Укротить дьявола - Софи Баунт
В какой-то момент мое тело вдруг пронзает от удовольствия.
Я цепляюсь за плечи Виктора, за его напряженные руки – на них мышцы и вены натягиваются до предела. Пока я кричу от бешеных волн, которые растекаются по телу вибрирующими потоками и излучают сияние, сверкая всеми цветами спектра, Виктор делает еще несколько сильных толчков, а потом стонет мне в шею. Его руки крепко обвивают мою поясницу. По его позвоночнику растекается то же сладкое наслаждение, которое течет и внизу моего живота, – ядерное, взрывающее нас и все вокруг. Весь этот чертов мир! Мы шепчем друг другу какую-то бессмыслицу, будто пьяные…
Я никогда не чувствовала себя счастливее.
Пока мы лежим у камина, Виктор стискивает меня в объятьях, рассказывает на ухо какие-то пошлые шуточки, и они мне почему-то нравятся.
Вскоре мы снова утопаем друг в друге.
Мне хочется, чтобы ночь никогда не заканчивалась, хочется запечатлеть момент на холсте и остаться героиней этой яркой картины навсегда…
* * *
Я просыпаюсь в четыре часа утра, осознавая, что хочу пить.
Виктор вымотал меня. Да и себя тоже. Спит рядом, обнимая мою руку, потому что я не привыкла, чтобы во сне меня прижимали к себе. Не могу так заснуть. А вот он постоянно хочет меня тискать. Мы нашли компромисс. Я предоставила в его распоряжение целую одну руку.
Выбравшись из-под теплого одеяла, я отправляюсь за водой.
На кухне разбросаны куски хлеба, сыр и овощи. Между всем этим безумием мы захотели перекусить, но так и не получилось, потому что готовка переросла в секс на кухонной тумбе. О том, что хотели поесть, мы как-то забыли.
Я наливаю себе стакан холодной воды.
Слышу звук уведомления.
На столе лежит телефон Виктора. Видимо, забыл его здесь, когда мы переместились в душ.
Еще уведомление.
Гадство.
Ладно, одним глазком посмотрю.
Я нажимаю на сообщение. Ввожу пароль, который успела распознать по движению пальцев Виктора еще месяц назад.
Разблокировано.
Красота.
Читаю сообщение:
Старый душнила:
Стелла со всех сторон окружена связями, так что информацию об этом случае не дали. Отклонили запрос. А вот по Вальтеру кое-что есть. Молодец. Отличная работа. Расскажешь завтра остальное.
Они знают про Вальтера?
Но…
Я вижу на верхней панели значок диктофона, включаю приложение и осознаю, что он работает уже шесть часов – с момента, как Виктор в последний раз брал телефон в руки. Кажется, что у меня леденеют не только органы, но и сама душа. Я задыхаюсь. Открываю старые записи. Их очень много. Я нажимаю на одну запись за другой. Каждый день, когда я была рядом с Виктором… каждая минута записана.
Он записал все наши разговоры.
Все!
Абсолютно…
Он передал следствию все, что я говорила?
Сбоку раздается скрип.
Я поворачиваю голову и вижу… ее.
Мое отражение скалится кровавой улыбкой. Рот Ренаты разрезан от краев губ до скул. Эта сволочь смеется и не сводит с меня взгляда безумных зеленых глаз.
«Глупая, глупая малышка Ева, – поет она, – наивная тупая дурочка…»
Я отворачиваюсь.
Среди кусков хлеба на кухонной тумбе лежит широкий, длинный нож для мяса. На блестящей металлической поверхности я опять вижу свое отражение.
«Он использовал тебя», – хохочет оно.
– Прочь, – шепчу я, хватаясь за горло.
Мне не хватает воздуха.
В горле и груди будто ржавые гвозди, они режут меня изнутри, пронзают глубже…
«Все, все, все, – поет она, как колыбельную, – он записал каждый твой шаг, ты для него просто жалкий червяк; джекпот для шпиона, который нашел глупую зайку, чтобы затем перебить всю шайку…»
Я кусаю губы до крови.
Закрываю уши, чтобы не слушать этот жуткий смех, выгоняю из головы все мысли и чувствую, как слезы бегут по щекам.
Он меня предал?
Предал…
Использовал…
Нет!
Здесь что-то другое. Виктор бы со мной так не поступил! Нужно разбудить его и поговорить, уверена: найдется разумное объяснение. Он ведь… он не мог!
Пол уходит из-под ног. Стены дрожат, и я теряю равновесие, падаю на колени, одновременно ужасаясь треску стекол за спиной. Поднимаю глаза и вижу ее. Рената. В ее руках тот самый массивный нож с кухонной тумбы, а на лице полосы крови и улыбка до ушей. Ее любимая гримаса, дикая и острая, пугающая до сердечного приступа. Те, кто считает, что от страха умереть нельзя, не видели оскала Ренаты.
Я так долго сдерживала эту тварь… и вот она явилась: режет меня взглядом, ищет пробоину, чтобы забраться внутрь и завладеть штурвалом. Но я не позволю. Не теперь. Никогда!
– Он сдал тебя, – говорит эта чокнутая из зазеркалья, – наивная ты идиотка. Еще и воспользовался по полной программе.
– Я этого не знаю! Возможно…
– Что? – истерично перебивает Рената. – Хочешь спросить у него, зачем он собрал на тебя компромат? Да ты не просто идиотка, ты королева идиоток.
Она хохочет, раскручивая нож.
– Оставь меня!
– Он патологический лжец. – Рената опускается на корточки и упирается лезвием мне в подбородок. – Виктор знает тебя со школы, он был мразью тогда, остался и сейчас.
– О чем ты?
– Бедняжка Ева… ничего не помнит, – издевается Рената. – Даже того сумасбродного мальчика, которого она любила. Какая печаль. Мой маленький аппендицитик не помнит свою школьную любовь.
– Хватит загадок! Говори, что знаешь!
Рената проводит пальцем по острию ножа, загадочно напевая под нос. Под глазами растекшаяся тушь. Черный кожаный костюм сливается с тьмой, расползающейся по стенам, и кажется, что из темноты выглядывает только ее лицо – мое собственное лицо, искалеченное и жуткое; лицо, из-за которого я просыпаюсь с криками по ночам, мой худший кошмар… я сама.
– Знаю только одно, – шепчет она у моего уха. – Имя того, кто сегодня умрет.
Она вкладывает холодный нож в мою ладонь, и я осознаю, что не могу разжать пальцы. Они будто склеены. Кухня перед глазами появляется и растворяется, словно экран сломанного телевизора, который включается и выключается, давая понять, что скоро погаснет окончательно, и я вновь провалюсь в пустоту.
– Нет… – скрипящим голосом выговариваю я. – Нет! Нет!
Я хватаюсь за голову левой рукой, бьюсь затылком о кухонную тумбу, чтобы отключиться к чертовой матери. Снова и снова. Правая ладонь продолжает сжимать нож. Рената хохочет на всю комнату. И я чувствую, что теряю контроль над собственным телом, проваливаюсь в бездну.
– Нет, пожалуйста, не смей, нет! – умоляю я, но мой голос никто не слышит.
– Поиграли и хватит, – хихикает Рената. – Это было до тошноты милое времяпровождение, детка.
Я не замечаю, как поднимаюсь на ноги, продолжая сжимать рукоятку ножа, как оказываюсь в спальне и застываю над Виктором. Картинка перед глазами обрывается, точно поврежденная кинопленка.
В следующую секунду я размахиваюсь. Одно движение. Лишь мгновение. И острие ножа рассекает воздух, чтобы вонзиться в грудь мирно спящего следователя.
Notes
1
Фэйсы – сленговое выражение. Так называют сотрудников ФСБ.
2
Литорея – тайнопись, род шифрованного письма.
