Андрей Мягков - Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало
Две чёрные «Волги», скрепя тормозами на поворотах, одна за другой, точно скреплённые жёсткой связкой, мчались по предрассветным улицам города.
Вылетев на набережную Москвы-реки и проскочив несколько красных светофоров, машины разделились: одна продолжила движение вперёд, другая, — не сбавляя скорости, плюща колёса об асфальт и оглашая округу визгом, — свернула в сторону.
На Таганке у дома № 16 Мерин на ходу выскочил из машины и, не замечая луж, помчался к подъезду. Саша Александров едва за ним поспевал.
Дверь была заперта. На длинные тревожные звонки никто не отвечал. Мерин остервенело дёргал ручку, стучал кулаками, несколько раз безрассудно бил по двери ногами. Никого.
— Будем выбивать!
— Подождите, Игорь Всеволодович.
Александр передал Мерину пистолет, достал из кармана отвёртку, разорвал дверную обивку, нашарил щель, вставил в неё упор.
— Вот, оттяните рычаг к стене, я навалюсь.
С грехом пополам дверь поддалась. Они ворвались в квартиру.
Юрий Чибилин лежал неподвижно на полу в коридоре. Высохшая струя крови красивой змейкой окружала его голову.
* * *Человек со Шрамом миновал длинный коридор реанимационного отделения военного госпиталя, остановился у двери одной из палат. Дорогу ему преградил молоденький солдатик с перекинутым через плечо автоматом.
— Сюда нельзя.
— Я к Филину Анатолию, — человек со Шрамом взялся за ручку двери.
— Нельзя!
Солдат снял автомат с плеча, пошире расставил ноги — так его научили в армии поступать в случае приближения опасности.
— Он в этой палате?
— Не знаю.
— Я хочу справиться о его самочувствии.
— Нельзя.
— Тв-в-вою мать, — негромко выругался посетитель. — Сегодня поступал к вам Филин Анатолий?
— Не могу знать.
Человек со Шрамом сжал кулаки.
— А зовут тебя как — это ты можешь знать? Начальство где?
Солдатик молча смотрел на него испуганными глазами.
— Я спросил, где твоё начальство?!
— В ординаторской.
— Где это?
— В конце коридора, правая сторона.
«Дебил», — выругался про себя Человек со Шрамом. Приказал грозно:
— Позови! Срочно! — И отошёл к выходящему во двор госпиталя окну.
Солдатик, вытянувшись в струну, продолжал неподвижно стоять с автоматом наперевес. Посетитель какое-то время вглядывался в окно, затем неожиданно резко повернулся и, не проронив больше ни слова, направился к выходу.
По больничному двору шёл баскетбольного роста человек в мятой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Его, с трудом поспевая, то и дело переходя на бег, сопровождал доходящий гиганту головой до подмышки Игорь Мерин в накинутом на плечи белоснежном, жёстко накрахмаленном и безукоризненно выглаженном халате. Рядом они выглядели персонажами фильма комедийного жанра. Тем не менее прогуливавшиеся по двору больные, завидев «баскетболиста», здоровались, заискивающе улыбались, кланялись, всячески стараясь попасться ему на глаза. Баграт Вигенович — так звали главного хирурга госпиталя — не останавливаясь и не прерывая монолога, отвешивал по сторонам кивки, иногда сопровождая их чем-то вроде «здрась».
— Переливание крови ничего не дало, отбиты оба лёгких, здрась, кровоизлияние почки, разрыв печени. Опасаемся за позвоночник, здрась, атрофия конечностей указывает на перелом, но рентген пока не показал.
Обходя и перешагивая через замёрзшие лужи, они достигли центрального входа, через ступеньки, обгоняя больных и сотрудников, миновали широкие лестничные марши, прошли заставленный каталками и пустыми кроватями полутёмный коридор.
— С утра сознание пульсирующее, глубокие провалы памяти. Сотрясение локальное с шоковыми параметрами…
— Это как?.. — Мерин хотел спросить совсем о другом: жить будет?! Сопоставимо ли всё, о чём говорит хирург, с жизнью пациента?! Но язык повернулся только на бездарное «это как?».
— Это так, — довольно грубо ответил Баграт Вигенович. — О совместимости с жизнью потом поговорим. О моей жизни. О вашей. О жизни вообще, если захотите. Тема интересная. Сюда, пожалуйста.
Он пропустил Мерина вперёд. Тот шагнул в совсем уже тёмный коридор, налетел на идущего навстречу человека, успел, отступив на шаг, буркнуть «извините» и… замер.
Нет, зрительная память его не подводила никогда. Это был он, таксист в тёмных очках из шофёрской закусочной, передавший ему записку. Человек со шрамом на левой щеке.
— Только не долго. И никаких разговоров, даже если он в сознании. — Хирург сделал знак автоматчику, открыл дверь и слегка подтолкнул Мерина в палату. — Ну вот он, ваш симулянт.
На высокой медицинской кровати среди капельниц, штативов, бесконечных проводов и приборов лежало запелёнутое бинтами нечто, похожее на огромный кокон, и даже отдалённо не напоминающее человеческое тело.
Мерин подошёл к дому тёщи, поднялся на седьмой этаж, нажал кнопку звонка: один длинный, два коротких.
Вероника проснулась, открыла глаза, прислушалась: кто бы это мог быть в такую рань? Неужели… Она выпрыгнула из постели, накинула халат, подбежала к зеркалу. «Боже мой, бомжиха: веки опухшие, глаз не видно…»
Звонки повторились в той же последовательности: длинный, короткие.
— Мама, открой пожалуйста, я говорю по телефону. — Она метнулась в ванную комнату. — Мама, ты слышишь меня? Открой.
Лидия Андреевна — пожилая, с безукоризненно уложенными седыми волосами женщина — подошла к двери, заглянула в глазок, радостно воскликнула: «Николаша!» И загремела замками.
— Вот сюрприз. Проходи, проходи.
Мерин нерешительно переступил порог, поцеловал подставленную тёщей щёку.
— Здравствуйте, Лидия Андреевна, простите, что так рано, я на минутку. Ника дома?
— Никаких «минуток», — категорически запротестовала тёща, — раз в кой-то веки является и на тебе: на минутку он. Проходи сейчас же. Дома твоя Ника, где ей ещё быть в такой час? — Тёща втащила Мерина в прихожую, зажгла дополнительный свет, отошла на пару шагов — так опытные искусствоведы разглядывают статуи, убеждаясь в их подлинности. — Ну-ка, дай я на тебя посмотрю хорошенько, век ведь не виделись. Так. Так. Повернись. Ну что? — вердикт она вынесла нелицеприятный: — Исхудал, морщины новые появились — смотреть не на что. И Ничка твоя за тобой туда же: кожа, кости и синева под глазами, больше ничего нет. Не пойму — что ты в ней нашёл? Совсем сгорите на своей паршивой работе. Раздевайся, я как раз вареники твои любимые затеяла, как знала, что ты нас навестишь. — Она крикнула громко: — Севочка, посмотри, кто пришёл!
В дверях бабушкиной комнаты возник заспанный белобрысый мальчуган лет пяти от роду.
— Па-а-а-па-а!!! — он бросился к Мерину на шею, заорал истошно. — Мама! Папа приехал! Мама! Па-а-па! Мой па-а-а-па при-е-хал!
Вошла Вероника. Голова её была покрыта чем-то ярким, похожим на восточный тюрбан. Выражение лица своим безразличием к происходящему могло дать десять очков вперёд любой подиумной диве. На ней было плотно облегающее фигуру тёмное удлинённое платье с максимально допустимым в приличном обществе декольте.
В прихожей замерли.
Мерин, в желании произнести «Здравствуй, Ника», застрял на букве «з».
Севка открыл рот, испуганно прижался к отцу.
Лидия Андреевна после короткой паузы сказала негромко: «Ну, не знаю» — и удалилась.
— Что-нибудь случилось? — Вероника окатила мужа интонационным холодом, как нельзя лучше соответствующим её облику.
— Ты прости ради бога, — не скоро пришёл в себя Мерин, — я без звонка, я звоню с шести утра, занято, видимо, трубка плохо лежит, надо срочно встретиться, это по работе, трубка плохо, всё время занято, исключительно по работе… поговорить… а трубка лежит… наверное… — Он стоял посреди прихожей с сыном на руках.
— Это Севка! — чему-то обрадовавшись, воскликнула Вероника. — Ну погоди, вездеход, я тебе покажу.
Она бросилась в комнату. И действительно, на письменном столе телефонная трубка лежала рядом с аппаратом.
— Ну погоди, ты у меня дождёшься, я тебе покажу.
— Покажи. Ну покажи. Что ты мне покажешь? — восторженный голос Севки разносился по всей квартире.
— Севочка, — Лидия Андреевна высунулась из кухни, — пойди ко мне, милый.
— Не пойду. Я у папы. Мне мама сейчас покажет.
— Пойди сюда, детка, ты мне нужен. Ну, я жду, — и поскольку внук, не обращая на неё никакого внимания, продолжал обнимать отца, строго поинтересовалась. — Я к кому обращаюсь?
— Это она ко мне обращается, — тихим шёпотом Сева защекотал ухо отца. — Как ты советуешь поступить? Пойти?
— Думаю — да, раз бабушка просит, — также тихо ответил Мерин. Он подбросил сына к потолку, поймал, поставил на ноги, слегка подшлёпнул. — Шагай, раз ты понадобился.
— Ах-х, как это некстати, — сын тяжело вздохнул и поплёлся в кухню.
