Плохая кровь - Сара Хорнсли
С кем они разговаривали? С барменшей?
– Джастина, вы можете что-нибудь вспомнить?
Я чувствую, что вот-вот выложу все – и то, что Макс подрался с Джейком за шесть недель до того, как Джейк был арестован. Теперь я задаюсь вопросом, не связана ли смерть Макса с тем, что на самом деле произошло с Рашнеллами. Если есть два человека, о которых было известно, что они и мухи не обидят, и которые когда-то были самыми настоящими друзьями – и как могло оказаться, что один из них арестован, а второй мертв, и это с разницей всего в месяц?
Но я вовремя останавливаю себя, проглатывая слова, рвущиеся наружу. Сейчас не время совершать необдуманные поступки, даже если правда зудит у меня на языке. Нужно получить больше ответов, прежде чем я решу, что именно рассказать. Если открыть эту шкатулку, ее будет практически невозможно затворить снова. И, конечно же, в итоге прошлое выплывет на свет. Действительно ли я хочу раскрыть всю историю нашей семьи, если она совершенно неважна?
Нет смысла рисковать всем просто из спонтанного желания, подстегиваемого скорбью. Поэтому я не спешу. Я думаю обо всех стенограммах допросов, которые читала на протяжении многих лет. Труднее всего манипулировать теми, кто почти ничего не говорит. Никаких комментариев.
– Нет, извините.
– Что ж, прекрасно. – Я замечаю, что она, похоже, опять разочарована, но уже не удивлена. – Марк еще ненадолго задержится здесь, ответит на вопросы, которые могут возникнуть у вас или вашей мамы. Если вспомните что-то новое, пожалуйста, дайте мне знать. Как я уже говорила, нам еще предстоит получить заключение токсикологии, но я хочу сообщить, что официальной причиной смерти Макса было признано утопление. Вы можете ознакомиться с деталями протокола, если захотите, в свободное время.
Она открывает портфель и кладет на стол копию отчета о вскрытии. Подвигает его ко мне и указывает на раздел, озаглавленный «Заключение, подтверждающее смерть от утопления».
В дыхательных путях обнаружены ил и водоросли.
Водянистая жидкость в желудке.
Переполненные легкие.
Я смотрю ей в глаза, и ни одна из нас не отводит взгляд. Это не стандартная процедура. Есть вещи, которые семье погибшего не нужно видеть. Она пытается подтолкнуть меня к разговору?
Я отстаю на шаг или опережаю?
Слышу, как возвращается мама, и поспешно хватаю со стола отчет, пряча его за спину. Матери не нужно это читать.
– Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но мы как раз отправили команду в дом Макса. Джастина, если у вас есть настроение, вы не против осмотреть дом?
– Конечно, я иду прямо сейчас, – говорю как можно более любезно.
Сержант Роуз впечатляет. Мы с ней в чем-то похожи – хотя не могу сказать, хорошо это или плохо. Я виню в этом маму и папу.
* * *
– Вы не знаете, какой у него был лэптоп? – спрашивает сержант Роуз. Мы стоим на кухне в доме Макса.
– Думаю, «Макбук». Но не знаю, не купил ли он в последнее время новый лэптоп, так что, пожалуйста, не принимайте мои слова за истину в последней инстанции.
Она делает пометку в блокноте, перелистывает страницу и снова смотрит на меня.
– А что насчет его телефона?
– Понятия не имею, извините. Его не было при нем? Я полагала, что его отдали маме вместе с его личными вещами.
– Нет, но это не редкость при утоплении. Волны могут натворить всякого. Я вспомнила об этом в связи с отсутствием лэптопа и решила спросить. – Она беспечно машет рукой и говорит об этом так небрежно, что я ни на секунду ей не верю. Эта женщина расчетлива и дотошна. – И вы не заметили пропажи ничего другого? Допустим, какой-нибудь семейной реликвии, старинных часов, памятных фотографий… Ничего?
– Только лэптоп, насколько я могу судить. Но, как вам известно, я здесь раньше не бывала. Я видела дом по видеосвязи, но не знаю, насколько это может помочь следствию.
О пропаже лэптопа сержанту Роуз должно быть известно с самого начала. Домашний офис с зарядной станцией, но без лэптопа. Для этого не требовалось вызывать меня.
Когда мы выходим обратно на улицу и я уже готовлюсь уйти, она снова заводит разговор. Я заметила, что у нее такая манера: придержать самый важный вопрос до конца, замаскировав его под послесловие, в надежде застать тебя врасплох. Это хитрый ход, но я слишком умна для таких игр.
– Еще один вопрос. Вы не знаете, в какой день вывозят мусорные контейнеры в этой части города?
– Не знаю, извините. Как я уже сказала, прошло много лет с тех пор, как я здесь жила.
– Я так и думала, что вы это ответите… Я вчера спросила Джимми, и он сообщил, что по понедельникам.
Возможно, я не настолько умна, как мне кажется.
Сержант Роуз почесывает пальцем висок, и я понимаю, что это просто показуха.
– Смущает то, что мусорная корзина была найдена пустой. Но если мусорные баки очистили в понедельник, Макс к этому моменту уже был мертв. Он мог вынести их, скажем, за пару дней до гибели, но вряд ли у него не нашлось ни одной вещи, которую понадобилось бы выбросить за это время. Однако в корзинах ничего нет. Чисто, как после уборки.
– На что вы намекаете? – Выдерживаю спокойный, заинтересованный тон, как будто просто считаю, что она вовлекает меня в расследование. Как будто не догадываюсь: она намекает, что следит за мной и знает – у меня есть свои секреты.
– На данный момент – ни на что. Я просто спрашиваю. Спасибо за сотрудничество, я очень вам признательна. Хорошего дня.
В свою защиту могу сказать, что уборка в доме брата не является преступлением и в тот момент я не знала, что он утонул. Я даже не подозревала, что у меня вот-вот снова отнимут семью.
Но это служит напоминанием о том, что сержант Сорча Роуз по-прежнему орел, а я – ее добыча.
Глава 21
Облачившись в мантию и парик, я ощущаю удивительное спокойствие и уверенность – чувство безопасности. Я преображаюсь. Физический процесс подготовки – это еще и психологический акт, и именно сейчас мне нужен отдых от самой себя, от груза ответственности за то, насколько правдивые ответы мне следует давать в связи со смертью Макса.
Сегодня я впервые явилась в зал судебных заседаний после перерыва – спустя десять дней после того, как тело Макса выловили в море. Сегодня
