Я жила в плену - Флориан Дениссон
Кухня была перевернута вверх дном, словно по ней пронесся ураган. Маленький белый сервировочный столик, стоявший у стены, разлетелся на куски, и осколки валялись на терракотовых плитах пола. Взгляд Виктории привлек крупный заголовок на первой полосе региональной газеты, и ей показалось, что она получила удар электрошокером в спину.
ДНК ЗАГОВОРИЛА
ВИКТОРИЯ – НЕ ДОЧЬ ЖАКА САВИНЬИ
Мир вокруг пустился в пляс, и пришлось опереться ладонью о косяк, чтобы удержаться на ногах и не рухнуть на осколки стекла и керамики.
Вопли Жака и Мари, доносившиеся из гостиной, вернули девушку к реальности, прервав поток черных мыслей.
Родители Виктории ругались. Девушка направилась к ним. Сцена, представшая перед ее заплаканными глазами, леденила кровь.
– Ты шлюха! – надрывался багровый от ярости Жак Савиньи.
Он бурно жестикулировал, как будто отмахивался от незримых врагов, слезы на щеках уже высохли. Видимо, сначала он плакал, а потом печаль сменилась гневом, слепой ненавистью.
Выпучив глаза и вытянув руки, он кинулся на жену и прижал ее к массивному буфету. Тот качнулся, и на пол, громко звякая, полетели металлические фигурки. Мари так изумилась, что разинула рот в немом крике, безуспешно пытаясь сделать хоть глоток воздуха. Она отбивалась, обломанными ногтями царапала запястья мужа, пытаясь оторвать его от себя.
Виктория заметила, что на губах отца выступила белая пена, и почувствовала дурноту. Во взгляде мужчины не осталось ничего человеческого – отец превратился в кровожадного зверя.
– Отпусти ее! – рявкнула Виктория.
Жак медленно повернул к ней голову, не ослабив захвата. Адские сполохи плясали в глубине его глаз, и он скалился, как хищное чудовище.
– Не лезь, приблудная мерзавка! – брызжа слюной, выхаркнул он, отвел взгляд и переступил с ноги на ногу, чтобы сжать пальцы еще сильнее.
Кровь отхлынула от лица Мари, глаза закатились. Он сейчас ее убьет.
На несколько секунд ужас парализовал Викторию, потом она кинулась прочь из дома.
Холодный ветер остудил лицо, и на него вернулись краски. Она заметила фургон, стоявший у калитки перед газоном. Четверо жандармов, сменявшихся каждые двадцать четыре часа, не подпускали к дому журналистов и зевак. Виктория с громким криком ринулась к ним, и два жандарма выскочили из машины, готовые действовать.
– Что случилось, мадам? – спросил один, потянувшись к кобуре.
Виктория сделала несколько судорожных вдохов и ответила сиплым от ужаса голосом:
– Моя мать… Он ее убьет!
Отодвинув девушку, жандармы помчались к дому с оружием наготове.
– Руки вверх! – крикнул тот, что влетел в дом первым.
Жак Савиньи оглядел направленный на него «зиг-зауэр», секундой позже заметил, что второй страж порядка тоже держит его на мушке, и поднял руки, разжав смертельный захват. Мари тяжело рухнула на пол. Капрал убрал пистолет в кобуру и бросился к Мари. Его коллега, не опуская пистолета, шагнул к Жаку, жестом приказывая отступить. Тот подчинился.
На пороге появилась Виктория; отец взглянул на нее и кисло рыгнул.
Сидевший на корточках капрал поднял голову и произнес успокоительным тоном:
– Все в порядке, ей лучше.
Его коллега схватил Жака за запястье, дернул руку вниз и быстро защелкнул наручники. Потом он прижал Жака к стене, заставил раздвинуть ноги, чтобы провести надлежащий обыск, после чего успокоился.
Виктория подошла к матери, которая медленно поднималась на ноги.
– Дать вам воды, мадам? – спросил капрал.
Мари кивнула, встретилась взглядом с дочерью и улыбнулась так, будто наконец-то по-настоящему ее увидела. Виктория поправила ей волосы, заложила за ухо выбившуюся прядь и погладила по щеке. Мать накрыла ее ладонь своей и закрыла глаза. Слеза соленой жемчужиной выкатилась из-под ресниц.
– Держите, мадам, сейчас я вызову вам врача, – сказал жандарм, протягивая ей стакан.
Мари с трудом сделала глоток и сказала хриплым, сдавленным голосом:
– У входной двери… табличка… телефоны скорой помощи. Пригласите доктора Жирарди, он мой…
– Сядьте на диван, – перебил ее капрал. – Я свяжусь с вашим терапевтом.
Жака Савиньи, на удивление спокойного, вывели из дому. Невозможно было понять, чем вызвана такая покорность: то ли уважением и опаской перед жандармами, то ли внезапным осознанием, что он вышел за рамки дозволенного и вряд ли сумеет объяснить свое поведение.
Капрал с помощью Виктории усадил Мари на диван в гостиной, после чего удалился.
* * *
Приехавший врач не нашел у бедной женщины никаких серьезных повреждений, кроме опухшего горла и синяков на шее. Она смогла ответить на звонок из жандармерии и отказалась подавать жалобу на мужа. Ей сообщили, что у него возьмут показания и через несколько часов отпустят, но даже без ее заявления судья может открыть дело после изучения протокола. Выслушав с пустым взглядом, Мари пожала плечами и, в который раз поблагодарив дрожащим голосом, повесила трубку. Мгновение спустя она вышла подышать и недолго постояла на верхней ступеньке крыльца. Виктория тоже вышла. Вместе они стояли и смотрели на машины телевизионщиков с антеннами на крышах и толпу любопытствующих бездельников. У ограды лежали сложенные кучками букеты цветов, плюшевые игрушки и открытки.
– Откуда это? Зачем? – шепнула Виктория, обращаясь скорее к себе, чем к матери.
– Люди приносят тебе цветы и подарки, – откашлявшись, ответила Мари. – Некоторым удается преодолеть полицейский заслон. Твое возвращение вернуло всем тень надежды. Среди написавших есть те, кто помнит тебя девочкой. Пойди взгляни.
Виктория задумалась, потом медленно подошла к самой большой груде недалеко от калитки. Она заметила, что некоторые цветы затоптаны – наверняка жандармами, спешившими помочь ее матери.
Она наклонилась и подняла с земли розу с поврежденным стеблем, понюхала ее, не смогла сдержать слезы и начала собирать букеты, чтобы поставить их в своей комнате в большую вазу. Нужно будет отдать все игрушки в ассоциацию, опекающую детей из неблагополучных семей, рассеянно подумала она.
Ее внимание привлек красивый букет ромашек, ее любимых цветов, лежащих в нескольких метрах от того места, где она стояла. К упаковке из целлофана был прикреплен белый конверт. Она наклонилась, протянула руку и открыла его. Внутри лежала прямоугольная карточка, на которой чья-то рука написала всего два слова: SANCTA INFANTIA.
Виктория задохнулась, уронила цветы и рухнула на влажную траву, успев понять, что она больше не в безопасности. Сомнений не осталось – он нашел ее.
29
Ковбои явились.
Пятерку следователей из Шамбери встретила старший лейтенант Ассия Ларше; им отвели отдельное помещение, чтобы они устроились и приняли дела. После утечек в прессу и подтверждения, что молодая женщина, вернувшаяся домой из одиннадцатилетнего плена, действительно та самая Виктория
