Андрей Мягков - Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало

Она бросилась в комнату. И действительно, на письменном столе телефонная трубка лежала рядом с аппаратом.

— Ну погоди, ты у меня дождёшься, я тебе покажу.

— Покажи. Ну покажи. Что ты мне покажешь? — восторженный голос Севки разносился по всей квартире.

— Севочка, — Лидия Андреевна высунулась из кухни, — пойди ко мне, милый.

— Не пойду. Я у папы. Мне мама сейчас покажет.

— Пойди сюда, детка, ты мне нужен. Ну, я жду, — и поскольку внук, не обращая на неё никакого внимания, продолжал обнимать отца, строго поинтересовалась. — Я к кому обращаюсь?

— Это она ко мне обращается, — тихим шёпотом Сева защекотал ухо отца. — Как ты советуешь поступить? Пойти?

— Думаю — да, раз бабушка просит, — также тихо ответил Мерин. Он подбросил сына к потолку, поймал, поставил на ноги, слегка подшлёпнул. — Шагай, раз ты понадобился.

— Ах-х, как это некстати, — сын тяжело вздохнул и поплёлся в кухню.

Вернулась Вероника, спросила с фальшивым беспокойством:

— А где Севка?

— Его затребовала к себе Лидия Андреевна, — не сразу отозвался Мерин. И добавил: — Не знаю зачем. — При этом по лицу его пробежало подобие улыбки.

— Наверное — слишком рано ещё? Ему спать надо, — предположила мать.

— Наверное, — согласился отец.

В прихожей надолго повисла неловкая пауза.

— Ну что, разденешься? Жарко, — первой очнулась Вероника. — Ты сказал — надо поговорить?

Мерин снял куртку, обувь, поискал глазами тапочки.

— Больших нет. Вот, надень мои.

— Спасибо, я так.

Они прошли в комнату.

— Садись, — Вероника указала на одно из кресел перед журнальным столиком. Сама села напротив.

Они помолчали.

— Никочка, — начал Мерин с трагической тремулой в голосе. — Ника. Нам надо поговорить…

Вероника порывисто вскочила, со словами: «Я заварю кофе» — ринулась к двери. Он едва успел уцепить её за руку.

— Нет, нет. Пожалуйста. Я не буду кофе. Сядь.

Она послушно села.

— Ника! Мне очень нужна твоя помощь. Очень. Помоги мне.

— Если смогу.

И он поделился с ней всем, что не давало ему покоя последние несколько дней.

Вероника слушала, не перебивая, глядя в пол, в одну точку, низко опустив голову. Когда он замолчал, она спросила:

— Всё?

— Вроде. В общих чертах. Если не говорить о том, что все появляющиеся у нас зацепки кто-то с завидной регулярностью уничтожает. Идёт какая-то явная утечка информации. И всё из-за этих проклятых шуб. Сначала кладовщик меховой базы. Кто его мог убрать? Не сам же он. Хотя всё оформлено под самоубийство. И главное — зачем? Тоже мне фигура: подумаешь — шубы воровал. Казалось бы: тут ОБХССникам и карты в руки, их клиент, занимайтесь в своё удовольствие. Ан — нет. КГБ у себя прячет. Долго прячет, многие месяцы, а как только мы им заинтересовываемся — убирают.

Мерин низко наклонился, заглянул в лицо жены.

— Ты не спишь?

Вероника не ответила, подняла голову, укоризненно глянула на мужа, опять уставилась в пол.

— Вот. Прости, я сейчас закончу… Убивают кладовщика. Теперь это странное поведение таксиста. — Он достал из кармана, протянул жене записку. — Вот, прочти. Что это? И опять шубы. Теперь Чибилин. Сначала нам его бездарно «отдают» со всеми потрохами, а когда мы не «клюём», не заглатываем приманку, сразу же его не арестовываем, надеясь проследить цепочку, — его убивают. Как будто заранее знают все наши ходы. И опять у этого Чибилина в квартире всё те же авиабилеты, бланки, те же крысы…

Валерия вздрогнула, подняла голову, уставилась на мужа.

— Какие крысы?!

— Норковые. В смысле — шубы из этих поганых крыс… Нас всё время опережают на полшага, уничтожают все зацепки…

— Игорь, ты что от меня-то хочешь? — Она села поудобнее, положила ногу на ногу. — Я-то какое отношение имею к этим твоим крысам и зацепкам?

— Они не мои, Ника. Они наши с тобой. Надо лететь.

— Куда?

— В Америку.

— Куда?!

— В Соединённые Штаты Америки.

— Кому лететь?

— Тебе.

— Ты с ума сошёл? Зачем?

— Я тебе всё объясню. Клеопарта со мной согласна, обещала помочь. А уж если она обещает…

Вероника поднялась, плотно захлопнула дверь, вернулась на прежнее место.

— Когда надо лететь?

— Чем скорее — тем лучше. Начинать надо сегодня.

— И как ты это себе представляешь?

Мерин оживился:

— Очень просто. Я всё продумал: надо поступить так, как советует наш «доброжелатель». — Он указал на лежащую на столе записку. — Потолкайся в этой очереди на Ленинградке, понаблюдай, думаю, не в первый же день, конечно, но кто-то на тебя в результате выйдет. Им же зачем-то надо переправлять через океан этих крыс. Конечно, может быть, это элементарная «липа» — хотят нас в сторонку увести, — всё может быть. Клеопарта уверена: мелковато для серьёзного ворья — они привыкли с миллионами дело иметь, а тут какие-то шубки дамские, но… Чем чёрт не шутит… А вдруг. Они нам Чибилина подставляют, а мы возьми да и клюнь… Занимался этим делом Гривин — его убрали. Потом занялся Чибилин. Его тоже убрали…

— Игорь, — она вытащила из пачки сигарету, закурила. — Игорь, почему я?

— Ты же бросила курить, — Мерин сказал это очень строго.

Вероника помолчала.

— Игорь, я вопрос задала.

— Больше некому, Никочка. Неужели ты думаешь, если бы было кому — я бы отправил тебя? Все по горло заняты. У нас ни одной версии. Клеопарта бесится. Её начальство бесится. Все бесятся. Я хотел сам лететь или Сашка, Сергей, Филя — Клеопарта на дыбы — ни в какую. А без Америки, боюсь, нам не обойтись.

А главное: не верю я никому после этих информационных утечек, вот беда. Вообще — ни-ко-му. Как волк в лесу…

— А мне ты веришь?

Мерин не ответил. Тяжело вздохнул.

— Веришь? — повторила вопрос Вероника. — А я тебе нет.

— Перестань, прошу тебя. Очень тебя прошу. Очень, — он откинулся в кресле, обхватил голову руками. — Мне жить не хочется, а ты…

Какое-то время они молчали. Потом Вероника спросила еле слышно:

— Ты что, плохо себя чувствуешь?

Он не ответил. Сидел неподвижно.

— Может быть, всё-таки выпьешь кофе?

Он не ответил.

Она присела возле него на корточки, приложила руку к его лбу.

— Голова горячая. У тебя нет температуры? Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь. Что ты хочешь? Скажи.

Вместо ответа он снял её руку со своего лба, сжал так, что она по-собачьи тихо взвизгнула, обхватила его шею и боязливо, с какой-то отчаянной решимостью, неумелой спешкой принялась тыкать губами в его лицо, повторяя в разных вариациях один и тот же вопрос: «Скажи, что ты хочешь? Ну скажи. Что? Что, скажи? Ну? Что? Что ты хочешь? Чтобы я — что? Ну скажи. Что?..»

И вдруг свет для них неожиданно померк — сделалось темно. Непонимание происходящего одновременно охватило обоих. Реальность уступила место небытию: не стало мыслей, не стало чувств — они сами бесплотно исчезли. Кто-то чужой сорвал с них одежду, в клочья разнеся на нём ворот подаренной ею сорочки и необратимо исковеркав молнию на её вечернем платье. Кто-то прижал их друг к другу, слепил, сплющил, так что она задохнулась, не в силах дольше жить, он же, не перенеся её кончины, замертво рухнул в доселе незнакомую бездну.

В дверь постучала Лидия Андреевна, крикнула:

— Лерочка, мы с Севой ушли. Вернёмся поздно. Завтрак на столе.

Громко щёлкнула входная дверь.

Ни Мерин, ни Вероника ничего этого не слышали.

…Его разбудил голос жены.

— Как ты думаешь, зачем таксисту понадобилась эта записка? Вернее — псевдотаксисту.

Он открыл глаза. Жена в домашнем халате, гладко причёсанная, умытая, расточающая вокруг себя аромат французского парфюма сидела в кресле, отхлёбывала из чашечки кофе и разглядывала разложенную на журнальном столике какую-то бумажку. Чтобы понять — что происходит, на каком он свете и о чём его спрашивают — Мерину понадобилось время. И немалое. Надо было принудить спящее сознание к работе, и он спросил:

— Ты о чём?

— Я о записке этого таксиста.

Он помолчал. Сознание продолжало почивать.

— Какого таксиста?

Жена на конкретно поставленный вопрос не ответила, сказала только: «Просыпайся, Игорь. Вот твоя одежда. Я уже готова». И вышла из комнаты.

На стуле, действительно, аккуратно сложенные висели его брюки, рубашка, пиджак…

В голову ударило тяжёлым молотком, в ушах застучало… Господи!!! Он кубарем слетел с кровати, стал влезать в брюки, левая нога в штанину попадать отказалась, пришлось заменить её правой и тогда получилось, что брюки надеты задом на перёд. Воротник у рубашки отсутствовал, на пиджаке из трёх пуговиц не было ни одной. Носки нигде не попадались, он искал даже на подоконнике, пришлось обойтись без них. Зато видавшие виды ботинки были до ряби в глазах начищены и смотрелись ненадёванными.