Неупокоенные - Альбина Равилевна Нурисламова
За рассказом бабушки незаметно наступил вечер. Посуда была вымыта, вытерта и убрана в шкаф, и бабушка с внучкой сидели за столом возле приоткрытого окна. Было тепло, уютно, с улицы доносились негромкие голоса, а воздух был свеж… И все равно Оле чудился едва ощутимый запах сырости, гниющих водорослей. Неожиданно захотелось попросить бабушку замолчать, не рассказывать больше, но любопытство взяло верх, и девочка промолчала, дослушала историю до конца.
– Живописец и его жена Ася не стремились общаться с местными жителями, но держались дружелюбно, носы не задирали. Ася была красивая, высокая, кареглазая, в модных туалетах. Любила петь. Привезла с собой из города множество цветов в горшках и расставила их по всему дому. По хозяйству ей помогала Валя, пожилая женщина из деревни. От нее впоследствии и узнали, что произошло.
Месяц или даже больше супруги жили душа в душу. Он пропадал в своей мастерской, она хлопотала по дому, читала книги и журналы, ухаживала за растениями. Собственно, с них все и началось, говорила позже Валя.
Однажды, придя в дом после выходных, в понедельник, она застала хозяйку в слезах. Спросила, что стряслось, грешным делом, на ссору с мужем подумала, но Ася сказала, что дело в ее любимых цветах.
– Посмотрите, что с ними! – восклицала она. – Они погибли.
Цветы вправду выглядели ужасно. Не завяли, как в первый миг подумала Валя, но покрылись серой, неопрятного вида бахромой, напоминающей плесень. Бутоны почернели, листья скукожились, а корни, как сказала Ася, были полностью сгнившими.
– Я выкопала фиалку и аспарагус, картина одинаковая. Вероятно, с остальными растениями то же самое, – говорила хозяйка. – Заметила неладное в пятницу, два дня пыталась спасти цветы. Кучу книг перелопатила, но нигде ничего похожего. Ни подкормка не помогла, ни удаление больных бутонов и листьев. Сегодня утром стало совсем плохо.
Сафонов вышел из мастерской – взъерошенный, перепачканный в краске. Он утешал жену, а после вынес цветы, которые было не спасти, во двор. Сафонов с Валей освободили горшки, вытряхнули содержимое в компостную яму в углу сада. Валя увидела, что Ася права: корни растений по непонятной причине полностью сгнили.
Через некоторое время Валя стала замечать неладное.
Во-первых, появился запах. Ася тоже чувствовала его, и только Сафонов был погружен в свое творчество, ничего не замечал. Ася и Валя пытались определить источник вони, но без толку. Казалось, запах сочится из стен, сколько ни намывай полы, ничего не помогает. Пахло сыростью, гнилой водой, тухлой рыбой. Не сильно, но ощутимо. Вонь накатывала время от времени, появляясь и исчезая без видимых причин.
Во-вторых, дом стало невозможно протопить. Отопление работало на славу, но прогреть комнаты не удавалось. В доме было сыро, по стенам тут и там поползли пятна плесени. Ася вычитывала в своих книгах и журналах все новые способы борьбы с этой напастью, но ни один не срабатывал. Наоборот, становилось хуже день ото дня. В конце октября выпал снег, пришли холода, и художник с женой ходили замотанные в кофты и шали, пытаясь согреться.
Ася мрачнела, худела. Валя ждала, что она устроит мужу сцену, потребует увезти ее отсюда, вернуться в город. Однако вышло иначе.
Однажды, в начале ноября, Валя пришла и увидела, как Ася буквально светится от счастья и порхает по дому, сбросив вязаную кофту.
– Вам не холодно? – осторожно спросила Валя, заподозрив, что молодая женщина нетрезва.
– Все отлично! – радостно ответила та. – Наконец-то я счастлива!
– Что сделало вас такой счастливой, Ася?
– У меня теперь есть подруга!
Валя решила, что к Сафоновым приехали гости, порадовалась за Асю, которая скучала без привычного общества, однако вскоре поняла, что дело в другом.
Дом стремительно зарастал плесенью, сырость превращала стены в пропитанную водой губку, а противный запах не исчезал. Художник не вылезал из своей мастерской, он и спать стал там, и Валя не понимала, то ли он ничего не замечает, то ли предпочитает делать вид, потому что ему нужно было срочно закончить картину.
Ася вела себя с каждым днем все более странно. Она худела, почти ничего не ела, забросила чтение. Целыми днями просиживала в гостиной или библиотеке, откуда открывался вид на речку и Анютин мост, напевала себе под нос или тихо беседовала с кем-то, время от времени хихикая, а то и заливаясь смехом, в котором сквозило безумие.
Когда Валя входила в комнату, там никого, кроме Аси, не было, однако хозяйка придерживалась другого мнения. Она утверждала, что беседовала с вновь обретенной подругой. Когда Валя пробовала сказать, что никакой подруги нет, Ася, обычно улыбчивая и кроткая, злилась, кричала и велела Вале убираться. Однажды настолько вышла из себя, что выкрикнула:
– Как ты смеешь так со мной говорить? Ты прислуга, знай свое место!
После Валя рассказывала, что не сразу сообразила: Ася говорит чужими словами. А в тот момент оскорбилась и сказала, что они живут в Советском Союзе, где нет и быть не может ни господ, ни слуг. Произнеся эти слова, Валя удалилась, про себя решив, что больше не вернется.
Однако дня через три или четыре все-таки вернулась: хотела получить причитающийся ей расчет, к тому же волновалась за Сафоновых, не могла их бросить. То был последний раз, когда она видела супругов.
Дверь не была заперта. Валя вошла в дом, окликнула Асю, поздоровалась, но ей не ответили. Однако в доме определенно кто-то был, поскольку из гостиной слышались голоса. Дверь в мастерскую была приоткрыта, внутри горел свет: значит, художник, как всегда, трудился над картиной.
Валя решительно прошла через коридор и замерла возле двери в гостиную. Голос, смех Аси звучал громко, но было в этом звуке что-то истерическое, совершенно сумасшедшее. Вале захотелось повернуться и уйти, пока ее не заметили, но Ася крикнула:
– Входи же! Моя подруга говорит, ты притаилась за дверью. Заходи, не бойся. Я простила тебя и не сержусь.
Валя не успела задуматься, кто кого должен прощать, и вошла. Картина, которая ожидала ее в комнате, была ужасающей. Запах разложения был настолько силен, что, делая вдох, ты, казалось, вдыхаешь гнилую, мокрую землю. Было влажно, обои отвалились от стен, а сами стены, как и мебель, светильники, ковры, занавески заросли плесенью. Окна были грязными, мутными, поэтому в комнате царил полумрак, хотя было десять часов утра.
Ася сидела в кресле. На ней было светлое летнее платье, сальные волосы скручены в неопрятный узел. Когда она мылась и расчесывалась в последний
