Евгения Грановская - Фреска судьбы
— Да, я вижу, — ухмыльнулся Ларин.
— Это ты про Игорька? Просто мне не повезло. Возможно, ты окажешься более везучим.
Муж блондинки никак на это не отреагировал. Марго кашлянула и спросила у него:
— Игорь, так чем ты сейчас занимаешься?
— У меня несколько новых проектов, — солидно ответил Барышев.
Ларин хмыкнул:
— Проекты! Какие к свиньям проекты? Единственный проект, который должен интересовать человека, это его собственная жизнь.
— Мои проекты и есть моя жизнь, — возразил Барышев.
— Куда деваться, — усмехнулась Вероника. Она отпила шампанского, пристально посмотрела на дьякона и провела кончиком языка по кромке бокала.
— А что за проекты? — вежливо поинтересовался у гостя отец Андрей.
Барышев повернулся к нему и приосанился.
— Недавно мы учредили премию за лучшее отображение современной действительности в живописи и литературе, — ответил он.
— Угу, — насмешливо кивнул Ларин. — Собирается кучка высоколобых болванов и дают друг другу премии, которые кроме них никому не нужны.
— И что, уже определился лидер? — вежливо спросил дьякон.
Барышев усмехнулся:
— О да.
— И кто он?
— Один психолог, сделавший глубокое исследование, посвященное транснациональным корпорациям.
— Охота кому-то писать об этом дерьме, — тут же отозвался Ларин, намазывая икру на хлеб.
Барышев посмотрел на него с укором.
— За транснациональными корпорациями будущее, — веско произнес он.
— Точно! — кивнул Ларин. Он откусил от бутерброда и добавил с набитым ртом: — Я всегда говорил, что будущее — за концлагерями, в которых люди сведены до уровня функций, которые они выполняют.
— Люди зарабатывают в крупных компаниях деньги, — возразил Барышев. — Что же тут плохого?
— Угу. А перед тем, как приступить к работе, поют гимн родной корпорации и молятся своду правил корпоративного поведения, который заменяет им Библию. — Ларин налил себе водки и брезгливо заметил: — Черт с ним с Западом, пусть гниет, но зачем навязывать это русскому человеку? Зачем тащить сюда дерьмо из-за бугра? Своего, что ли, мало?
Барышев слегка побагровел. Он хотел сказать что-то гневное, но отец Андрей его опередил.
— А что за журнал вы редактируете? — вежливо поинтересовался он у Барышева.
— У нас культовый журнал для богемы, — гордо ответил Барышев. — Мы работаем для истеблишмента общества, для самых продвинутых его слоев.
Ларин наморщился:
— Ей-богу, приятель, меня сейчас стошнит. Какая к черту «богема»? Какая на хрен «культура»? Все, что вы сделали, это очертили свою аудиторию, обозвали ее истеблишментом и показали рекламодателю, чтобы он знал, за что платит деньги. Валяете человечество в дерьме, так хоть не лицемерьте.
— Мы пишем о культуре и к тому же…
— Об ублюдках, наворовавших денег, об их новых яхтах, бутиках и любовницах. Кто, как, у кого и сколько раз. А вообще, ты прав. Людям нужно вешать лапшу на уши, иначе они заскучают и начнут резать друг другу глотки. Люди ведь, по сути, недалеко ушли от зверей.
— В своем глобальном отрицании ты доходишь до абсурда, — сердито сказал Барышев. — Недалеко ушли? А искусство? А история в конце концов?
— История человеческой тупости, алчности и жестокости — вот что такое ваша «великая история», — с неожиданной жестокостью произнес Ларин. Потом тряхнул головой и, как-то странно усмехнувшись, добавил: — Нет, ей-богу, я бы все учебники истории побросал в огонь. Спалил бы их к чертовой матери собственными руками! А взамен раздал бы детишкам по листку бумаги с одной-единственной фразой: «Человек — это жестокая скотина, которой нравится мучить и убивать». — Тут Ларин выпучил глаза и громко икнул. — Что-то меня развезло, братцы… Видишь ли, друг Барышев, если ты не боишься вида крови, это еще не значит, что ты великий полководец. Если так уж хочется кромсать и потрошить людей, стань врачом. По крайней мере, врач всегда знает, когда нужно остановиться.
— Господа, не могли бы вы дымить на кухне? — наморщился Барышев, увидев, что отец Андрей и Вероника собираются закурить. — Золотце, ты ведь знаешь, я не выношу табачный дым.
— Пойдемте, дьякон, — сказала Вероника, презрительно глядя на мужа, — он нас все равно отсюда выкурит своим нытьем.
Стоять на кухне под открытой форточкой после духоты гостиной было особенно приятно.
— Вы пришли сюда с Марго? — осведомилась Вероника, пытливо глядя дьякону в глаза.
В одной руке у нее была дымящаяся сигарета, в другой — покрытый стразами мобильный телефон, с которым она, похоже, никогда не расставалась.
— Да, — ответил отец Андрей.
— Вы с ней любовники?
Дьякон удивленно на нее посмотрел и покачал головой:
— Нет, не любовники.
— Что же вы так покраснели? Постойте… У вас волосок на губе. Нет, не здесь. Давайте я уберу.
Протянув руку к лицу отца Андрея, Вероника вдруг прижалась к дьякону упругим бедром. Он слегка отпрянул, но наткнулся на стенку и оказался зажатым в угол.
— Что это вы от меня шарахаетесь? — улыбаясь, спросила Вероника. — Неужели я такая страшная?
— Вовсе нет, — ответил дьякон, хмуря брови.
— Так в чем же дело?
— Дело в том, что в комнате ваш муж.
Вероника посмотрела на дьякона удивленно.
— И что с того? Думаете, ему не наплевать? Мой муж самовлюбленный болван. Он может думать и говорить только о себе. — Она провела тыльной стороной ладони по щеке отца Андрея. — А вы симпатяга. Вы правда священник?
— Я дьякон.
Вероника приблизила свои губы к губам отца Андрея.
— Никогда не спала со священником, — произнесла она, горячо дыша ему в лицо. — Мне кажется, это должно быть забавно.
Левая рука Вероники скользнула по животу дьякона.
— Нам пора вернуться в комнату, — сказал отец Андрей.
Улыбка Вероники стала кривой.
— Послушайте, дорогуша, хватит корчить из себя недотрогу. Я же знаю, чем монахи занимаются по ночам в своих кельях. Публичный дом в сравнении с этим — просто Диснейленд.
— Вы слишком много выпили, — сказал отец Андрей и отвел ее руку от своего живота.
— А вы слишком мало, — ответила Вероника. — Ладно, черт с вами. Позвоните мне, когда созреете. Мой номер есть у Ларина. Кстати, я знаю пару фокусов, от которых мужики просто лезут на стенку.
— Я это запомню, — сказал дьякон.
— Запомните, дорогуша. Запомните.
Отец Андрей затушил сигарету и подошел к двери. Вероника проследила за ним насмешливым взглядом.
— Замороченный какой-то, — тихо пробормотала она, когда дьякон вышел. — Ну и хрен с ним. — Она прислушалась к звукам, долетавшим из гостиной. — А этот все разглагольствует, — с ненавистью проговорила Вероника, услышав голос мужа. — Болтун несчастный. В постели бы так языком работал.
Вероника взяла со стола пульт и включила телевизор. Рассеянно взглянула на экран, хотела отвести взгляд, но вдруг остановилась. Некоторое время она смотрела на экран телевизора, при этом лицо ее делалось все удивленнее и удивленнее. Поняв наконец, в чем дело, Вероника опасливо покосилась на прикрытую дверь кухни, затем поднесла к глазам телефон и, повторяя шепотом цифры, быстро набрала номер, указанный на экране телевизора.
— Алло… — тихо сказала Вероника в трубку. — Я хочу сообщить про двух людей… Про священника и журналистку, которых вы…
Кто-то крепко взял ее за руку и аккуратно вынул из пальцев телефон.
Вероника испуганно обернулась.
— Ларин! Что ты делаешь?
— Спасаю тебя от неприятных последствий.
Ларин выключил телефон. Положил его на стол. Вероника смерила его холодным взглядом.
— Ты знаешь, что эти двое — бандиты? — спросила она.
Ларин усмехнулся, дунул в патрон папиросы и вставил ее в уголок рта.
— Детка, они такие же бандиты, как мы с тобой.
— Но за тебя не обещали вознаграждение, — возразила Вероника.
— Вознаграждение? Зачем тебе вознаграждение? Твой муж богат.
— Он скуп, и ты об этом знаешь.
Ларин покачал головой:
— Он не скуп. Просто ты слишком много тратишь.
— Может быть, и так. Но иначе я не умею. Мне нужны деньги, Ларин.
— Они всем нужны.
Несколько секунд Вероника молча на него смотрела, ожидая, что он еще что-нибудь скажет, затем тряхнула волосами и решительно произнесла:
— Ладно. Я знаю, что делать.
Она взяла со стола телефон и направилась с ним к ванной.
— Если ты вызовешь милицию, я скажу, что ты звонила по моей просьбе, — сказал ей вслед Ларин. — И по просьбе Барышева. Премию придется разделить на три части, а это не ахти какие деньги.
Вероника остановилась в дверях. Медленно повернулась к Ларину.
— Это нечестно, — сказала она подрагивающим от ярости и обиды голосом.
— В этой жизни все нечестно, — ответил Ларин. — Обещаю тебе, я сделаю все, чтобы ты как можно дольше не видела этих денег. Ты знаешь, это в моих силах.
