Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
Девочка и мужчина. Девочка сидит у мужчины на коленях. Мужчина доволен, очень доволен собой, а девочка – нет. Её поза неестественна. В чём неестественность? В позе. Очень смешно. В чём неестественность? В том, что девочка не отсюда.
«Не отсюда!»
Всё это время Вероника стояла рядом с Феликсом. Молча. Поняла, что сейчас нужно сделать так, как он просит, и то ли в знак благодарности за понимание, то ли потому, что больше не к кому было обратиться, Вербин наклонился к девушке и, продолжая смотреть на картину, негромко спросил:
– Ты видишь?
– Я вижу, что с ней что-то не так, но не понимаю, что именно, – честно ответила Вероника.
– Это не корявая работа, это специально корявая работа. Я уверен, что девочка взята с другой картины. Или с фотографии. Она не отсюда, очевидно, не отсюда. И оказалась на этом полотне специально.
– Неожиданно.
– Очень неожиданно. И очень трудно догадаться.
– Это послание?
– Судя по всему – да.
– Той женщине?
– Видимо.
– Скажешь, кто она?
Вопрос заставил Феликса опомниться. Он слегка тряхнул головой, словно сбрасывая с себя морок, и негромко начал:
– Вероника, ты…
– Ты сказал, что будешь называть меня Никой, – перебила его девушка.
– Но при официальном обращении…
– Ой, Вербин, перестань, откуда между нами возьмётся официальное общение? Ну, что ты как маленький?
– Просто знай, что если я серьёзен, то буду называть тебя…
– Никой, – твёрдо произнесла Вероника, твёрдо глядя Феликсу в глаза. – Как договорились.
Спорить Вербину не хотелось, не спорить не получалось, чем бы закончился диалог, неизвестно, но, на чьё-то счастье, в зал вернулся Никита.
– Упустил. – Впрочем, это было понятно по выражению лица. – Её машина ждала прямо у дверей… В смысле, ждала не знаю где, а подъехала прямо к дверям. Она села – и до свидания. Я не успел, Феликс, извини. – Гордеев выразительно посмотрел на Веронику, ответным взглядом девушка дала понять, что уходить не собирается, и Никита поинтересовался: – Что с ней не так?
– Я пока не знаю, – ответил Вербин. – Но думаю, что следующее преступление будет связано с ней. Поэтому нужно или проследить машину, или снять фото женщины со здешних видеокамер и как можно быстрее установить личность. Никита, это очень важно.
Гордеев понял, что Феликс не отвечает на вопросы не только потому, что ещё не знает ответов, но и чтобы не тратить время, поэтому кивнул:
– И то и другое сделаю. – И достал телефон.
* * *
– Мы стали часто встречаться, – заметил Урмас, положив телефон на стол экраном вниз. И тем показав, что собирается полностью сосредоточиться на разговоре.
– Что может быть естественнее обеда? – ответил Селиверстов тоном «кому какое дело?».
– Ужин.
– Спасибо, что не сказал «завтрак».
– Да пошёл ты.
Кукк ругнулся, но было хорошо заметно, что за сутки, прошедшие с их прошлой встречи, Урмас успокоился и даже расслабился: выглядел он бодрым, уверенным, сам охотно шутил и поддерживал шутки. И ничем не напоминал того невротика, с которым Фёдору пришлось общаться вчера.
– Мои завтра улетают, уговорил отправиться в отпуск пораньше.
Как и надеялся Урмас, вечерний скандал получился недлинным и в какой-то степени дружеским. Судя по всему, жене надоело сидеть в городе и, поругавшись для виду, она милостиво согласилась с предложением улететь на острова пораньше.
– И правильно, так тебе спокойнее, – поддержал приятеля Селиверстов. – Лена спрашивала, какого хрена ты срываешь детей из школы?
– Сказал, что у нас с тобой могут возникнуть проблемы.
– И ведь не соврал.
Урмас хихикнул. Из него иногда вырывался короткий, похожий на хихиканье смешок, показывающий, что Кукк пребывает в хорошем настроении и доволен собой.
– А что тесть?
– Тесть сейчас в Китае, оттуда летит в Москву и вернётся в город не раньше чем через десять дней.
– Надеюсь, за это время мы тут всё разрулим.
– И я надеюсь.
– Узнал что-нибудь у своих европейских друзей?
– По Абедалониуму у них всё то же, что и у нас, – рассказал Урмас. Он был известным коллекционером живописи, поддерживал связь с коллегами и представителями арт-индустрии по всему миру и попытался получить от них хоть какую-то информацию о таинственном художнике. – Они на ушах стоят из-за скандала и мертвецов из колодца. Новость для них очень горячая. Все обсуждают, все гудят, все пытаются найти Абедалониума, а он никому не отвечает. Даже немцам, которые ведут его дела.
– Это точно?
– Слушай, Федь, я пересказываю то, что мне сказали. Выдумывать мне незачем. А вот насколько они мне наврали – я не знаю. Но им мне врать незачем.
Селиверстов кивнул, показывая, что согласен с резонами Кукка, мужчины подождали, пока официант расставит закуски и наполнит бокалы красным, подняли самый распространённый тост: «Твоё здоровье!» – и продолжили разговор.
– Его тамошний агент запустил тему, что Абедалониум вскрыл гнойник, «Russian true crime» и теперь скрывается от русских гангстеров и спецслужб.
– А спецслужбы тут при чём? – удивился Селиверстов.
– Откуда мне знать? У них всегда виноваты «Кей-Джи-Би» и GULAG. – Урмас глотнул ещё вина, уже без тоста. – Агент пытается вывернуться из непростой, а главное – непонятной ситуации, и, поскольку он профессионал, получается у него неплохо. Во всяком случае, за границей никто даже не заикается, что Абедалониум может быть как-то связан с убийством детей. Его считают героем, бросившим вызов русской мафии. Ну и ГУЛАГу с «Кей-Джи-Би» тоже. В общем, полный сюр, но люди верят. И, соответственно, бизнес не протухает. Коллекционеры то и дело выходят с объявлениями о покупке работ Абедалониума, но в свободной продаже их нет, даже те, кто хотел избавиться от полотен, сейчас сняли объявления. Все ждут, когда на аукционе окажутся четыре новых полотна – за них будут биться.
– То есть промоушн удался? – уточнил Фёдор.
– Ещё как, – подтвердил Кукк. – По моим ощущениям, ценник взлетит втрое. А если Абедалониума убьют – то впятеро. «Мальчика нет» теперь картина с историей, а учитывая, что Абедалониума и так ценили, её захотят все.
Урмас отлично ориентировался и в арт-рынке, и в его игроках, и Селиверстов не видел причин не доверять его суждениям.
– Кстати, ты не уточнял, кому достанутся картины из частной коллекции в случае смерти Абедалониума?
– А зачем? – Кукк поднял брови, показывая, что не понимает смысла вопроса.
– Проанализировав происходящее, можно сделать вывод, что поднявшаяся шумиха выгодна владельцам картин и особенно – новых картин, – объяснил Селиверстов. – Или тому, кто станет владельцем после смерти Абедалониума.
– Я понял, – протянул Урмас. – Попробую выяснить.
– Хорошо.
– А что у тебя?
– Порадовать нечем, – поморщился Фёдор. – Из того, что ты знаешь: дело ведёт Голубев, «важняк» из СК, а от ментов командует Васильев, но реально рулит Гордеев. Очень опытный опер.
– Слышал о нём.
– Все слышали. – Селиверстов помолчал. – Информация по делу засекречена так, словно они там собирают ядерную бомбу следующего поколения. Группа большая, но за пределы вообще ничего не выливается, им начальник ГУВД лично внушение сделал. Начнёшь задавать вопросы снаружи – могут взять на карандаш, поэтому мои знакомые рисковать не станут, и я их понимаю. Рано или поздно, что-нибудь обязательно просочится, но сейчас там глухой забор.
– Жаль, – вздохнул Кукк.
– Дело ФСБ хотела забрать, но менты как-то отбились, оставили за собой. Возможно, потому что оно межрегиональное.
– Это как?
– Как – неизвестно, информации нет. Но мне сообщили, что к группе Гордеева прикомандирован «важняк» из Москвы – майор Вербин. Я попросил пробить инфу, сказали, что очень серьёзный сыскарь.
– Что он здесь делает?
– Никто не знает. Вербин приехал в среду, и его сразу воткнули в группу Гордеева.
– На помощь вызвали? – предположил Урмас.
– Если официально навесили «межрегионалку», значит, в Москве произошло преступление, связанное с делом Кости Кочергина, и формально Вербин расследует его.
– А неформально?
– А неформально он будет искать нас с тобой.
– Что случилось в Москве, что к нам «важняка» прислали? – растерянно протянул Кукк.
– Да что угодно! – буркнул Селиверстов. – Там постоянно что-то случается.
– Может, всё-таки уехать? – произнёс Урмас. Известие о приезде «серьёзного» опера из Москвы испортило ему настроение.
– Ты лучше перестань нюхать, – посоветовал Фёдор.
– Ты что, моя мама? – огрызнулся Кукк.
Но остановить Селиверстова не смог.
– Я тот, кто знает тебя тридцать лет, Урмас, и я не хочу начинать этой фразой печальную речь на твоих похоронах. Как не хочу рассказывать об этом
