Бюро темных дел - Эрик Фуасье
В этот самый момент в зале громко прозвучал насмешливый голос:
– Слышь, бандюган, ну ты уже решишься воткнуть в нее перо или тебе помочь?
– Вы, там, на галерке, заткнитесь! – понеслось со всех сторон.
Одноглазый замер с кинжалом в одной руке, а другой приподнял повязку и обвел свирепым взглядом зрителей верхнего яруса, которые только что, в самый интересный момент, испортили весь драматический эффект сцены. Клакеры в партере уже разразились гиканьем и свистом в адрес нарушителей спокойствия и шквалом аплодисментов в поддержку двух актеров, призывая их продолжить спектакль. Публика мгновенно разделилась на два враждующих лагеря, которые принялись самозабвенно обмениваться оскорблениями и насмешками. Вместо стрел на поле боя с темной галерки обрушились артиллерийские залпы из сальных оберток от еды, скатанных в шарики, и яблочных огрызков.
Аглаэ, так и не дождавшись рокового удара, который позволил бы ей продемонстрировать все свое актерское мастерство в изображении предсмертной агонии, перестала делать вид, что поглощена чтением, и переключила внимание на первые ряды зрителей. В следующий миг сердце у нее заполошно забилось: там, внизу, в полумраке за оркестровой ямой, она увидела прекрасное лицо инспектора Верна. Он, не побоявшись горячего масла, капавшего как раз над этими креслами с люстры, сел совсем близко к сцене, чтобы посмотреть спектакль, в котором она, Аглаэ, играла.
Охваченная трепетом девушка подумала, что инспектор пришел сюда только ради нее. И тогда, забыв обо всех разумных доводах против дальнейшего общения с этим молодым человеком, которые она себе приводила, Аглаэ с нетерпением юной девы накануне первого бала повернулась к своему партнеру по сцене и скорбно возопила:
– Нам что тут теперь, до ночи топтаться? Ты заколешь меня или нет? Давай уже решайся!
К ужасу драматурга, маявшегося за кулисами, и мадам Саки, которая и так уже рвала на себе волосы, представляя рецензии в завтрашних газетах, зал разразился оглушительным хохотом. С этой минуты мелодрама, замысленная довести до слез самых искушенных завсегдатаев бульварных театров, превратилась в бурлеск – публика веселилась до закрытия занавеса.
* * *
– У вас на спектаклях всегда так шумно? – поинтересовался Валантен Верн.
По окончании пьесы он сумел пробраться за кулисы, в актерскую гримерку, под предлогом служебной необходимости инспектора из «Сюрте» при исполнении. Аглаэ сидела пунцовая от стыда за постигшее сегодняшнюю премьеру фиаско, но быстро обрела прежнюю живость и хорошее настроение, едва лишь Валантен предложил продолжить вечер в его обществе. Они отправились в бар «У Бертрана» – так звали виноторговца с улицы Фобур-дю-Тампль, в чьем заведении любили проводить время статисты и исполнители ролей второго плана. Сейчас, уютно устроившись за столиком с кружками пива, оба следили за клубами голубоватого дыма, поднимавшегося от трубок других посетителей, и слушали потрескивание поленьев в старенькой печке.
– О, сегодня еще, считайте, было тихо! – отозвалась Аглаэ, которой пришлось наклониться совсем близко к своему спутнику, чтобы он услышал ее за шумом переполненного бара. – Раньше я играла в «Пти-Лазари». Там представление разворачивается не столько на подмостках, сколько в зрительном зале. Публика – сплошь работяги и шелупонь из предместий. Люд настолько простой, что ни в чем себя не стесняет: все что-нибудь едят во время спектакля, а объедки зачастую бросают в актеров. – Девушка замолчала, сразу пожалев о своей откровенности. «Вот дуреха! – мысленно вздохнула она. – Ты только что расписала ему себя как бездарную актрисульку, чей удел – прозябать в заштатных театриках. Ой, ну бестолковщина, да и только! Он примет тебя за жалкую девицу, у которой нет ни таланта, ни честолюбия для большой сцены. И примет заслуженно!»
Но у Валантена и в мыслях ничего подобного не было. Он почему-то разволновался, оказавшись так близко к этой молодой женщине, – и сам не ожидал от себя подобной реакции. Всякий раз, когда она наклонялась к нему еще ближе, он вдыхал аромат ее духов с цветочными нотками и старательно отводил взгляд, чтобы не засмотреться на открытый корсаж, под которым угадывались восхитительно округлые формы.
Распрощавшись с комиссаром Фланшаром и префектом полиции, молодой инспектор закончил последние приготовления к завтрашней дуэли и подумал, что не сможет провести в одиночестве вечер, который, возможно, станет для него последним на земле. Хотелось развеяться, выбросить из головы мрачные мысли о том, что случится завтра на рассвете, и он вспомнил о молодой актрисе, встреченной накануне. Раз уж ему предстоит на заре рискнуть жизнью лицом к лицу с Фове-Дюменилем, можно напоследок нарушить привычный монашеский уклад и подарить самому себе приятный вечер в театре. Лишь когда спектакль подходил к концу, Валантен решился предложить Аглаэ вместе поужинать. И сделал он это безо всяких нескромных мыслей – в отличие от большинства молодых людей его возраста, Валантен никогда не пытался искать благосклонности прекрасного пола. Как правило, женщины оставляли его равнодушным. Однако в этот вечер, сидя рядом с Аглаэ, он все больше нервничал. Удивительным образом Валантен не на шутку поддался озорному обаянию актрисы и вместе с тем чувствовал себя неспособным затеять игру в соблазнение.
– Ваш талант безусловно заслуживает того, чтобы блистать на самых престижных сценах, – сказал он в ответ на ее слова. – Ведь и Люсьен Довернь считал, что вы заслуживаете более достойного репертуара, верно?
– Люсьен в свои годы оставался пылким, восторженным мальчишкой. Но, как я сказала вам в нашу первую встречу, он начинал терять интерес к театру. В последнее время бедняга носил букеты роз другой музе.
Валантен отозвался на это с неожиданной горячностью:
– Как непростительно с его стороны! Могу поспорить, его новая избранница вам в подметки не годится!
Аглаэ комплимент обрадовал невероятно, но она не подала виду: боялась сойти за легкомысленную девицу, которой мужская лесть способна вскружить голову. Еще меньше ей хотелось, чтобы Валантен принял ее за распутницу, готовую увлечься первым попавшимся любезником. Однако в глубине души она не могла не признать, что теперь молодой инспектор волнует ее еще больше. Несмотря на внешнюю холодность и серьезный взгляд, который порой становился суровым и колючим, Аглаэ чувствовала в этом человеке какую-то затаенную муку. Именно душевные страдания придали ему столь сумрачный вид и прочертили горькие складки по углам рта. «Что за боль несет он в себе?» – гадала Аглаэ. Откуда в ней взялось это жгучее желание исцелить его, рассеять боль, как ветер разгоняет облака? И под силу ли ей справиться с такой задачей?
Девушка так глубоко задумалась, хмуря лоб и покусывая ноготь на большом пальце, что не сразу почувствовала на себе пристальный взгляд своего спутника. Валантен смотрел на нее, будто ждал ответа. Очнувшись,
