Тысяча и одна дочь - Дарья Александровна Калинина
– Ненавижу тебя! Будь ты проклят!
Какое-то время царила тишина.
Потом преступник сказал:
– Очень я жалею, Тамара, только об одном.
– О чем?
– Что в свое время не расправился конкретно с тобой. Давно надо было тебя устранить. Сразу после твоего «хлюпсика». Не с теми я все эти годы возился. Ох, не с теми.
– О чем ты говоришь? Кто это те или не те?
– Твои мужья, Тома. Тебя не удивляло, что все эти годы ты никак не можешь найти свое семейное счастье? Ты же эффектная женщина. А с мужьями тебе не везло катастрофически. Скольких ты похоронила?
– Ну, допустим, похоронила я всего двоих. Остальные просто исчезали, как и ты.
– Нет, Тома, не как я, а благодаря мне.
– Ты хочешь сказать?..
– Да, Тома, я помогал твоим мужьям исчезнуть. То есть ты думала, что они тебя бросили. На самом деле, они тебя не бросали. Всем им я помог исчезнуть из твоей жизни. Те двое, чьи тела ты все-таки увидела, очень уж они мне не нравились, вызывали настоящую ненависть. Так уж дружно вы с ними жили, не мог я этого вынести. Такая идиллия у тебя с ними была, меня даже трясти начинало от ненависти. Прямо внутри какая-то волна поднималась и голос звучал: «Убей гада!» Зато, когда ты по ним рыдала и убивалась, тогда я радовался. Думал, что наконец-то ты одумаешься и вспомнишь про меня. Оценишь. Поймешь, кто был твоей судьбой все эти годы. А тех, чьи трупы ты не видела, ты не очень любила, по моему мнению. Поэтому я и позволил тебе их похоронить в своей памяти, но без созерцания их трупов. Тоже не очень-то приятно. Другая бы сломалась, рухнула, попросила поддержки у своего старого и самого верного друга. Но нет, ты сильная. Ты все выдержала.
– Я… я себе даже не представляла, что кто-то на такое изуверство может быть способен. Ты убивал моих мужей? Из-за того, что когда-то я обозвала тебя хлюпсиком?
– При всех назвала, Тамара! А все знали, как я тебя люблю. И все смеялись надо мной. А ты больше других. Моя любимая девушка. И с тех пор, Тамара, я поклялся, что если ты не будешь счастлива со мной, то и ни с кем другим ты тоже не будешь!
– Но это же было страшно давно! В институте! Ты на первом курсе был!
– Для настоящих чувств время своей силы не имеет! Я до сих пор чувствую ту же боль, как и в тот день, когда ты прилюдно оскорбила меня. Растоптала мои чувства. А потом еще и наслаждалась моей растерянностью.
– Не наслаждалась я!
– Ты смеялась!
– Не над тобой! Я на тебя даже не смотрела! Я уже на последнем курсе училась, мне не до сопливых первокурсников было!
Но это еще сильнее задело чувства обиженного страдальца. Сознавать, что его терзания были недостойны даже взгляда женщины, ради которой он их испытывал, было для него самым мучительным из всего.
– Ты – гадина, Тамара. Низкая и подлая тварь! Я долго ждал, когда ты образумишься. Давал тебе шанс, но теперь этого больше не будет.
– Что ты задумал?
– Ты умрешь, Тамара. И я тоже умру. Я дольше не в силах выносить ту боль, которая терзает меня. Но сначала умрет твое потомство. Прямо у тебя на глазах я буду убивать их одного за другим. Может быть, хоть это заставит тебя расчувствоваться, холодная ты глыба! Ты же не женщина, ты изваяние, мрамор!
– Оставь детей! Они тут ни при чем!
– Еще как при чем! Они твоя плоть и кровь, а значит, должны отвечать за твои поступки. Они – это ты, и хотя бы их ты должна любить хоть немного. Не спорь! Я уже все решил. Давно решил, подготовился и сегодня исполню свое намерение.
Тамара Викторовна, опустив голову, долго молчала. Потом глухо произнесла:
– Девочку хотя бы отпусти. Она мне вообще никто.
И тут же предостерегающе покосилась на Сашеньку, мол, молчи, не выдавай меня! Но и эта последняя хитрость несчастной женщины ни к чему не привела.
– Не могу я ее отпустить! Нет, и не проси, Тома. Девочка могла меня видеть. Мое настоящее лицо. Потом еще опознает, мне проблемы не нужны.
– Ты же собирался умереть вместе с нами?
– Но не прямо же сегодня. Я еще надеюсь пожить с десяток-другой счастливых годков, я заслужил счастливое время, которое уже никто не будет мне отравлять.
– Нет, ты и впрямь хлюпсик! – разозлилась Тамара Викторовна. – Притащил нас сюда. Глумишься над связанными! А сам даже с собой покончить боишься. Ты ничтожество! Нет, хуже, ты червяк!
– Не трудись, Тома! Твое время прошло. Теперь ты в моей полной власти. И ничто из сказанного тобой больше не может меня ни задеть, ни ранить. Можешь говорить, можешь кричать, но сейчас исполнится назначенный тебе приговор. Ты увидишь, как один за другим умирают твои дети. Потом умрет твой внук. И последней я убью девчонку. Не со зла, но для порядка. И лишь затем умрешь ты. Взгляни туда!
И он указал рукой в дальний угол подвала:
– Там уже все готово, чтобы отправить всех вас прямиком в ад!
Теперь в помещении было достаточно света и можно было увидеть, что оно заставлено высокими баллонами, выкрашенными в ярко-красный цвет. В таких пятидесятилитровых емкостях хранят и перевозят бытовой газ в той местности, где газовые компании свои трубы еще не провели. И вот эти баллоны преступник вознамерился использовать в своем злодейском замысле. К каждому баллону преступник подтащил одну из своих жертв, пока те находились в сонном оцепенении. На Сашеньку тут явно не рассчитывали, поэтому ей достался совсем маленький пятилитровый баллончик, который преступник приволок откуда-то еще. Наверное, отвернул от кухонной плиты. Для своих близких этот человек был готов решительно на любые жертвы, даже согласен был остаться без горячей пищи.
– Откроет газ и уморит нас, – высказал предположение Илья.
Впрочем, все оказалось еще хуже.
– Сейчас я включу горелки, каждая из которых будет подогревать свой баллон с газом, – пояснил преступник, – вот они тут, родимые, я их хорошо укрепил, не упадут. Вы останетесь тут, а сам я выйду наружу. Когда газ от тепла нагреется, он расширится до критического значения, баллоны начнут лопаться и взрываться один за другим. Ну что, Тома, довольна ты теперь? Жалеешь, что отвергла меня в свое время? Может, хочешь меня о чем-нибудь спросить? Или даже станешь молить о пощаде?
Но Тамара Викторовна ничего ему не отвечала. И просить не просила. Не хотела доставлять удовольствие своему мучителю. Постояв с минутку, тот убедился, что представление продолжения иметь не будет. Даже у Сашеньки пропал интерес к общению с ним.
И злодей начал свое черное дело. В гробовой тишине он зажег все горелки по очереди, потом в последний раз покачал головой и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Какое-то время ничего не происходило. Вообще ничего. Все пятеро подавленно молчали и даже не шевелились.
Потом Илья сказал:
– Может, надо было попросить о пощаде?
От газовых горелок исходило не только тепло, но и свет. Так что теперь пленники даже при закрытой двери могли кое-как разглядеть друг друга.
– Нет, – возразила внуку Тамара Викторовна. – Просить прощения – это не вариант, это бы не помогло.
– Но оттянуло бы время нашей казни.
– Перед смертью не надышишься. Ты же видишь, он совсем рехнулся. У меня и раньше были подозрения на его счет.
– У нас у всех они были, – буркнул Леша. – Тебя, мама, просто расстраивать не хотели. Думали, в кои-то веки мать нашла себе мужика, да еще со средствами, который на нее денег не жалеет.
– Вот богатством своим он нам глаза и замылил! – добавил Сережа. – Если бы нищий был, мы бы его уже давно турнули в шею.
– Да я и связываться бы с ним не стала, с нищим-то! – заявила Тамара Викторовна. – Зачем он мне надобен нищий? Грешна и я тоже, на деньги его повелась. Чуяла, что неправильно это, а алчность перевесила. Шутка ли, такие деньжищи и на меня тратит, не скупится. Понять бы, что здоровый на голову человек так деньгами швыряться не
