захотел поправить свои очки, но испугался, что они совсем развалятся, и опустил руку. – У нас очень много, просто очень много общих знакомых, но лично, вот так, лицом к лицу, не довелось. Федор Аполлинарьевич живет отшельником, почти никуда не выезжает… Когда я вместе с одним моим товарищем приезжал сюда, мы захотели познакомиться с Мастером, пожать ему руку, но… – Сергей Иванович вздохнул и покачал головой.
– И Мастер послал вас к чертовой матери и обещал выпустить собак? – снова зевнула Маринка. – Гениально!
– Ну зачем вы так, Мариночка! – Сергей Иванович укоризненно покосился на нее. – Мы же тогда не договаривались о визите, поэтому он был вправе нас не пустить. Он выслал к нам сына и передал, что очень занят.
– Послал, послал, только в закамуфлированной форме, – кивнула Маринка, – идиома называется, я понимаю такие вещи. Сама частенько пользуюсь.
Теперь я уже оглянулась на Маринку.
– Ты что? Ты что? – сразу же переполошилась она. – Я же фигурально говорю!
– Идиоматически? – спросила я.
– Ну, в общем! – Маринка подозрительно посмотрела на меня и с притворным вниманием высунула нос в окно. – Гуси, – тихо проговорила она, – живность. Природа…
– А это уже пошла поэзия, – заметила я и снова обратилась к Кряжимскому. – Так, значит, у него и сын есть, Сергей Иванович? – спросила я. – Вы что-то говорили про детей, но я забыла.
– Женатый сын? – тут же потребовала уточнений Маринка.
– Есть у него дети, да. Два сына и дочь, – ответил Кряжимский. – Разумеется, это уже взрослые люди. У Петра своих двое детей, Аркадий не женат, и дочь Варвара тоже не замужем.
– И сколько детишкам годочков? – спросила Маринка. – Если этому старому Гогену под семьдесят, то детки, наверное, совсем маленькие. По пятьдесят лет? Поменьше?
– Поменьше, – ответил Кряжимский. – Петру, наверное, за сорок, я его однажды видел. Он занимается каким-то бизнесом. А второй, Аркадий, медик, педиатр.
– Лучше бы было наоборот, – заметила Маринка. – Бизнесмен – неженатый, а педиатр – да хоть семеро по лавкам.
– Что есть, то есть, – сокрушенно вздохнул Кряжимский и поправил скривившиеся на лице очки. – Вид у меня непрезентабельный. Немножко.
Виктор подрулил к металлическим воротам, выкрашенным все в тот же зеленый цвет, и остановил «Ладу». Мы выгрузились.
Маринка осторожно подошла к воротам и прислушалась.
– Вроде собак не слышно, – сказала она, – это утешает.
– Они в засаде лежат, – сказала я и увидела кнопку звонка сбоку от воротной калитки. – Звоните, Сергей Иванович, вы же у нас гид.
– Путеводитель, – добавил Ромка и хихикнул.
Кряжимский кашлянул, надо думать, для смелости, пригладил ладонью волосы и нажал кнопку звонка.
Ничего не произошло.
Ничего не произошло в том смысле, что я вовсе не ожидала, что должен послышаться звонок, но собачий-то лай в сельском доме должен был прозвучать! А не прозвучал.
Мы постояли и уже начали негромко переговариваться на тему, стоит ли или не стоит еще раз звонить, но тут калитка приотворилась, и из нее выглянул высокий худой и взлохмаченный старикан.
С первого взгляда было ясно, что перед нами великий живописец. У него в руках не было мольберта, но на голову был натянут черный бархатный берет, уже старый, поистрепавшийся, как и его хозяин. На старикане была надета широкая черная блуза из вельвета. А на ногах – знаменитые и не выходящие из моды боты под красивым названием «прощай молодость!».
Для тех, кто не знает, поясню: у нас в Карасеве на большие праздники такую обувь обычно надевали заслуженные доярки. Это теплые ботинки из войлока с длинной «молнией» впереди. Поразительно уродливый фасон! Я-то, по наивности своей, думала, что никогда в жизни больше этой гадости не увижу, да привелось.
– Вы к кому, молодые люди? – Старикан прищурился сперва на меня, потом на Маринку, потом снова на меня. Немного подумав, старикан все же вернулся к Маринке, всех прочих проигнорировав напрочь.
– Здравствуйте, – сказала я, запнулась и, покопавшись в памяти, выдала то, что там от долгого повторения лежало на ее поверхности: – Я главный редактор газеты «Свидетель» Ольга Юрьевна Бойкова. У нас с вами была договоренность… – я снова запнулась, потому что подумала, что старикан запросто может оказаться не самим Траубе, а его соседом, коллегой, братом, сватом или даже внучатой племянницей.
Шучу.
– Помню, – коротко бросил старикан и снова уставился на Маринку. Маринка даже заволновалась, но, немного приосанившись, приняла рассеянный вид и, как бы великосветски, произнесла:
– Добрый день… сударь.
Это она точно от растерянности, обычно она себе таких фокусов не позволяет.
– Я буду вас писать! – утвердительно заявил старикан и протянул руку к Маринке. На безымянном пальце у него сверкнул камешек в перстне. – Таких, как вы, в нашей юдоли еще не бывало. Вы кто?
– Я… – Маринка замялась и несколько раз осторожно взглянула на меня, – я журналистка. Из газеты «Свидетель».
– Четвертая власть? Или пятая? Или пятая колонна, как вас правильно называют? – Старикан откровенно пялился на Маринку, как покупатель в магазине на приглянувшийся ему товар. – Я напишу сельскую мадонну. Это будет парафраз из Венецианова! Вы – среди травы, рядом козленок, рядом корова, позади подруга, – тут только старикан снова обратил внимание на мое существование. – А вы – не стильная! Нет в вас чего-то умиротворяющего. С вас только Жанну д'Арк писать… Но я этим не занимаюсь…
Произнеся эти слова, старикан словно очнулся. Он на мгновение задумался, потер лоб и как бы себе сказал:
– А времени-то и не хватит. Успеть бы с каталогами. – Совершенно без перехода он шагнул назад, распахнул калитку и уже другим тоном, равнодушным и обыденным, произнес: – Проходите, молодые люди, что же вам на улице-то стоять?
Старикан, не оглядываясь, повернулся и затрусил внутрь двора. Мы все вошли, причем Маринка как-то умудрилась оказаться в самом конце нашего шествия, что было странно. Только что ее выделили из нашего общества, а она не пользуется таким успехом!
Я пропустила вперед Кряжимского с Виктором и подождала Маринку.
– Ну ты что, колхозная матрона, то есть мадонна, почему прячешься? Я так понимаю, что именно ты становишься нашей отмычкой к сердцу Траубе.
– Да ну его, – Маринка опасливо посмотрела вслед живописцу, углубившемуся в сад и не пошедшему к дому. – Я что-то его боюсь!
– Ну замуж-то мы тебя выдавать за него не собираемся, – пообещала я. – По крайней мере сегодня это в наши планы не входит.
– Идите сюда! – крикнул нам старикан, остановившийся за первыми же яблонями. – Вам же нужно видеть, как работают живописцы! Или нет?
– Да, Федор Аполлинарьевич, – угодливо ответил Кряжимский и потрусил к нему.
Виктор с Ромкой даже не старались скрыть скуку, отчетливо нарисовавшуюся у них на лицах.
Дом Траубе остался стоять в десяти, наверное, метрах впереди, и мы повернули влево. В конце концов, если мы приехали посмотреть на классика, то будем смотреть на классика.
Мы с Маринкой замыкали шествие. Тут из-за угла дома показалась женщина.
– Подождите, пожалуйста, – сказала она нам.
Мы с Маринкой остановились. Женщина приблизилась. На вид ей было лет тридцать или чуть больше. Среднего роста брюнетка, вся в черном. Одета она была просто и элегантно, как оно, впрочем, и должно быть.
– Я Варвара Федоровна, здравствуйте, – представилась женщина.
Мы с Маринкой тоже назвали себя.
– Если вам не сложно, я хотела бы вас попросить, – Варвара опасливо взглянула в сторону папы, – отец уже немолод, если бы вам удалось хотя бы через полчасика переманить его в дом, я была бы вам очень благодарна. Хорошо? У нас дома много картин и всяких интересных вещей. И обед скоро будет готов.
– Хорошо, постараемся, – ответила я, в общем по-житейски понимая Варвару.
– Кто это там? – послышался мужской голос.
Возле дома стоял высокий мужчина в кожаном плаще, накинутом на плечи. Он курил сигарету и нервно сплевывал на землю.
– Кто это, Варька? – повторил он.
– Пресса к папе, – ответила Варвара.
Мужчина ничего не ответил, смазал нас с Маринкой неприязненным взглядом, отщелкнул сигарету, повернулся и вошел в дом.
– Это Петя, брат, – извиняющимся тоном пояснила Варвара. – Он тоже волнуется за папино здоровье. По-своему.
