Укротить дьявола - Софи Баунт
– А оно платное? – Венера делает вид, что ей интересно, но сейчас ей куда интереснее рыться в косметичке.
Она искренне не понимает и осуждает мое решение простить Макса. Даже слышать о нем не хочет. Я могу понять. Но в моей голове и без того тонны злости на Лео и его семью. Хотя бы Макса надо было выкинуть.
– Есть платная и бесплатная версии, – объясняет Дремотный.
– Только не говори, что ты собирался там зарегистрироваться, – рычит Венера.
– А чего нет? У меня масса проблем! Пусть расскажут, как мне с тобой общаться, не получив ручкой в лоб!
Я рассматриваю картинку с пеликаном: птенцы до крови клюют его грудь.
– Что за жуть?
– Я читал, что пеликан – это олицетворение Христа. Смотри. – Дремотный открывает ссылку со стихотворением. – Я нашел гимн «Благой пеликан», который посвятил ему Фома Аквинский.
Иисус любимый, Пеликан благой,
Ты меня очистил Кровью Пресвятой,
Пусть мой бедный разум лишь Тобой живет
И Тебя с отрадой вечно познает.
– Да уж, – моргаю я.
В аудиторию входит профессор. И не просто профессор, а, мать его, Арье Цимерман. Веселье и шум затихают. Курилка не сразу замечает профессора, а затем бежит обратно за парту.
– Минус два очка, – говорит Цимерман.
– Это как? – удивляется парень.
– Это число, которое я отниму от вашей оценки за экзамен. Правда, боюсь, вы уйдете в ноль.
Одет он сегодня как обычно: черные штаны и длинный пиджак, напоминающий кимоно. Цимерман наверняка не ложился, но усталым не выглядит, только задумчивым, посматривает на двое своих часов. Впрочем, он всегда находится в философских размышлениях.
Экран моего телефона загорается.
Сообщение с незнакомого номера.
Опять.
Выдыхаю, осознав, от кого оно.
Я же просил не убегать. Чем ты думала? А если бы тебя поймали?
Лео. Он добыл мой телефон? О как. И пишет с незнакомого номера. Но это неудивительно, учитывая, что за ним следят.
Не поймали же.
Безбашенный Хромик.
Платье уже спрятал?
Это мантия.
Не вижу разницы.
Так и скажи судье на заседании.
Я усмехаюсь. Шуточки от Шакала с утра. Хотя мне не до веселья после вчерашнего. Лео решил просто проигнорировать мои слова о том, что между нами было? Какого черта он придумал? И этот Арье… Профессор совсем не смотрит на меня, думает, что я сделаю вид, будто все нормально и он не состоит ни в каком тайном обществе убийц? За кого они меня принимают? За шкатулку на прикроватной тумбочке? В которую можно накидать кучу дряни и забыть?
– У меня предложение, профессор, – поднимаю я руку. – Как насчет обсудить сегодня разграничение статей 210, 239 и 282.1 Уголовного кодекса?
– Меня восхищает ваш пылкий интерес к коллизиям и пробелам в праве, Эмилия, – едва заметно улыбается профессор, скрещивая руки за спиной. – Но почему ваше внимание привлекло разграничение именно этих статей?
Он пронзает меня глазами из-под серебристых очков.
– Пишу курсовую, – хмыкаю я.
– Тогда подойдите ко мне после семинара. И я вам помогу… направлю мысли в нужное русло.
– Мне бы хотелось обсудить коллективно, Арье Аронович. Очень уж интересно мнение других по поводу участия в таких организациях.
– Останови эту сумасшедшую, – умоляет мою подругу Дремотный и страдальчески добавляет: – На нас все смотрят, а я тут пожрать вообще-то пытаюсь.
Профессор задумывается.
Я знаю, что он любит обсуждать спорные темы, особенно когда в аудитории возникает живой интерес, пусть и к выскочке вроде меня. А я хочу посмотреть, как он будет сейчас оправдывать свое участие в «Затмении».
– Боюсь, сегодня в план занятия входил тест по теме прошлого семинара…
– Я тоже хочу послушать про разграничение статей! – вскидывается Дремотный.
– Да, да, нереально интересная тема, давайте обсудим! Как там… – невпопад добавляет Венера, – свидетели Иеговы, да. Я давно хотела предложить их обсудить!
Все в аудитории дружно кивают.
Профессор протирает очки, осознавая, что его загнали в угол, и с усмешкой говорит:
– Хорошо, отложим тест на следующее занятие.
Все дружно выдыхают, меняя взгляд с «что за дура» на «о, спасительница!».
Арье начинает ходить по аудитории.
– Действительно, в уголовном законодательстве наблюдается конкуренция норм об ответственности за создание преступного сообщества; за организацию объединения, посягающего на личность и права граждан, что в простонародье называют сектой, и за организацию экстремистского сообщества. Но эти три статьи: 210, 239 и 282.1 – кодекса имеют свои отличия. Вопрос лишь… что и от чего вы собираетесь разграничить, Эмилия? Возможно, хотите взять в пример какую-либо организацию?
Из зала поступают предложения:
– Свидетели Иеговы! – вновь Венера.
– Японское движение «Аум Синрике».
– Кришнаиты!
– Храм народов!
– Я бы не хотела брать конкретную организацию, – перебиваю всех. – Предлагаю обсудить ответственность, что грозит человеку за создание и участие в организации, которая… ну, скажем, убивает представителей одной социальной группы, тех, кто имеет власть и деньги, например. Если убивают из ненависти, это можно отнести к экстремистской организации? За ее создание статья очень серьезная, верно? И за участие в ней тоже. Так, профессор?
– У нашей Эми поменялись вкусы. Были маньяки, стали сектанты, – шутит Леся.
– Главное, что твои вкусы на стринги не поменялись, – парирует Венера, окидывая взглядом откровенный прозрачный наряд одногруппницы.
У меня сводит желудок от того, что Венере приходится меня защищать. Когда кто-то шутит над ней самой, подруга не реагирует, зато, если высмеять меня или Дремотного, она накидывается, как разъяренный доберман. Я искренне люблю ее за это. И одновременно мне паршиво, что ей целыми днями приходится заступаться за меня.
Дремотный, справившись с застрявшей в горле конфетой, разражается смехом.
– Вы правы, – кивает профессор, невесело усмехаясь, – экстремистская организация состоит из лиц, или придерживающихся одних политических взглядов, или исповедующих одну идеологию, или, например, подверженных религиозному фанатизму, а вот члены преступной организации могут иметь отличную от соучастников идеологию. В свою очередь, члены экстремистской организации, а также члены преступного сообщества совершают преступления в отношении граждан, не являющихся их соучастниками, в отличие от религиозных объединений, чья антиобщественная деятельность может осуществляться в отношении как граждан, не входящих в эти организации, так и самих ее участников. Но толкование без конкретных примеров – субъективно. Нужно… более детально изучить вопрос. Возможно, – он подходит к нашей парте, и Дремотный давится жвачкой, – вы неправильно оцениваете деятельность организации.
Я фыркаю и вместе с Венерой хлопаю друга по спине.
– Ни слова не поняла, – сокрушается подруга.
– А что насчет ответственности? – ухмыляюсь я.
Арье кружит вокруг нашей парты, как акула вокруг корабля.
– Лицо, добровольно прекратившее участие в экстремистском сообществе, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления, – говорит Цимерман.
– Вы считаете, что в цивилизованном мире вопросы могут решаться убийствами? – спрашиваю я.
– Цивилизация – это временная фикция, Эмилия. Лишите человека еды, и вскоре он полностью деградирует. А что касается убийств… поверьте, во все времена люди найдут причину поубивать друг друга.
– Вы не ответили на вопрос.
Венера дергает меня за рукав.
– Ты что делаешь? – шипит она на ухо.
Мы с Арье смотрим друг на друга. Мне грустно, что мой любимый профессор оказался фанатиком, грустно видеть, что он оправдывает действия «Затмения», грустно, что я больше не могу ему доверять. Я опускаю голову и молчу до конца пары, пока Цимерман опрашивает студентов с рефератами.
Арье совсем не такой. Я уверена. Он слишком умен и должен понимать, что кровавое возмездие – не лекарство от зла. Дело в чем-то другом. Впрочем, долго думать об истинных мотивах Цимермана нет смысла. Они очевидны.
Наша ледяная королева.
Стелла.
Я видела, с каким обожанием Арье смотрит на эту женщину, как на его жестких губах расцветает счастливая улыбка, а холодный взор сменяется пламенной страстью. Он поддерживает «Затмение» не ради справедливости. Не ради мести. Он хочет быть частью всего, из чего состоит сама Стелла.
